— Я вполне уверена, — ответила я.

— Что ж, — сказала она и на мгновение нахмурилась сильнее, а затем ее лоб разгладился. — Что ж, если вы уверены. А вы уверены?

— Вполне уверена, переводчик.

— Тогда начнем сначала. — Она пожала плечами, словно прилаживая свой безупречный, идеальный пиджак, и снова поклонилась. — Губернатор, капитан флота. Честь имею с вами познакомиться. Я — переводчик Пресгер Зейат. И это очень неловко, но теперь мне действительно нужно спросить вас, что случилось с переводчиком Длайкви.

Я бросила взгляд на губернатора Джиарод. Она застыла и на мгновение даже перестала дышать. Затем распрямила свои широкие плечи и сказала совершенно спокойно, словно и не была только что на грани паники:

— Переводчик, нам очень жаль. Мы должны вам все объяснить и принести глубокие извинения.

— Она пошла куда–то и ее убили, не так ли? — сказала переводчик Зейат. — Дайте–ка угадаю, ей стало скучно, и она пошла туда, куда вы просили ее не ходить.

— Более или менее, переводчик, — подтвердила я.

Переводчик Зейат раздраженно вздохнула.

— Это очень на нее похоже. Я так рада, что я — не Длайкви. Вы знаете, что однажды она отрезала конечности своей сестре? Как она сказала, ей было скучно, и она захотела посмотреть, что получится. Ну, чего же она ожидала? А ее сестра никогда уже не была прежней.

— О!.. — произнесла губернатор Джиарод. Вероятно, ей больше ничего не удалось выдавить.

— Переводчик Длайкви упоминала об этом, — под твердила я.

Переводчик Зейат усмехнулась.

— Еще бы! — И после краткой паузы продолжила: — А вы уверены, что это была Длайкви? Возможно, здесь какая–то ошибка. Возможно, умер кто–то другой.

— Приношу глубочайшие извинения, переводчик, — сказала в ответ губернатор, — по, когда она прибыла, она представилась как переводчик Длайкви.

— Ну, в этом–то и дело, — ответила переводчик Зейат. — Длайкви из тех, кто говорит все, что в голову взбредет. Особенно если она думает, что это интересно или забавно. По правде сказать, ей на самом деле нельзя доверять.

Я ждала ответа губернатора Джиарод, но она, казалось, опять утратила дар речи. Возможно, потому что пыталась осмыслить вывод, который напрашивался из утверждения переводчика Зейат.

Переводчик, — сказала я, — вы предполагаете, что, поскольку переводчик Длайкви не вполне заслуживает доверия, она могла солгать нам о том, что она — переводчик Длайкви?

Весьма вероятно, — ответила Зейат. — Вы понимаете, почему я куда охотнее была бы Зейат, чем Длайкви. Мне не слишком нравится ее чувство юмора, и я определенно не желаю ее поощрять. Но я куда охотнее буду Зейат, чем Длайкви, прямо сейчас, поэтому, полагаю, мы можем позволить ей на сей раз немного поразвлечься. А есть что–нибудь, знаете ли… — движением руки она выразила свои сомнения, — что–нибудь осталось? От тела, я имею в виду.

— Мы поместили тело в анабиозный отсек, как только смогли, переводчик, — сказала губернатор Джиарод, изо всех сил стараясь ни голосом, ни видом не показать, как она поражена. — И… мы не знали, каким… каким обычаям надлежит следовать. Мы устроили похороны…

Переводчик Зейат наклонила голову и очень пристально посмотрела на губернатора.

— Это было очень любезно с вашей стороны, губернатор. — Она сказала это так, будто не вполне уверена в том, что это было любезно.

Губернатор опустила руку в карман пиджака и достала брошь из опала в серебре. Протянула ее переводчику Зейат.

— Мы, конечно, сделали памятные броши.

Зейат взяла брошь, осмотрела ее. Бросила взгляд на губернатора, на меня.

— У меня никогда не было таких раньше! И посмотрите, она такая же, как у вас. — Мы обе носили броши со времени похорон переводчика Длайкви. — Вы ведь не состоите в родстве с Длайкви, верно?

— На похоронах мы были вместо семьи переводчика, — объяснила губернатор Джиарод. — Для того чтобы все прошло пристойно.

— О, пристойность. — Словно это все объясняло. — Разумеется. Что ж, это больше, чем сделала бы я, честно говоря. Так. Значит, все понятно.

— Переводчик, — сказала я, — позволите ли поинтересоваться целью вашего визита?

Губернатор Джиарод поспешно добавила:

— Мы, разумеется, польщены, что вы удостоили нас этой чести, — и бросила украдкой взгляд в мою сторону, выразив таким образом неодобрение прямоте моего вопроса. Это было все, что она могла себе сейчас позволить.

— Целью моего визита? — переспросила Зейат, которую, казалось, это озадачило. — Ну, трудно сказать. Они говорили мне, что я — Длайкви, вы помните, а у Длайкви есть пунктик — помимо того факта, что нельзя верить ни одному ее слову, — ей все быстро наскучивает, и она в самом деле слишком любопытна. По отношению к самым неподходящим вещам в том числе. Я вполне уверена, что она прибыла сюда потому, что ей стало скучно и она хотела посмотреть, что тут будет. Но поскольку вы говорите мне, что я — Зейат, полагаю, что я здесь потому, что тот корабль действительно ужасно тесен и я пробыла в нем слишком долго. Мне бы в самом деле хотелось прогуляться вокруг, немного размяться и, возможно, получить какой–нибудь приличной еды. — Мгновение сомнения. — Вы ведь едите пищу, верно?

Такого вопроса я вполне ожидала бы от переводчика Длайкви. И возможно, она его задавала, когда прибыла впервые, потому что губернатор Джиарод ответила очень спокойно, чувствуя себя, как мне показалось, более уверенно:

— Да, переводчик. Не хотели бы вы чего–нибудь съесть?

— Да, пожалуйста, губернатор.

Когда переводчик Зейат еще летела к базе, губернатор Джиарод собиралась привести ее в свою резиденцию не через парадный вход, а через туннель доступа. До заключения договора Пресгер раздирали на части человеческие корабли и базы — вместе с их обитателями — без всякой постижимой причины. Все попытки сражаться с ними или защититься от них оказались бесплодными. До появления переводчиков ни одному человеку не удавалось вступить в общение с Пресгер. Оказываясь в непосредственной близости к ним, люди просто умирали, зачастую — мучительной и неопрятной смертью. Договор положил всему этому конец, но люди боялись Пресгер, и у них были на то достаточные основания. А поскольку я настояла, что нам не следует скрывать смерть переводчика Длайкви, у людей будут серьезные причины для опасений в связи с прибытием переводчика Пресгер теперь.

Я, со своей стороны, указала на то, что переводчика Длайкви окружили тайной и ничего хорошего из этого не вышло. Судя по всему, переводчика Пресгер невозможно ни спрятать, ни удержать взаперти. Так что, хотя большинство обитателей базы, несомненно, боятся Пресгер, что вполне понятно, и прибытие переводчика усилит их опасения, сама она будет выглядеть вполне по–человечески и вовсе не угрожающе, и, увидев ее, люди успокоятся. Губернатор Джиарод в конце концов согласилась, и мы отправились на лифте на главную площадь. Утро на базе было в разгаре, и множество граждан прогуливались по площади или стояли группами и беседовали. Всё как всегда, за исключением двух деталей: перед входом в храм Амаата — четыре ряда сидящих на затертом полу священников, в центре переднего ряда — ее преосвященство Ифиан, а дальше длинная, извивающаяся очередь граждан, которая протянулась от входа в здание администрации базы почти на три четверти длины площади.

— Что ж, — заметила я спокойно губернатору, что застыла как вкопанная в трех шагах от лифта, — вы сказали базе, что ваш помощник сможет справиться с любой проблемой, которая возникнет, пока вы будете заняты с переводчиком.

А та остановилась вместе со мной и губернатором и с любопытством осматривалась по сторонам, глядя на людей, на окна второго уровня и огромные барельефы четырех Эманаций на фасаде храма Амаата.

Я догадалась, что задумала ее преосвященство Ифиан, и это подтвердил быстрый и безмолвный запрос к базе. Священники Амаата бастовали. Ифиан объявила, что она не будет проводить утреннее гадание, поскольку стало ясно: администрация базы не прислушивается к посланиям Амаата. А тем временем, пока священники сидели перед храмом, невозможно было ни заключать клиентские договоры, пи регистрировать рождения или смерти, ни проводить похороны. Я оценила эту стратегию по достоинству: формально большинство похоронных ритуалов, которые традиционно обслуживали священники Амаата, мог так же выполнить любой гражданин, оформление действующего клиентского договора имело, вероятно, меньшую важность, чем сами отношения, и его, бесспорно, можно было отложить, и на базе с ИИ ни рождения, пи смерти просто не могли пройти незамеченными или остаться незафиксированными. Но все это оставалось очень важно для большинства граждан. Забастовка — не свойственная радчааи форма гражданского протеста, но у ее преосвященства был пример стачки полевых рабочих на планете. Стачки, которую я поддержала и потому не могла противиться приостановке деятельности священников, не выставив себя лицемеркой.