— Один поцелуй, Ральф, и ты снова не Ральф. — Наши лица всего несколько сантиметров разделяет. Еще чуть-чуть — и кончики носов будут соприкасаться.
Я вижу его глаза, узкую радужку, большие чёрные зрачки… Дик не мигает, и это делает его предложение серьёзным и полным смысла. Но ведь Дик не сможет избавить меня от роли, ведь не в его власти, ведь это миссис Шеферд решает, как Дик …
— Это чушь, ты не можешь изменить чужого решения, — сглатываю и настаиваю, — не можешь, ты блефуешь.
— А ты проверь, Рэнди, — усмехается. — Всего один поцелуй, с тебя не убудет и, возможно, освободишься от такой неугодной тебе роли.
Блеф. Блеф. Блеф. Это говно просто хочет со мной поцеловаться, и это никак не изменит роли. Никак. Блеф.
— Ну целуй, — прикрываю глаза.
Нет, не то чтобы я поверил в блеф или хочу с ним пососаться. Совсем нет. Просто — а вдруг…
Одной рукой он всё еще притягивает меня, делая ближе, а другой… подушечками пальцев проводит по моей щеке, становится щекотно, и в нетерпении шепчу:
— Либо целуй, либо провалив…
Холодные, мягкие, не противные. Поцелуй выходит детским поначалу, пока Дик не наклоняет мне голову и не сжимает челюсть так, что у меня остается лишь один выход — приоткрыть рот. А вот дальше уже не только не противно, но и хорошо. Язык, скользкий и горячий, проникает меж моих губ буквально на одну секунду, и этой секунды достаточно, чтобы я почувствовал сигаретный вкус во рту. И всё пропадает.
— Можешь открыть глаза, — насмешка в голосе, — целоваться ты не умеешь, но член бы в рот я тебе запихал.
— Ну ты и урод, — шепчу и пытаюсь отстраниться, но Дик против.
— А то ты не знал, — смеётся так славно, смеётся как Морис, — и главное, с какой лёгкостью ты мне продаёшься.
— Я просто не хочу играть эту тупую роль, и целоваться с тобой не такая уж большая плата, — шепчу сквозь зубы.
— Не такая уж большая плата, хм, надо было нечто более значительное просить, — рассуждает вслух, — ну да ладно, может продолжим?
Толкается по-прежнему твёрдым членом, и я едва не шиплю, словно змея, на это дело. Совсем уже охренел, голубой урод, блин.
— Бля, Кайзер, отьебись уже от меня, ну не нравишься ты мне, не хочу я тебя, понял? — Господи, никогда не думал, что в жизни такие речи придётся толкать. — Ну почему тебе так сложно поверить…
«Бззз-бззз-бззз».
Собираюсь вытащить телефон и ответить, но Дик перехватывает руки за кисти:
— В каком кармане?
«Бззз-бззз-бззз».
— Рэ-энди, в каком карма-а-не? — улыбается, блин, полоумный.
«Бззз-бззз-бззз».
— Чёрта с два скажу, отпусти руки и дай мне ответить, — заминаюсь, — это мама звонит.
«Бззз-бззз-бззз».
— Ну как хочешь, тогда я сам угадаю, — и он прижимает меня всем телом, расчётливо, чтобы почувствовать вибрацию. — Правый, значит.
Отпускает одну мою руку, но не для того, чтобы я смог взять телефон, а для того, чтобы он сам мог его взять, естественно.
И слишком поздно я понимаю, что глупо было положить телефон в правый карман, ведь там уже который день…
Дик вытаскивает длинную недокуренную сигарету, завёрнутую в стодолларовую купюру, вместе с вибрирующим мобильником. И если телефон он передаёт мне, предварительно прочитав на экране «Мама», то маленький предмет оставляет у себя для осмотра.
— Алло? — пытаюсь вырвать свой секрет из его лап загребущих, но довольно ловко он отдёргивает руку.
— Прослушивание кончилось? Ты получил роль?
— Ага, да, вот только вышел и собираюсь домой, — смотрю, как Дик вертит в руках «штуку» и наконец замечает тонкую прозрачную резинку, перетягивающую стодолларовую, свёрнутую в трубочку и прячущую в себе ту самую сигарету.
— Хорошо, целую и жду тебя дома! — раздаётся чмоканье, и я наконец могу сбросить вызов и сказать утырку: — Отдай!
Но поздно. Резинка сдёрнута, купюра развёрнута, сигарета на раскрытой ладони.
— Подожди, — хмурится, силясь понять, — неужели это та сигарета с детской площадки? Та сигарета, что я выкинул и… те сто долларов, которые я передал в насмешку?
Меня заливает стыдом и потом, в то же время Дик… сияет изнутри, прям излучает самодовольство. И я не могу его в этом корить.
— Зачем ты это носишь с собой? — спрашивает, всё так же насмехаясь.
— Собирался выкинуть, — притворяюсь, что всё отлично, супер, просто здорово.
— М-м-м, ясно, — смешок, конечно, он ни капли не верит, даже я себе не верю, хотя на самом деле носил это для того, чтобы выкинуть. Очень долго носил. — Ты прям от меня фанатеешь, да? — Спрашивает без издёвки, с прямым взглядом, с вызовом, с оголённой правдой.
— Что? Нет, я…
— Хах, бля, да ты не просто помешанный, ты, блин, фанатеешь от меня, ну и дела… — низко смеётся, запрокидывая голову. — Правильный Рэндал Уорт…
— Блин, послушай меня, я реально собирался выкинуть, просто забыл и…
— Давай сделаем так, детка, — берёт мою руку и вкладывает в нее злосчастную купюру и не менее злосчастную сигарету, резинка упала куда-то на пол, и уже никто искать ее не будет. — Я притворяюсь, что не видел этих явных доказательств того, что ты, бля, просто болен мной, а ты, в свою очередь, забудешь такие лживые слова, как «Ты мне не нравишься», «Я не хочу тебя», и мое любимое «Проваливай», идет?
Шантаж? Это ведь шантаж, верно? Сука.
— Гори в аду! — толкаю его и буквально убегаю. Чума, взрослый парень бежит от одноклассника как от бешеной собаки. Но Дик совсем не гонится за мной, подобно суке, я знаю это, даже не оборачиваясь, ведь его дьявольский смех постепенно становится всё менее слышен.
========== 22-ая глава ==========
Жёлтая вода стекает в канализацию, и я в который раз зарекаюсь не ссать в душе. А член всё еще стоит. Дрочить или нет? Минут через пять уже надо спускаться на завтрак, в раздумьях какое-то время просто смотрю на член и всё же перекрываю воду.
Управляюсь с одеждой, уже натянув мятую футболку и штаны, слышу короткое оповещение, которое застаёт врасплох. Компьютер. Фейсбук. Сообщение.
Не тратя времени, открываю и вижу, что это перепост от Джеффа. Перепост со странички Дика, блин.
«Пора терять голову».
И что это значит? Дик таки серьёзно собрался сыграть Повелителя мух?
— Доброе утро, милый, — мама приобнимает за плечи, когда я подхожу к столу, где в ожидании меня примостилась тарелка с хлопьями, пачка молока и сок. Отец ковыряет вилкой в омлете и не торопится завтракать. — Как спалось?
— Доброе утро, — зеваю, словно еще хочу спать, хотя, может, правда хочу. — Хорошо, рано уснул.
Заливаю хлопья молоком, мама присаживается, ставит локти на стол и упирает взгляд в меня. Даже есть неловко, честно слово, я напрягаюсь в ожидании допроса.
— Как дела в школе? Как пьеса? Тебе уже дали слова Ральфа для разучивания?
— Эм… не прогуливаю, отвечаю, задания выполняю, — жую. — Пока не дали, миссис Шеферд сказала подойти всем в среду после занятий, так что я буду позднее обычного.
— М-м-м, а этот, как его там, Кайзер, тоже получил роль? — спрашивает отец, даже не поднимая головы, а вот мама прям навостряет уши, ожидая ответа.
— Да, он играет Джека.
Расправляюсь с завтраком как можно быстрее, пока родители обдумывают мои слова. И, прежде чем выпить сока, говорю:
— Я не собираюсь с ним разговаривать, больше, чем того потребуют роли, — глоток, — так что можете не беспокоиться.
— Да мы и не беспокоимся, — мама натянуто улыбается. — Ты у нас умный и хороший мальчик, только вот этот Кайзер непонятно на что надеется.
Хах? Что она имеет в виду? Мама не торопится продолжать и, судя по ее бегающему взгляду, она осознала, что ляпнула лишнего.
— В смысле, непонятно на что надеется? Что-то произошло? — после этого моего вопроса отец резко заинтересовается убийством омлета, а мама…
— Ну, просто он приходил во вторник, — заминается, — но я его не пустила.
Прям чувствую, как изменилась атмосфера за столом, чувствую, как предки затаились в ожидании моей ярости. Только мне вот, блин, дико смешно. То есть Дик тусовался под дверью в надежде меня увидеть, а мама его взяла и не пустила. Вот лох-то!
