— Не грусти, — Мюррей читал меня, как открытую книгу, впрочем, я сам, видно, позволял это.

Он снова поднялся, только не ушёл, а снял полотенце и сел в кресло. Я видел его член, который был уже достаточно возбуждён и безумно привлекателен. Толстый, с красивыми венками, я просто потерял голову от него.

— Видишь, как ты меня возбуждаешь, — Мюррей пошире расставил ноги, и вообще расслабился, выдохнув сквозь зубы.

— У тебя вообще-то есть Якоб, он знает о твоих увлечениях? — я не мог оторвать взгляда от члена, и мне было всё равно, что он мог подумать, будто я животное в течке. Ведь так-то оно примерно и было.

— Да, у меня есть Якоб, — он облизал губы так эротично. — И нет, он ничего не знает.

«Боже, каков подонок!» — вот та точная мысль, промелькнувшая в моём воспалённом мозгу, когда я услышал его ответ.

Негодяй, изменник, маньяк и извращенец, но я по-прежнему был готов ему отдаться с потрохами. Да, меня, конечно, было не узнать, я сам себя не узнавал — куда испарились мои хвалёные принципы?

— А где он сейчас? — мне так хотелось выпить чего-то крепкого.

— Уехал проведать больную маму в больнице, — он сжал свой член, и его лицо исказилось в таком удовольствии… что мне тоже захотелось сжать его член.

— Ну ты и гад, — я уже не выдерживал, у меня начали трястись руки, и мне пришлось их сжать в кулаки.

Он засмеялся, но не громко, а перестав смеяться, рвано выдохнул.

— Да брось, давай поонанируем, пока его нет, а? — даже не знаю, что мне в этот момент захотелось больше: по-прежнему потрогать его член или ударить его.

Скорее — ударить, но не сильно, и только для того, чтобы он схватил меня, поставил раком и вставил в меня член. Я бы совсем не сопротивлялся, если бы он решил оттрахать меня грубо, и уж тем более не вспоминал, что он там встречается с каким-то Якобом.

Ох, знал бы об этом Джек, знал бы он, как круто изменит меня Мюррей.

— Ты правда омерзителен, — «омерзителен и восхитителен в своей сексуальности», — вот что я на самом деле хотел произнести, но вовремя придержал язык.

Он поднял бровь и ничего не сказал, увидев, как я дрожащими пальцами расстёгиваю рубашку.

— Так бы сразу, а то строишь из себя благородного, — прошептал он, когда я стягивал с себя остальные вещи и скидывал их кучкой у кресла.

Мне хотелось, чтобы он кончил, я хотел, больше всего на свете я хотел, чтобы он кончил на моих глазах. А ещё лучше, чтобы он кончил с моей помощью.

Не дожидаясь его пожелания, ну ладно, не смотри на меня так, К., его приказа, да, его приказа, я встал коленями на кресло и обхватил спинку руками. Как ты понимаешь, для него открылся хороший вид моей упругой задницы.

Он так низко застонал, когда я, отцепив одну руку от спинки, провел ею по бедру и оттянул ягодицу. С этим его стоном я просто прикрыл глаза, и, чтобы не вторить ему, укусил себя за губу. Во рту появился металлический привкус, и кровь всё прибывала, но мне было наплевать, а уж ему — тем более.

— Покрутись, поверти задом, — сказал он мне, зажимая головку меж пальцев и липким взглядом впиваясь в то, чем он хотел, чтобы я покрутил.

Я выполнил это, начав извиваться и пальцами пробегаясь по своему входу — это ему понравилось, из-под опущенных ресниц я наблюдал за тем, как он дрочит. Моя шея затекла, так как держать голову, повернув под таким углом, мне было не очень удобно, но было пофигу и на это. Я изнемогал и старался для него, смотря, как рвано он двигает рукой и слушая его тихие стоны.

Он кончил красиво: изогнувшись, запрокинув голову, не отрывая от меня взгляда, кончил себе на живот белёсыми каплями. А я в этот момент (представляешь насухую!) пропихнул резко в себя палец и, прижавшись к спинке кресла, будто это был он, получил оргазм такой силы, будто моё тело взяли измором.

Я долго не мог отдышаться и, даже когда дикое возбуждение получило выход, смотрел на его живот, и мне хотелось слизать эти чёртовы капли. Я прям хотел почувствовать его вкус, и от этого мне было противно, противно от самого себя.

— Мне жарко, Сэмюэль, — К. закрывает рот рукой, будто я рассказываю ей что-то омерзительно пошлое.

— Мне тоже было жарко, и трясучка долго не отпускала тело. Самое плохое ещё было в том, что тогда, когда он кончал, и я… ну когда я … свой палец в себя… я…

— Что ты? — она напрягается и смотрит на меня, не мигая.

— Я, боюсь, уже тогда захотел того, что до этого отвергал. И даже успел отвергнуть при нём — я захотел, чтобы он кончил в меня. Не знаю, был ли это соревновательный, или даже ревнивый момент с Якобом, или это моё тело и мои мысли так меня предали сами по себе. Не знаю…

— Ох, перестань, я вообще не понимаю порой твоих заморочек, — она отмахивается от меня, — лучше расскажи, что было дальше в тот вечер.

— Ладно, — я закатываю глаза и снова погружаюсь в ту субботу, — Мюррей поднял полотенце и вытер им следы преступления. После чего он, сидя голым и расслабленным, закурил.

Пока он пускал кольца дыма, и меня уже немного отпускало от пережитого, я думал о том, как опустился, а он уж о чём думал, я не знаю. Он смотрел на меня с прищуром, всё так же, как и прежде, читая, словно открытую книгу, а у меня по ногам бежал озноб… Якоб в больнице с матерью, а этот так грязно поступает, совращая меня.

Я, конечно, не знал их отношений, но чувство было мерзкое, и казалось, что виноват во всём я. Хотя я и понимал, что это он козёл.

Когда он тушил окурок в пододвинутую им пепельницу, раздался звук тормозящих колёс, и резвый мотор стих. Я думаю, у него было открыто окно, и поэтому я так всё хорошо услышал.

Мюррей поднялся и ушёл, а через минуту появившись произнёс:

— Якоб вернулся, — ухмыльнулся и, нагнувшись в камеру, шепнул, — созвонимся, моя хорошая девочка.

Меня перевернуло от мерзости и одновременно сладкого предвкушения. И, прежде чем сбросить звонок, он мне подмигнул, наглый, блин.

— Хорошее у вас начало … — К. прикрывает рот рукой, будто её что-то ужасает.

— Могло быть и хуже, — я кисло улыбаюсь, понимая, что «куда уж хуже?», хотя, если бы он был заключённым и отматывал срок лет в пятьдесят за многочисленные убийства, или оказался бы не геем… хм.

— Что было после?

— М-м, я долго не мог уснуть, всю ночь продумал, как быть и что вообще делать.

Поначалу я запоздало радовался, что он гей, а вот потом… этот Якоб. Я ругал Мюррея до самого утра, какими только словами я его не называл, и как только в голове с ним не расправлялся. Даже один раз заикнулся, что больше не бывать тому, что сегодня произошло, — на этом мой пыл и утих.

Прекращать делать это с Мюрреем было уже выше моих сил, и мой мозг начал работать не в направлении, как его оставить, а в направлении — как его получить.

Да, ты не ослышалась, дорогая моя. Обругав его как черта и дьявола, я начал понемногу жалеть его, и — не смейся. Я правда начал обелять его, допустив мысль, что это он не по своей воле. Быть может, он должен Якобу деньги? Или Якоб его спас от смерти, или вытащил из тюрьмы? В общем, я начал находить всё больше и больше оправданий для Мюррея, без его ведома. И ведь зацепки были — Мюррею надоел и дом, и сам он не просто же так, при живом-то любовнике со мной этим занимается?

— И что же ты надумал тогда, Сэмюэль?

— Ох, дорогая, я надумал тогда страшную вещь, — усмехаюсь и договариваю: — я надумал с ним встретиться…

========== 3 ==========

— Встретиться? — переспрашивает К.

— Да, встретиться, чтобы разочароваться в Мюррее, ну или переспать с ним, — хмыкаю, погружаясь в воспоминания и мои тогдашние мучительные душевные терзания. — Это был плохой для меня период…

Мюррей долго не выходил на связь, и я много дней провёл в ожидании его и в чудовищных сомнениях на его же счёт. Знаешь, мне тогда казалось, что он догадывался, каким-то особым способом чувствовал, что у меня появилось желание его увидеть, и поэтому не появлялся.

При самой встрече же я надеялся, что разочаруюсь в нём, правда надеялся. Не было бы лучше исхода, чем увидеть его и понять, что он не так уж обаятелен и совершенно не достоин меня. Ведь если бы он оказался классным, то мне бы пришлось плевать на свою мораль и спать с ним в обход Якоба, и, что ещё хуже, в дальнейшем делить его с Якобом, ничего не подозревающим. Как отбить Мюррея, я не знал. И был, конечно, третий исход, тот самый, который я выдумал, оправдывая его накануне, на который я тоже очень надеялся, — что Мюррей что-то должен или чем-то обязан, и тогда я бы легко решил его проблемы и получил бы его самого. Ну, конечно, при условии, что он в действительности этого стоит.