Сейчас это вспоминаю и стыдно, конечно, что у меня так мозги заплыли тогда, но, увы, так и было, потому что вместо того, чтобы убрать его руки подальше и выпихнуть его из тачки, я начал облизывать его кисть.

Просто лизал и лизал его руку, представляя что всё ещё занят членом, от которого меня несправедливо отодрали.

— Совсем уже не соображаешь, — он выдохнул и задрал голову, а его хватка в волосах ослабла так, что я смог пододвинуться к нему.

Мне было не очень удобно тянуться, ну, понимаешь, потому что я фактически оставался ещё на своём сидении, но целовал его на другом. Меня как с цепи сорвало, лизал и целовал его всего, жалобно воя, и трогая его приятное твёрдое тело. Залезал руками под его футболку, водил дрожащими пальцами ему по груди, и стонал, когда мой язык ласкал его пупок.

Рука всё ещё продолжала держать меня за волосы, и, когда ему наскучили мои ласки, он взял и толкнул меня вниз, возвращая, наконец, к члену.

Сразу же я взял наполовину, уперев максимально глубоко в горло, стараясь дышать ровно и через нос, но это не помогло. Меня затошнило, и пришлось мягко вытащить член изо рта, чтобы обрушить на него нежность из прикосновений языка.

Я был занят посасыванием головки и поглаживанием основания члена, когда его тело задрожало, и Мюррей тихо застонал. Я отодвинулся и, наверное поэтому, несколько капель попали мне прям в лицо. Естественно, вспомнил про салфетки и, пока Мюррей там блаженно расслаблялся, рыскал по салону в их поиске. И когда нашел, немедля кинул упаковку ему, вытащив парочку салфеток себе.

Вытирал полностью лицо и чувствовал омерзение, чистейшее омерзение, но возбуждение в паху от этого не спадало.

— Первый раз сосал? — ухмыляясь, он уже застёгивал джинсы. — Можешь не отвечать, и так ясно было по неуклюжести.

Я поморщился не только от его грубых слов, но ещё и от затёкших ног. Хотелось взять и пробежаться, а не сидеть.

— И всё же тебя можно похвалить, ты сделал это страстно, — и он засмеялся.

— Я тебе изначально говорил, что минеты не делаю, — огрызнулся и сложил все салфетки под сидение, дав себе установку потом не забыть выкинуть.

— Ну, знаешь, в это трудно было поверить, — он вытащил телефон и проверил время, — Сколько тебе? Двадцать семь? И такой взрослый гей никогда не сосал? Из области фантастики.

Я тогда задался вопросом, сколько же ему лет? И как он так точно определил мой возраст? Неужели, моё лицо всё так выдает?

— Ладно, — Мюррей собрался уходить. — До вс…

— Подожди, — тут уж я положил руку ему на бедро, — когда ты меня трахнешь?

— На следующей неделе, — посмотрел на мою руку, и может поэтому я пододвинул её к паху, — Что, весь горишь?

— Ты кончил, а я нет, — не то чтобы я упрекал, но несправедливо.

— Но времени на трах нет, — Мюррей потянулся ко мне, и его рука сжала мой пах.

Я больше не держал руку на его бедре, а переместил её ему на спину, млея от ощущения сильных мышц.

— Так хорошо? — и он поцеловал меня как-то несмело, хотя в то же время сильно надрачивал мой член сквозь ткань. Это был контраст: жёсткая рука и нежный язык, поглаживающий по моему. А его тело, за которое я держался, будто чтобы не утонуть… наверное, я кончил слишком быстро. Нет, конечно, можно взять в расчёт, что я был возбуждённым, ещё когда ему отсасывал, и всё же, он так улыбнулся, убирая мои руки, которые словно лианы его обвили, что я подумал, что кончил слишком быстро.

— Созвонимся и решим, что там на неделе, — он открыл дверь. — Мой график зависит от Якоба.

И, представляешь, именно это были его последние слова, прежде чем он хлопнул дверью и ушёл.

В штанах было липко, поэтому я минут пять ещё стоял припаркованным у дороги, очищая и член, и трусы от мерзости.

А когда ехал домой, всё, чего хотел, это промочить горло, избавиться от вкуса его плоти во рту. Воды в машине не было, поэтому да, я чувствовал Мюррея всю дорогу до дома.

========== 4.3 ==========

— Эх, жизнь слишком коварная, ты только подумай, моя дорогая К., только вообрази, что в среду мы встретились, а в пятницу я ехал домой с горящим после отсоса ртом. Жизнь слишком коварна…

— Не печалься, — она утешающе поглаживает меня по руке. — Не думаю, что это стоит сожалений. Ну, подумаешь, сделал минет после двух дней знакомства, ты же ему до этого виртуально отдавался…

— Лучше замолчи, — одёргиваю её. — Выходные были наполнены переживанием, и даже не по поводу моего очередного падения, хотя и по нему тоже, а потому, что я постоянно думал о том, как проводит уикенд Мюррей. Представлял себе их, держащихся за руки в парке, улыбающихся друг другу, верящих… и убивался. С другой стороны, можно пожалеть Якоба, вероятно, любящего этого гада, но я тогда был слишком ослеплён ненавистью к нему.

Лишь одно его имя «Якоб» заставляло меня навострить иголки, как ёжик.

Кое-как выходные остались позади, и прополз понедельник, прежде чем настало время серьёзных беспокойств. Уже вторник, а от Мюррея ни звоночка. Постоянно проверял телефон, надеясь хоть на сообщение, и, когда его не обнаруживал, тяжко сглатывал и отводил взгляд.

Было восемь часов, когда надумал дать ему понять, что всё ещё жду обещанного. Сначала хотел написать, а потом вспомнил, что он может часами не отвечать, поэтому решил, что вернее будет сразу позвонить.

Гудки шли долго, и с каждым новым сердце билось всё медленнее, обрываясь…

— Да, — помню свой испуг, когда услышал его голос слишком внезапно. Практически после потери всяких надежд.

— Уже вторник, — я взял журнал со столика и бездумно открыл на первой странице. Ничего не видел, даже картинок.

— А мы договаривались на начало недели?

— А что, на конец? — ответил я грубо, и может поэтому он смягчился:

— Подожди немного, — далее его голос звучал не мне и не близко: — Я пойду покурю.

Перевернув журнальную страницу, я терпеливо ждал, когда же он выйдет там куда-то и снова заговорит со мной.

— Совсем не умеешь ждать? — он не был раздражён, как я уже сказал, он смягчился.

— Умею, просто не могу, — перевернул ещё одну страницу, и там был сплошной текст, а я не узнавал ни одного слова.

— И ты уже придумал где? Или подставишься в машине? На капоте? — он шумно затянулся, видимо, уже курил.

Чуть было не ответил: «Да где угодно», но прикусил себе язык.

— Можем у меня, — закрыл журнал и бросил его на столик, — или отель, или моя квартира, мест полно.

Слышал, как он курит, или, просто зная, что он курит, я слышал соответствующие звуки. Как он затягивается… выпускает дым… как тогда, на камеру… сглотнул слюну и снова почувствовал во рту его вкус. Будто три раза потом зубы не чистил и кофем не запивал. Это было удивительно, но правда, та самая тяжесть во рту, нежность на языке…

— Можем, — ответил он, и его голос стал звучать тише: — Но знай, что я это делаю по личной симпатии.

Это звучало странно. Нет бы сказать, мол, трахну тебя потому, что ты мне нравишься, или там привлекаешь, или у меня на тебя встаёт. Нет, он, блин, сказал по «личной симпатии»! Удивительный человек.

— Эм, — я поднялся с дивана и начал ходить по гостиной, — ну, я тоже хочу дать тебе по личной симпатии.

Он хрипло посмеялся надо мной и дополнил:

— Имею в виду, что отказов в последнюю очередь я не потерплю, — стал таким серьёзным, — поэтому, если ты надумаешь поберечь свою задницу, то мне придётся несколько раз ударить тебя.

Я остановился как вкопанный. Ударить меня несколько раз? Он хочет избить меня? В голове всплыло, как он тыкал меня в член, и тот удар по щеке… кажется, я слышал что-то такое. Вот вертелось на языке, и получилось не сразу вспомнить такое слово, как «садизм».

— Ты садист?

Тут уже дело принимало другой оборот. Мне не хотелось ходить с кровоподтёками по всему телу и ездить к врачу исправлять нос. Знаешь, воображение нарисовало кучу страшных картин, где я лежу в луже крови, и это было, мягко говоря, удручающе, совсем мягко говоря. В общем, я струсил.