Во мне наконец проснулась стойкость, и я в преспокойном расположении духа выхожу из комнаты. Может, сегодня мой последний завтрак здесь? Нужно насладиться.
Но с грустью замечаю, что за столом сидят почти все, но отсутствует тот, кому я хотел посмотреть в глаза. Ирония, блин.
А еще мне кажется, что за одну ночь я повзрослел на пять лет. Но это так, мое внутреннее ощущение, которое к миру сейчас не имеет отношения.
За столом царит мрачная атмосфера, слышны лишь звуки дождя и приема пищи. Не понимаю, они знают и меня презирают? Или это все разыгравшаяся погода? Из-за чего вселенская печаль?
Встаю из-за стола раньше других, но запираться в комнате, надувшись, не хочется. Мерным шагом подхожу к стеклянной двери, выходящей на задний двор и открываю ее. Меня просто окатывает свежим, чудесным воздухом, с ног до головы прощупывает ветерок, и на лицо попадают капли.
— Ты чего такой? Случилось чего? — даже не оборачиваясь, узнаю по голосу Джеймса. По интонации.
— Да нет… — вздыхаю. — Это все погода.
— Ага, всю ночь лил, и сейчас не прекращается, — становится рядом и вытягивает руку под моросящий дождик.
Мы еще долго так стоим с ощущением полного спокойствия. Равнодушие ко всему не покидает меня.
Похоже, сейчас в этом доме никто не знает, какую детскую глупость я творил. Секретик…
*
К вечеру погода не утихомиривается.
Лежу на диване, покачивая в такт напольным часам ногой и листая скучный «Пророк» у камина. Тоска завладела мной. Квиддичная сводка прочитана, и только я переворачиваю страницу, как из камина выходит мистер Поттер.
Дыхание не учащается. С немного напускным равнодушием оглядываю его высокую фигуру. Не дано мне больше его голым увидеть. Может, воспоминания в думоотвод слить? Зачем только?
Утыкаюсь в газету, чтобы больше не поднять через силу пристыженный взгляд. Но и этого мне не дано.
— Ты чего здесь? Скучно? — в голосе проскальзывает какая-то ирония. Или я не умею уже рационально мыслить и все неверно истолковываю. Помешательство в моей голове, а в его голосе все же ирония.
— Немного. Вы рано, — голос не дрогнул, не споткнулся. Я не заикнулся и не покраснел. Будто барьер между ним и мной разрушился. Какая-то преграда между нами разлетелась, как желтые листья разлетаются с деревев осенью.
— Оставил работу на сотрудников, не все же мне сверхурочно вкалывать, — и не уходит. — Ужина еще не было?
Будто он не знает!
— Ммм… — перелистываю страницу и лениво поднимаю, наконец, взгляд. Не могу же пялиться в статьи вечно, когда он соизволил со мной поразговаривать. — Нет, не было. Вы голодный?
— Подобно зверю, — он облизывается и принимается разминать рукой шею.
С языка уже готова слететь фраза с предложением легкого массажа, но я вовремя понимаю, что рехнулся. То подглядывания, то массаж, еще подумает, что я в него втюрился! А я не влюбился, я просто чокнулся.
— Ваша жена, — почему так строю фразу? — на кухне. И возвращаюсь к буквам, которые пляшут в глазах.
Над головой раздается хмыканье, не раздраженное, а будто… с признанием уважения? И он твердым шагом покидает гостиную. А я перевожу дух — все же страх перед ним имеет место быть, но я неплохо держался.
И не понимаю. Мистер Поттер верно знает, но не говорит со мной о произошедшем. А еще, похоже, он никому ничего не говорит. Может, решил не уделять этому лишнего внимания? Ему наплевать или это… часть чего-то большего?
Мистер Поттер ведет игру? Или же (что невероятно, конечно) инцидент остался незамеченным?
========== 6-ая глава ==========
К субботнему обеду меня поджидает сюрприз. Дом Поттеров посетила чета Уизли. Но сюрприз не в этом, а в руках Гермионы Уизли — письмо.
Добродушно мне улыбнувшись после быстрого расспроса — «Как у тебя дела? Все ли хорошо?» — она отдает мне конверт без подписи.
— Это мне передал Гарольд.
Кто это? А-а-а, тот старикан, что выкинул меня когда-то. Но больше неприятных воспоминаний о нем меня интересовало письмо. Точно от родителей, больше не от кого.
— Спасибо, — бурчу под нос и, не отрывая взгляда от конверта, быстро ухожу к себе.
Так-так, что же пишет мне отец? Когда они вернутся? Дай Мерлин, скоро совсем.
На пергаменте ровным почерком выведены четыре предложения, которые пока лишь мельтешили, не давая возможности быть прочитанными. Я пробегаюсь глазами по листу еще раз и, наконец, могу начать читать.
«Скорпиус, отдых у нас на славу, возвращаться пока не хочется. Надеюсь, ты сможешь потерпеть еще немного без нас. Скоро все будет хорошо!
Надеемся также, Панси добра к тебе.
Целуем, родители.
13 июня»
О да! Все отлично, терпеть могу, а ответить на письмо не могу. Панси обо мне не вспоминает, а этот Гарольд, старый маразматик, мог бы письмо пораньше отдать.
Целую, ваш сын-творящий-незнамо-что.
Как же хочется, чтобы они вернулись, но, видимо, происходящему конца и края не видно. Мистер Поттер не перестает копать это дело. Черт. Я становлюсь заложником этого дома.
*
После обеда взрослые исчезают в неизвестном направлении: мистер Поттер, его жена, мистер Уизли и Гермиона Уизли — отвязная компания старперов. Завидую я недолго — возвращается Джеймс и вытаскивает нас с Алом в Лондон. Мы немного поболтались по городу, пока нам не всучили флаеры — на окраине встал цирк уродов — куда мы незамедлительно и выдвигаемся. Ал хочет узнать побольше, находя их уникальными, я — отвлечься и просто поглазеть, а Джеймс — поржать над чмошниками (именно так и выразился).
Стоянка цирка огромная и с куполом со звездным небом. Специальное затемнение, и романтический полумрак царит везде. Народу скопилось не одна тысяча, все веселятся. Впрочем, и меня покидает равнодушное настроение.
Джеймс покупает нам всем ваты сладкой, ярко-зеленого цвета мне, синей себе и серой с иллюзией мерзких червяков Альбусу, который злится, но не отказывается. А по мне так у него самая прикольная. Интересно, такая же на вкус, как и у нас? Но просить дать попробовать я не рискую, неприлично как-то.
После женщины с рогами и тремя ногами я уже не думаю о приличиях. Хохочу без умолку над каждой ерундой, будь то человек-слизняк или жирная баба с бубенотами на лице, что не выводятся никакими способами, или поскользнувшийся ребенок (он заплакал, но я хохочу, как и Джеймс). А вот Альбус смотрит на нас осуждающе и лишь иногда улыбается, а в остальном ему жалко всех этих выродков (как назвал их Джеймс).
Спорить никто не собирается и, насмотревшись на некрасивых, уродливых недолюдей, сидящих за решетками или просто в кругу себе подобных, мы сваливаем.
День катится к вечеру, закат пожирает небо.
*
— Аха-ха-ха, б-е-е-е… Я человек-баран, бе-е-е-е, — начинаю я капать на нервы Альбусу.
Джеймс звонко смеется и скидывает ботинки.
— Хватит, Скорпиус, это не смешно, — возмущается Альбус. — Представь, если бы ты родился с отклонениями…
— Хватит, Скорпиус, это не смешно, — передразнивает Джеймс, опираясь на мое плечо. — Ал, забей, Скорпиус красавчик, такова судьба! — А потом улыбается и ржет, иногда издавая «бе-е-е-е, бе-е-е-е».
Мы чуть не валимся со смеху прямо в коридоре, и лишь услышав, как Альбус, пробурчав «Моральные уроды», и, видимо, свалив, мы заметили, что в темноте одни.
— Эй, ты назвал меня красавчиком? — перед уходом из цирка мы позволили себя немного выпить пива. Я и Джеймс. Сказывается.
— Да.
Его глаза так близко, и губы — в интимной близости. И я хочу подшутить над этим фактом и ловко выкрутиться, но не успеваю, или не так уж и хочу успеть?
Холодные губы прикасаются к моим и тут же исчезают. Джеймс внимательно смотрит на меня — решусь ли?
Думаю, ничего страшного, если я поцелуюсь с ним еще разок. Когда-то мы уже это делали, почему сейчас не повторить? Тем более, момент подходящий, и мне еще вчера было так одиноко.
Подаюсь ему навстречу и оказываюсь в плену крепких рук и горячего поцелуя. Это все еще так необычно — чувствовать мужскую плоскую грудь вместо пышной женской, но необычно — не значит неприятно.