В полумраке мелькнул луч света, исходивший от жутковатой сумки Делёжа. Когда колдун повернул сумку боком к себе, словно с чем-то сверяясь, Люба почувствовала, что волосы на затылке зашевелились от ужаса. Прямо из кармана сумки ей, Журавлевой, любовался человеческий глаз. Хотя… Нет, скорее это стеклянный глаз, а не человеческий. Но он моргал, совсем как старая кукла Любы, которую ей подарила воспитательница в детском саду.
Глаз вдруг начал сиять – сначала слабо, потом все ярче, создавая узкий коридор света. Чужак, совершенно не замечая присутствия постороннего (или не заботясь о нем), повернул чудовищный портфель так, что свет из него стал падать на Женьку, медленно охватывая всю ее фигуру.
В этот миг Люба забыла обо всем: и о злости на Женьку, и о собственной безопасности. Она знала только одно – что не может позволить Соболевой исчезнуть.
Возможно, если бы девочка не действовала импульсивно, все сложилось бы иначе. Например, она могла вырвать портфель из рук чужака и убежать. Или попробовать напасть на манекен со спины. Или позвать на помощь кого-то из взрослых…
Но минуты уходили, а ей просто хотелось спасти Женьку. Задиру-кривляку-Женьку, которая постоянно ставила ей «подножки» в модельном бизнесе. И Люба, ворвавшись в комнату, просто толкнула свою главную соперницу, как можно дальше в сторону. И сама попала в круглый луч света, исходящий из портфеля колдуна.
– Любка! – пораженно воскликнула Соболева, больно стукнувшись макушкой о пол, но успев заметить, как та буквально растворяется в воздухе.
Манекен из золотистого пластика огорченно покачал головой, глядя на Женьку с высоты своего роста:
– Жаль, очень жаль, Евгения. Вы пропустили занятное приключение. И Гриоты тоже будут недовольны. Но мы можем забрать из этого мира для испытания только одного человека. Сегодня мы видели добровольное согласие… Но, к сожалению, не от вас.
Соболевой показалось, что по гладкому лицу манекена скользнула ухмылка. А затем Женя просто лишилась чувств. Она ничего не видела, не слышала и не ощущала. Ровно две недели.
Глава 7. Плакун
Любе казалось, что она падает сквозь разноцветный круглый коридор, состоящий из сменяющих друг друга колец. Словно бы она съела волшебный фрукт, уменьшающий тело, и провалилась в детскую пружинку, которую неизвестный озорник перекатывал из ладони в ладонь.
В какой-то момент почувствовав, что не может стерпеть тошноту, подступившую к горлу, девочка потеряла сознание. А когда пришла в себя, не узнала место, в которое попала.
* * *
Прежде чем открыть глаза, Люба попыталась подвигать кончиками пальцев. Ей казалось, что после такого падения от нее ничего не осталось. Даже каких-то маленьких кусочков. Ведь это – как свалиться с вершины Москвы-сити!
Наконец, девочке удалось пошевелить онемевшими пальцами. И впиться ногтями в землю. Да, под ней явно земля. Не пол, не асфальт. Но еще невероятнее ощущать дуновение ветра, разметавшего пряди волос.
Люба боялась открыть глаза. В голову лезли самые плохие мысли. Например, что она умерла там, в гримерке, защищая Соболеву. А сейчас тот злобный манекен стоит рядом, и ждет, когда ее душа очнется, чтобы мучить ее. Чего только в голову не полезет, если любишь читать на ночь комиксы и фэнтези!
Открыть глаза было необходимо. И Люба сделала это, несколько минут неподвижно глядя в нависшее саваном высокое небо над головой, плавно скользящую по нему пелену облаков… и солнце!
Сначала она просто лежала, не двигаясь. Даже просто дышать страшилась. Потом собрала все силы, перевернулась на живот, стремясь закрыться от солнца. То шпарило совсем, как южное в знойный полдень.
«А, что, в загробном мире солнце тоже светит? – удивилась девочка, прижав прохладные от земли ладони к щекам. – Ой, что я делаю! Сейчас буду чумазая, как трубочист!»
Но ее опасения не оправдались. Оказалось, что земля, на которой она «отдыхала», была белой. Совершенно белой. Как первый снег. Или зубной порошек, только без характерного мятного запаха. Или как песок на райских островах вроде Бали. Любе доводилось о них слышать и даже рассматривать картинки, но оценить в реальности пока не удалось. Оставалось надеяться, что однажды она станет известной моделью, которую позовут сниматься на обложки известных журналов в других странах.
Люба задумчиво подперла голову кулаком, разглядывая окрестности. Они поражали унылым единообразием. Сразу стало ясно несколько вещей. Первое: Журавлеву забросило куда-то очень далеко от цивилизации. Второе: она в лесу. Третье: лес странный, ни на что не похожий. И, если Люба обобщит свои наблюдения, то подытожит, что лес летний и зимний одновременно.
При этом снег здесь отсутствовал. Воздух был теплым, позволяя Любе не мерзнуть в ее джинсовом сарафане и легкой обуви. Никаких птиц на деревьях или надоедливых насекомых, от которых порой приходилось отмахиваться даже в Москве. Нет здесь и цветов, кустарников, травы. Никаких признаков водоемов поблизости. Просто белая рыхлая земля как в пустыне. Или на горе залежей известняка…
А деревья… Вот они особенно выделялись! Они стояли близко друг к другу, переплетая между собой множество белых, как земля, веток, лишенных листьев. Прямые и ровные узоры из одинаковых ветвей с кучей отростков неприятно напомнили Любе рисунки, изображающие строение человеческой нервной системы в учебнике по биологии.
«Точно я попала в сказку про Гретель и Гензеля. Там тоже был пугающий лес. Конечно, не белый… Но такой же опасный! Прямо чую, сейчас выйдет из-за дерева злая ведьма…»
Решив, что следует выбираться из этого неприятного местечка, Журавлева поднялась, отряхнула землю с колен, и тут заметила свою сумку, припорошенную песком. На сердце сразу стало теплее.
«Если мобильник работает, то сразу позвоню… По крайней мере, попытаюсь связаться с внешним миром!»
Люба, вздохнув, вспомнила о пакетах, оставшихся без присмотра в гримерке банкетного комплекса «Шелк»: «Эти спонсорские вещи сейчас хотя бы в родной и безопасной, или относительно безопасной, Москве. А я, вообще, где?!»
Порывшись в сумке, Люба вытащила мобильный. И не сдержала тяжелый вздох. Синий «Самсунг» со смешной стеклянной подвеской – четырехлистным клевером – разряжен. Или, возможно, сломался. В мутно-сером экране отразился нахмуренный Любин лоб.
Шансы выбраться из леса таяли на глазах.
Люба убрала телефон подальше в сумку, подавив желание швырнуть его в песок, как бесполезный хлам. Не стоит торопиться. Вдруг она сумеет вернуться через ту волшебную дыру (или кроличью нору?), которая её сюда привела. А другой мобильный телефон ей все равно не купят. Да и все ее важные контакты в этом телефоне.
«Если все-таки сломался, отнесу в ремонт. Когда выберусь», – поправив на плече сумку, девочка решительно пошла вперед, выбирая путь, где светлее, и деревья росли подальше друг от друга. Она внимательно оглядывалась по сторонам, с осторожностью ступая по земле. Мало ли, какую опасность скрывает белый песок? Например, существуют зыбучие пески. Вдруг здесь и болота есть?
Мысли Любы прервал громкий женский плач. Оглушающее «аааа» доносилось откуда-то справа.
Люба, в прошлом обходившая стороной рыдающих людей, облегченно вздохнула. Все-таки в этом заколдованном месте она не одна. Прибавив шагу, девочка направилась в сторону, откуда слышался плач, и через минуту выскочила на поляну.
Открытое место в лесу внушало надежду по ряду причин. Часть деревьев срублена. Правда, давно, и уже поросла белым мхом. Главное, деревья срублены человеческой рукой. И перевезены куда-то. Из этого следовало, что где-то не очень далеко живут люди. Остается только немного подумать и найти выход самой… Или спросить эту расстроенную женщину в белом одеянии, напоминающем платье или тунику.
Да, все-таки следовало обратиться к ней, подобрать нужные слова. Наверное, у неё какое-то горе. К сожалению, Люба не любила и не умела утешать плачущих людей. И она не знала, что случилось с незнакомкой. Девочка только надеялась, что дама не закатила истерику по той же причине, по которой и Люба сейчас здорово нервничает. Например, ее тоже забросило сюда воздушным потоком! Тогда, вероятнее всего, Журавлева лишится последней соломинки, не позволяющей ей пасть духом.
