Днём 19 августа (1 сентября) в Люблин поступили донесения, что колонна генерала Волошинова разбита, что обозы в панике бегут в Люблин, что горят интендантские склады в Травниках. Командующий 4-й армией вызвал к себе начальника 1-й гвардейской дивизии генерала Олохова{7} с его начальником штаба полковником Рыльским. По свидетельству офицера лейб-гвардии Егерского полка Н.И. Скорино, состоявшего в те дни при генерале Олохове в качестве ординарца, генерал Эверт кратко обрисовал обстановку на фронте. Он указал на угрозу железнодорожной линии Ивангород – Холм, на потери армии и предложил утром следующего дня дать встречный бой в районе деревень Суходолы и Седлиска Вельке. Генерал Олохов высказался, что для наступления сил недостаточно, что на 19 августа (1 сентября) в его распоряжении только Петровская бригада, лейб-гвардии Егерский полк и три батареи лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригады. Не желая слушать возражения, генерал Эверт категорическим тоном подтвердил приказ – утром следующего дня атаковать противника и отдал распоряжение о подчинении гвардейцев командиру Гренадерского корпуса генералу Мрозовскому. Далее Н.И. Скорино пишет: «Около пяти часов дня в Штаб дивизии прибыл офицер из Штаба Армии и передал мне кусок бумаги, на котором было написано всего несколько строк. Взяв в руки бумагу, я прочел с удивлением подписанное генералом Эвертом приказание дивизии немедленно выступить на фронт и утром 20-го атаковать и разбить противника. Меня очень удивило, что такой важный документ был прислан в виде простой записки и при этом даже не в конверте» (Головин Н.Н. Русская армия в Великой войне. Дни перелома Галицийской битвы. Париж, 1940. С. 57). Н.И. Скорино передал приказ генерала Эверта старшему из присутствующих в штабе 1-й гвардейской дивизии начальников – командиру лейб-гвардии Егерского полка генералу Буковскому. В своих воспоминаниях «Лейб-егеря в Великую войну (воспоминания командира полка)» он подтверждал, что получил его на клочке бумаги, и привёл текст приказа: «Противник в превосходных силах прорывается к станции Травники. Гренадерский Корпус, изнемогая в борьбе, понес большие потери; предписываю дивизии немедленно выступить в направлении на… и разбить противника».
Вновь штаб 4-й армии применил методы «отрядной войны», отправляя на фронт формирования, лихорадочно собранные из того, что оказалось под рукой, без необходимых огневых средств и данных разведки. Понимал ли в тот момент генерал Эверт всю меру ответственности за введение в бой Старой гвардии? Ведь Старая гвардия не отступит, не сдастся в плен. Она – или погибнет, или победит, но победа эта будет пирровой…
Тут мы подходим к большому вопросу об отношении государства и власти к национальной элите во всех сферах жизни. В наши дни он звучит с новой остротой. Потеря элиты не компенсируется ничем!..
Штаб 4-й армии расставлял на топографической карте флажки, словно фигуры на шахматной доске. На что надеялись «гроссмейстеры» в генеральских погонах, жертвуя ферзём в обмен на пешку? Можно возразить, что регулярные войска должны быть готовы к форсажу в случае необходимости. Что после взятия неприятелем Красностава, разгрома колонны генерала Волошинова такой момент настал. Но так ли необходима была эта жертва? Для ответа обратимся к воспоминаниям авторитетного генштабиста генерала Головина: «Отряд генерала Мрозовского, силой в 40 батальонов, 10 батарей и 18 сотен, должен был встретиться 20 августа (2 сентября) с 2,5 пехотными дивизиями и маршевой бригадой Х А.-В. корпуса, силой в 37 батальонов, 16 батарей и 5 эскадронов.
Таким образом, преимущество в огневой силе было на стороне нашего врага. Но начиная со следующего дня, несмотря на подход к боевой линии Х А.-В. корпуса третьей его пехотной дивизии (45-й), преимущество в силах переходило на нашу сторону, так как у нас заканчивалось сосредоточение частей Гвардейского и III Кавказского корпусов, а в тыл Х А.В. корпуса выходил наш XXV корпус. При такой стратегической обстановке нам совсем не нужно было торопиться с атакой. Напротив того, встретив атаку Х А.-В. корпуса на позициях Гренадерского корпуса, мы выиграли бы время для более глубокого выхода в тыл Х А.-В. корпусу, не только нашего XXV арм. корпуса, но и следовавшего уступом левее его другого корпуса армии ген. Плеве – XIX. Упорствующему в своем наступлении генералу Гуго Мейкснеру[13] грозило бы полное окружение всего его корпуса» (Головин Н.Н. Русская армия в Великой войне. Дни перелома Галицийской битвы. Париж, 1940. С. 63). 20 августа (2 сентября) у отряда генерала Мрозовского было достаточно сил и огневых средств для крепкой обороны, что позволяло сковать и измотать наступающего противника. Уже на следующий день, после подхода подкреплений и флангового удара частей 5-й армии, складывалась удобная ситуация для активных боевых действий для завершения окружения и разгрома Х австро-венгерского корпуса. Лихорадочно собранные отряд генерала Мрозовского и колонна генерала Волошинова действовали сами по себе в условиях информационного вакуума. Не было должного согласования действий между штабами 4-й и 5-й армий. Не ощущалось твёрдого управления войсками со стороны штаба Юго-Западного фронта. Оперативная близорукость и стратегическая недальновидность штабов всех уровней, а также склонность командования 4-й армии к ведению боевых действий авантюрными, ненаучными методами «отрядной войны» привели сначала к разгрому колонны генерала Волошинова, а затем к неоправданным тяжёлым потерям в рядах Гвардейского корпуса.
Интересно, что в то же самое время на правом фланге 4-й армии генерал Эверт проводил боевую операцию по всем правилам военного искусства. Там он стремился лишить свободы действий части генерала Данкля и не дать ему сосредоточить крупные силы на своём ударном правом фланге. Эффективно использовались аэропланы для воздушной разведки, что позволило быстро выявить основные укреплённые районы австрийцев на рубеже реки Ходель. На южном берегу русские войска занимали небольшой плацдарм в два-три километра, где неприятель и ожидал от них активных боевых действий. Однако атаковать там пришлось бы по гласису[14] неприятельских позиций, без должной поддержки артиллерии и без удобных наблюдательных пунктов, что грозило большими потерями. В то же время сильная австрийская позиция на северном берегу реки имела форму выступа, охваченного расположением русских войск. На холмистой местности имелось несколько хороших точек обзора. Здесь русское командование и решило нанести главный удар.
Генерал Эверт дал возможность 18-му корпусу собраться за правым флангом 4-й армии и только тогда отдал приказ о наступлении. Упорядоченное оперативное руководство сразу же привело к серьёзным тактическим успехам. В 6 часов утра 20 августа (2 сентября) русские части силами 18-го корпуса, правым крылом 14-го корпуса и 13-й кавалерийской дивизии перешли в решительное наступление. Бои 20 и 21 августа (2 и 3 сентября) на реке Ходель завершились поспешным отходом австрийских частей с хорошо укреплённых позиций. В итоге австрийское командование отказалось от переброски целой пехотной дивизии на свой ударный правый фланг, что существенно облегчило положение корпуса генерала Мрозовского, в составе которого сражалась 1-я гвардейская дивизия.
Эшелон с пулемётной командой и штабом лейб-гвардии Преображенского полка неожиданно встал, не доезжая Люблина. По распоряжению коменданта станции командир полка приказал выгружаться. Вскоре выяснилось, что распоряжение ошибочное и надо продолжить движение. Невероятно быстро и слаженно прошла погрузка. От отдачи приказа до заведения последней лошади в вагоны потребовалось всего тридцать две минуты…
Ранним утром 18 (31) августа эшелоны лейб-гвардии Преображенского полка подошли к Люблину. На люблинском вокзале преображенцы увидели большое скопление раненых. На выходе из города тоже часто встречались одиночные легкораненые солдаты Гренадерского корпуса, шедшие с близлежащих позиций. На жадные расспросы о положении на фронте они с пессимизмом отвечали:
