«– Вы знаете, – говорил Александр Павлович, – как я дорожил своим полком. В нём были ещё унтер-офицеры, которых я сам учил в учебной команде. Они меня понимали с одного слова, и вот, как лучшую память об этом полку, я храню у себя на груди эмблему его Всероссийской славы…
Александр Павлович расстегнул гимнастёрку и показал Георгиевский крест со знамени полка, который носил всегда на цепочке с нательным крестом» (Генерал-майор Пешня. Первый марковец. Генерал Кутепов (сборник статей). Париж: Издание комитета имени генерала Кутепова, 1934. С. 250–251).
На Великой войне Александр Павлович был тяжело ранен три раза. Почти всю Гражданскую он провёл на передовой. В «Ледяном походе» в одной из атак его плащ был трижды пробит пулями, но сам он чудом остался невредим. Однажды, обманно выбросив белый флаг, красные в упор расстреливали группу офицеров, готовых принять пленных. Полковник Кутепов был среди них, но пули его не задели. А когда в штабной вагон подбросили бомбу, её вовремя удалось обезвредить… 18 октября 1920 года в Северной Таврии у деревни Отрадное на поле боя приземлился аэроплан с известием из Крыма. Генерал Кутепов приказал шофёру гнать к лётчику. Автомобиль помчался под мощным огнём красной батареи. От частых разрывов машину засыпало мёрзлой землёй. Но артиллеристы не могли нащупать цель – их снаряды неизменно уходили мимо… За всю Гражданскую войну Александр Павлович не получил и царапины, словно хранил его императорский Георгий…
– Не спешите. Будет вам Ташкисен… – сказал штабс-капитан Кутепов своим нетерпеливым товарищам. А они продолжали сетовать, что Старую гвардию берегут.
Нет! Старую гвардию не берегли. В первом же бою она будет брошена в огонь в лоб на пушки и пулемёты, на превосходящего по численности врага, воодушевлённого победоносным наступлением. Она будет штурмовать господствующие высоты без артиллерии, так как она ещё не подошла, без резервов, поскольку они ещё не сформированы, без поддержки частей фронта, которые несколько дней отступали, деморализованы и не способны выдержать даже незначительный нажим неприятеля. Но об этом рассказ впереди…
16 (29) августа полковник граф Игнатьев получил долгожданный приказ о погрузке лейб-гвардии Преображенского полка и отправке на фронт. Направляясь к вокзалу, преображенцы шли по улицам Варшавы бодро и молодцевато, весело гремела над польской столицей старая солдатская песня:
Солдатушки, бравы ребятушки,
Кто же ваши деды?
Наши деды – славные победы
Вот кто наши деды!
Отношение поляков к России резко стало радушным с момента издания манифеста Верховного Главнокомандующего великого князя Николая Николаевича о воссоединении польского народа под скипетром русского царя[8]. Вдоль улиц толпились горожане. Они провожали рослых лейб-гвардейцев приветливыми взглядами, а варшавянки бросали русским воинам цветы. Многие весело подпевали богатырям. Глядя на стройные ряды бравых солдат-великанов, все присутствующие искренне верили, что нет в мире силы, способной остановить такую мощь.
Чётко и слаженно на варшавском вокзале прошла погрузка Петровской бригады. Перед отправкой лейб-гвардейцы увидели раненых, прибывших из 2-й армии генерала Самсонова. Об этом эпизоде семёновец полковник Зайцов 1-й{6} писал: «Раненые были совершенно деморализованы (насколько мне помнится, они принадлежали 6-й пехотной дивизии XV корпуса). Их рассказам, конечно, не придавали значения и никому в голову не приходила мысль, что наша 2-я армия понесла такое жестокое поражение (увы, рассказы раненых точно передавали начало катастрофы нашей 2-й армии у Танненберга-Сольдау)» (Зайцов А.А. Семёновцы в 1914 году. Гельсингфорс, 1936).
Эшелоны двинулись на Люблин[9], на выручку 4-й армии генерала барона А.Е. Зальца, отброшенной австрийцами в итоге ожесточённых встречных боёв 10 (23) – 12 (25) августа под Красником в ходе Люблин-Холмской операции[10]. Австрийцы нажимали на левый фланг 4-й армии, пытаясь охватить его. Фронт катился на восток, угрожая Люблину. Из-за перегруженности железной дороги эшелоны двигались медленно и разными путями. Одни шли через Седлец и Луков, другие – через Ивангород[11].
Не чуя приближения беды в Восточной Пруссии, Ставка всё своё внимание сфокусировала на ситуации с 4-й армией. 12 (25) августа 18-й корпус включили в состав Юго-Западного фронта. С 16 (29) августа 1-я гвардейская дивизия, а на следующий день 2-я гвардейская дивизия и гвардейская стрелковая бригада направлялись к Люблину.
В 23.30 17 (30) августа в Ставку поступил доклад полковника Новицкого, командира 21-го пехотного Муромского полка, который пробился с остатками своих частей из окружения в Восточной Пруссии. Утром 18 (31) августа пришло донесение штаба Северо-Западного фронта о разгроме 2-й армии генерала Самсонова. В немецкий плен попало около пятидесяти тысяч русских солдат и офицеров. Находясь под тяжёлым впечатлением от катастрофы в Восточной Пруссии, Ставка внесла изменения в стратегические планы.
К Люблину стягивались свежие части за счёт войск Варшавской группировки, что означало отказ от идеи наступления через Познань на Берлин. Туда же шли 3-й кавалерийский корпус и следовавший из Петрограда 22-й корпус, и некоторые другие части. Однако в ответ на переброску двух немецких корпусов из Франции директивой Ставки № 313 от 18 (31) августа 22-й корпус передавался на Северо-Западный фронт для формирования 10-й армии. К директиве прилагались «Стратегические соображения, предложенные на обсуждение штабу Северо-Западного фронта на основании положения дел на этом фронте к 19-му августа (1-му сентября)», подписанные начальником оперативного отделения Ставки полковником Щёлоковым. В документе этом говорилось о необходимости покинуть «Польский мешок». Юго-Западному фронту ставились сжатые сроки для нанесения мощного удара под Люблином, а в случае неудачи – отвести правый фланг фронта на линию Брест-Литовск – Кобрин. Колебания Верховного командования относительно дальнейшей стратегии и нервная обстановка в штабах всех уровней пагубно сказывались на состояние дел в боевых частях.
Ставка торопила Юго-Западный фронт с завершением Люблин-Холмской операции. Штаб фронта давал указание командующему 4-й армии форсировать наступление. Из-за спешки штаб 4-й армии неоднократно посылал на фронт импровизированные отряды, почти без артиллерии, без средств связи, без должной ориентировки о местоположении врага и своих частей. У многих командиров не было топографических карт и планов. Не было времени на боевое слаживание… Ошибки штабов приводили к напрасным жертвам на поле боя.
Единоличным начальником в боях под Люблином был командующий 4-й армии генерал Эверт, сменивший семидесятилетнего генерала Зальца. 18 (31) августа на фронте левого фланга 4-й армии обстановка продолжала накаляться. В тот день армия занимала линию: Вонвольница – Хмельник – Петровиче – Яблонна – Хмель. В зоне боевых действий соседней 5-й армии противник занял город Красностав. О чём штаб Юго-Западного фронта получил от командующего 5-й армией генерала Плеве донесение с просьбой о помощи. Главнокомандующий Юго-Западным фронтом приказал генералу Эверту немедленно оказать содействие левым крылом 4-й армии. Нервная атмосфера быстро передавалась по командной вертикали штабов. К тому же поэшелонное прибытие в Люблин дивизий создавало соблазн бросать их на фронт частями, не дожидаясь полного формирования.
О том, что происходило в те дни в штабе 4-й армии, красноречиво написал известный военный учёный, профессор Николаевской академии Генерального штаба, генерал Н.Н. Головин: «…я зашел в отделение генкварма[12] и был поражен той суетливой примитивностью, с которой происходила оперативная работа. Применяемые методы могли быть допустимы в штабе полка, самое большое в штабе дивизии, но не в штабе армии. Все что происходило, наглядно показывало, что наштарм генерал А.Е. Гутор плохо представлял себе, как должно происходить оперативное управление Армии… Как правило, без исключения, приказания из Штаба армии получались с таким запозданием, что выполнять их было нельзя; как правило, нас без толку “дергали”, заставляя производить ненужные марши; в критические минуты мы оставались не только без указаний, но даже без ориентировки; это не мешало Штабу армии вмешиваться в подробности выполнения, которые всецело входили в круг обязанностей нашего начальника дивизии генерала князя Туманова…» (Головин Н.Н. Русская армия в Великой войне. Дни перелома Галицийской битвы. Париж, 1940. С. 56). Н.Н. Головин оказался среди молодых штабных офицеров – его учеников в Академии Генерального штаба. Возмущённые несоответствием требований военной науки и правды жизни, они в красках рассказали о пещерных методах управления войсками в штабе 4-й армии и подвергли их уничтожающей критике. Не желая подрывать авторитет их начальника, Н.Н. Головин не ответил на шквал вопросов и с тяжёлым сердцем уехал в лейб-гвардии Гродненский гусарский полк, которым в то время командовал.
