– Да оставь, знаешь же, что не выйдет, – вздохнула я. – Делай, как обычно.

– Но госпожа… – начала было служанка, но все же покорилась.

Теперь косу вокруг головы носят только крестьянки, но иначе… Разве что с вовсе распущенными волосами выйти, а это для взрослой девицы непристойно, не ребенок уже.

Я взглянула на свое отражение. Что ж… мне можно дать не четырнадцать, а все двадцать: и ростом удалась, и статью, и лицо уже недетское. Вот только если б не фигура: не досталось мне матушкиных округлостей, хоть плачь!

Плакать, однако, я не собиралась: день был важный. Сегодня старый князь решил наконец представить меня гостям.

Народу в трапезном зале было очень много, и кто другой наверняка бы растерялся, но я-то выросла на перевале, где кто только не гостил! (Сдается мне, увидав этих гостей, многие из здешних придворных убежали бы впереди собственного визга.) Словом, не думая смущаться, я прошла к князю, а он улыбнулся мне и жестом пригласил за стол.

Справа оказался Райгор, и был он, против обыкновения, мрачен, должно быть, опять получил нагоняй от отца. На меня он взглянул мельком и тут же отвернулся. Я могла его понять: напротив сидела красивая девица его лет: пышный бюст едва прикрыт тончайшим кружевом, щеки алеют нежным румянцем, ресницы трепещут… Как же на такую не засмотреться!

Мое появление вызвало некоторое оживление в зале. Князь жестом попросил тишины и, встав со своего места, произнес:

– Господа, позвольте мне представить вам благородную Альену Сайтор, мою воспитанницу и будущую супругу моего сына!

Кто-то громко, не сдержавшись, ахнул. Присмотревшись, я узнала старого друга отца, рыцаря Раве, того самого, до чьего замка было рукой подать от моего дома.

Шум в зале постепенно стих, гости занялись угощением и разговорами. Я же сидела как на иголках до самого конца трапезы, и, на мое счастье, продолжалась она недолго. Я уж давно поняла: князь Даккор знал счет деньгам и вовсе не собирался устраивать застолий от заката до рассвета, как бывало у нас! Особенно если заявятся горномогучие соседи со всеми чадами и домочадцами: эти, пока от пары быков даже косточек не оставят и не осушат пяток бочек, из-за стола не встанут. Разве только плясать пойдут, а тогда только и смотри, как бы не угодить под их хоровод: затопчут и не заметят, потому как пляшут они так же, как пьют и едят, – без удержу.

Стоило мне вспомнить пляску горных богатырей, от которой содрогался замок, а кое-где сходили небольшие лавины (и потому устраивать веселье старались во дворе, если погода позволяла), как гостей пригласили пройти в другой зал, приглашая к танцам.

Старый князь мирно беседовал с незнакомыми вельможами, а я, ускользнув потихоньку, отправилась искать рыцаря Раве, проскальзывая между танцующими. Это было несложно, потому как я с раннего детства привыкла шнырять под ногами у плясунов, а здешние танцоры им не чета: в худшем случае толкнут или на подол наступят, не насмерть же затопчут…

Долго искать не пришлось: старик вовсе уж невежливо растолкал гостей и заключил меня в объятия.

– Альена!

Я с удивлением увидела слезы радости у него на глазах.

– Вот счастье-то какое!

– Дядюшка, что такое? Ты разве не знал…

– Мы же думали, что ты погибла! – продолжал он, не слушая. – Мне как далекоглядящий весточку принес, что Сайтор сгорел, я туда ринулся, спешил, как мог, но… Альена, там… Развалины одни и пепелище, никого не найти. Кто из ваших на дальних пастбищах был, те уцелели, видели зарево издалека, вот и прислали ко мне гонца, а что толку? Потом еще горномогучие подошли, аж четыре старших клана, помогли разобрать завалы, но… – Раве прикрыл глаза рукой. – Только косточки и нашли, а чьи – поди угадай! Как же ты-то спаслась?

– Меня успел увезти кто-то из наших слуг, – ответила я, – Ривон, должно быть. Его даже расспросить не успели, он ранен был…

– Умер?

– Да. А я ничего не помню, дядюшка.

– Вовсе ничего? – нахмурился он.

– Только как вечеряли с родителями, а потом… потом вроде бы огонь и шум. И это все, – честно ответила я, поскольку, как ни старалась, так и не смогла припомнить хоть что-то важное, будто мне снежный червь мозги выел.

– Отчего же Ривон не к нам поскакал? Уж он-то все ходы-переходы знал!

– Не знаю, – покачала я головой и отступила, давая дорогу танцорам. – Может, ранен был тяжело, может, пути перекрыты оказались… Сказали, на Сайтор напали разбойники, поживы искали, вдруг не проехать было? Сам-то он, наверно, пробрался бы или затаился у чутконосых, но со мной…

– Уж будто бы тебя чутконосые или легколапые не спрятали да не уберегли, а его не выходили! Могли и за помощью сбегать, – пробормотал старик и потер лоб. – И если это Ривон тебя спасал или кто другой из ваших, то не на своем коне и не пешком: не нашли следов, хотя всю округу обыскали. Чужих – хоть отбавляй, но и те успело дождем размыть. Как раз после пожара такая гроза грянула, что все грязью залило, поди поищи!

– А до казны разбойники добраться успели? – быстро спросила я, заметив, как князь поглядывает в нашу сторону.

– Сама же знаешь, что чужой туда не войдет, а сунется – там и останется. А когда мы завалы разобрали… пусто там, как есть пусто. Завалящей медяшки – и то нет.

– Может, все же вывезли?

– Нет, девочка. – Раве посмотрел на меня в упор и усмехнулся. – Двери-то целы были, обгорели только. А сверху замок рухнул, и никто завалы не трогал, пока горномогучие не пришли. Да будто я сам не видел, как там…

– Что ж, тогда хоть одно утешает: этим негодяям ничегошеньки не досталось! – прошептала я.

– Только ты, – негромко сказал старик.

– О чем ты, дядюшка?

– Князь Даккор взял над тобою опеку, хотя у тебя есть родня. Пусть дальняя, но есть – Литтены, ты же знаешь!

– До них поди доберись. Туда быстрокрылый-то лететь будет несколько суток, и это если его еще упросишь, да и легконогие скорее не доскачут… И сдается мне, – я заговорила совсем тихо, – князь мало что о них знает, слыхал только, что есть такие… где-то очень далеко, за перевалом. А я ничего не говорила, потому как не спрашивали.

– И правильно сделала, – так же тихо ответил он. – А про женитьбу-то правда?

– Так князь решил, а что я могу поделать? – Я покосилась на Райгора, кружившего в танце ту кружевную прелестницу. – Я случайно услышала – это ради перевала. Он же мне достанется, а так – мужу. Еще немного, и стану княжной…

– А не хочется? – шепнул старик.

– Нет. Райгор недобрый, – повторила я однажды сказанное. – И ему невдомек, что у меня за приданое… То ли отец ему не говорит, то ли и сам толком не понимает – перевал и перевал. А так вот увидит кого из наших соседей – со страху поседеет!

– Да уж… Завалы-то разобрали на том месте, где Сайтор стоял, – повторил Раве, – фундамент уцелел, что ему сделается? Его еще когда сложили, о тех временах и памяти не осталось, а он держится. А стены навести… помогут. Прежние-то были… не знаю, десятыми по счету или больше? И твой отец верно всегда говорил: замок проще перестроить, чем щели залатать. Вот и сбылось, только…

– Только мне туда никак не попасть, – покачала я головой, – разве что с супругом. Но будто он станет меня слушать!

– Если сумеет понять – станет, а нет – зачем тебе такой муж? – Старик тяжело вздохнул и взял меня за обе руки. – Ну да ничего. Я передам, что ты жива. Ждать будут… А знамо бы дело, заранее подговорил бы кое-кого, взяли да умчали тебя, и ищи ветра в небе!

– Не выйдет, дядюшка. Охраны много, а из замка меня вовсе не выпускают.

– Оно и видно, совсем худая да бледная… На родителей до чего похожа! Глаза совсем отцовы – грозовые, темные, с просинью да просверком. А волосы материны. – Он осторожно коснулся выбившейся из моей косы пряди. – Эх, прежде были чистое золото, мягкие, словно шелк, любо-дорого взглянуть, хоть вышивай ими! А теперь солома соломой, уж прости…

– Говорят, это от болезни, – вспомнила я слова Мадиты. – Ну хоть вовсе не выпали, и на том спасибо. А и такие годятся, верно?