- Стайлз? Какого хрена тут происходит? И почему ты мокрый, будто душ принимал в одежде?

Хейл с трудом фиксирует взгляд на тощей фигуре, что шагает из залитой ярко-белым светом комнаты в прохладный сумрак. Движения нервные, дерганные, будто он – деревянная кукла или робот на шарнирах. Белая футболка льнет к телу, и сквозь мокрую ткань просвечивают выпирающие ребра. Это что, шутка какая-то?

- Нам нужно многое обсудить, волчара…

Он шальной какой-то и заторможенный одновременно. Ухмыляется криво, будто это не Стайлз, а вернулась Ногицунэ – хитрая, беспринципная лиса, снова завладевшая телом Стилински. Дерек дергает руками раз, второй. И наручники вроде бы поддаются, но на третий раз тело прошибает электрическим разрядом, и оборотень обвисает в цепях, шипя сквозь зубы от боли, чувствуя запах паленой плоти.

- Дьявол, Стилински! Ты ебанулся? Или… это все же не ты?

Всматривается в глаза, пытаясь распознать характерный хитрый прищур, но ореховая радужка тонет в чернильной невозмутимости зрачка, расширившегося, будто пацан нанюхался кокаина или обдолбался амфетаминами.

- Ты понимаешь, я любил Лидию Мартин с третьего класса, – Стайлз подходит так близко, что волк чувствует, как горячее дыхание обволакивает торс. Это ореховая паста, кола и что-то еще – химически едкое, прогорклое, как пригоревший жир. Задумчиво ведет длинными пальцами по телу оборотня: от кадыка через грудь к животу и ниже… Будто линию невидимую чертит.

А у Дерека истома расползается по венам, и член твердеет в штанах. От одного, мать его, небрежного касания.

- Ты любил Лидию Мартин, – кивает Хейл, стараясь, чтобы голос не звучал странно. Хотя Стилински уделан так, что вряд ли заметит.

- Так какого хера ты сделал со мной, Дерек Хейл? Почему мне стало резко насрать на ее пухлые губки и роскошную грудь? Почему я не мечтаю загнуть ее в кабинете химии и вжарить как следует?

Взгляд лихорадочно мечется по комнате – с оборотня на стену, потом к окну и обратно. И он факт под наркотой, потому что… Потому что иных вариантов просто нет.

- Я сделал с тобой? Может быть, расстегнешь эти наручники, чтобы мы могли поговорить?

За окном рассвет растекается по небосклону кленовым сиропом, высвечивая макушки небоскребов. Небоскребов? Дерек присматривается… Нью-Йорк или Чикаго? Ну, охуеть, перемещения в пространстве и времени, может быть, он вообще очутился в параллельной Вселенной? Или спит и видит сон… Точно, кошмар, от которого никак не удается избавиться.

- Я их сниму, ты стукнешь по кумполу и вырубишь меня к херам, а потом засунешь в мешок и в багажнике доставишь папе-шерифу. Не пойдет, чувак…

- Как мы попали сюда, Стайлз? И что происходит?

Пожимает плечами, стряхивая с волос остатки воды, растягивает губы в идиотской усмешке. Так, что правда хочется стукнуть по кумполу и забить хоть на мгновение на ноющую тревогу, зудящую где-то под черепом. Стилински не отвечает, лишь расхаживает взад-вперед, будто гребаный маятник, грызет ноготь большого пальца. А глаза все такие же туманно-невменяемые. Как и вся ситуация, впрочем.

- Что происходит, Стайлз? В чем ты меня обвиняешь?

- Обвиняю? Хотя да, обвиняю. Что ты сделал, Дерек? Почему у меня встает лишь, когда я вижу твою подтянутую задницу или слышу твой голос? Почему мне снится, как ты слизываешь взбитые сливки с моего живота?! Что это за ебаное колдовство, Дерек Хейл?!!

С каждым словом парнишки брови оборотня взметаются все выше. Еще немного, и они оторвутся от лица и взмоют в воздух, заживут отдельной жизнью…

- Ты похитил меня, чтобы выяснить отношения, Стайлз? Как ты, блядь, до такого додумался?

- Кокаин творит чудеса, чувак. Волшебная штука.

Дерек кивает, делая в памяти зарубку перегрызть глотку тому дилеру, что втюхал Стилински дозу…

- Подойди…

- Зачем? – Косится подозрительно.

Может быть, думает, что волк откусит ему башку, как только окажется в зоне доступа. И все же приближается несмело. Так близко, что кончиком носа почти касается его колючего подбородка.

- Не пробовал для начала просто… не знаю… в кино пригласить? Похищение – как-то экстремально для первого свидания, не находишь?

Низким шепотом, скользя губами по приоткрывшимся в изумлении влажным губам.

- С-свидание? – Это почти дыхание рот-в-рот…

Взгляд скользит ниже и только, наверное, сейчас, спотыкается о топорщащуюся ширинку Хейла…

- О! Дерек… – почти вменяемо… Закончить не удается, потому что губы оборотня накрывают этот невозможно-сексуальный, округлившийся рот.

- В следующий раз повезу тебя на пикник, – неразборчиво бормочет волк, прикусывая губу парнишки…

====== 8. Айзек/Денни/Итан ======

Комментарий к 8. Айзек/Денни/Итан Айзек/Денни, Итан/Денни

https://pp.vk.me/c627123/v627123352/c60a/lSCh7pJEqF8.jpg

Парень Денни пропадает где-то вторую неделю, наверное, именно поэтому тот не возражает, когда после тренировки Айзек шагает сквозь плотные клубы пара под тот же самый душ. Денни лишь ослепляет его белозубой улыбкой и пододвигается, освобождая место. Айзек выплескивает на ладонь немного геля для душа из пузатой бутылочки (ментол и хвоя), руки ложатся на смуглую кожу. Денни не отшатывается, лишь оборачивается через плечо, легонько подмигивая. А потом упирается ладонями в кафель. Горячие струи хлещут сверху, как водопад, а Лейхи, не чувствуя скользкий пол под ногами, касается губами шеи, спускается к плечам, скользит языком вдоль позвоночника…

Раздевалка давно опустела, и только сдавленные стоны и шум воды эхом отражаются от шкафчиков. Лампы под потолком мигают, словно вот-вот вырубится электричество. Денни вжимает Айзека в стену, оставляя на шее лиловые метки засосов.

Утром Лейхи явится на урок истории, обмотанный шарфом. Махилани, сверкая ямочками на щеках, что-то взахлеб рассказывает Джексону. А ублюдок хоть и морщится время от времени, но скорее по привычке. Слушает внимательно, то и дело кивая, или спрашивает что-то вполголоса. Это не ревность, думает Айзек, плюхаясь на соседний с Денни стул. Улыбается солнечно, будто лучшему другу, а в ушах все еще – плеск воды и мокрые шлепки голых тел, и его пальцы, сжимающие смуглые бедра…

- Сделал домашку? – И даже этот элементарный вопрос выбивает воздух из легких и разливает жар в животе и паху.

Он пахнет сегодня оливками и облепихой, и Айзеку не терпится слизать сладковатый с кислинкой вкус с припухших от вчерашних поцелуев губ.

- Даже не начинал. Глядишь, пронесет, – и снова эта улыбка как из рекламы жвачки и темно-карий внимательный взгляд.

Уиттмор косится подозрительно, но уходит, умудрившись даже не дернуть бровью и не съязвить напоследок. Если бы Айзек не знал, что Джексон не по мальчикам, решил бы, что тот ревнует.

Мистер Юкимура бесконечно долго бубнит что-то про гражданскую войну и падение Юга, распинается о крушении рабовладельческого строя и глотке свободы для американского народа. Айзек слушает вполуха. У него стоит, и все, о чем получается думать – это длинные пальцы Денни, что беспрестанно крутят шариковую ручку, пока тот внимательно слушает учителя. А потом копается целую вечность, собирая учебники. Вприпрыжку спускается по ступенькам, насвистывая что-то под нос.

Айзек тянет его под лестницу, прижимает к перилам и, не слушая возражений, раздвигается языком мягкие податливые губы. У него привкус шоколадных хлопьев и кукурузы, и это так сладко, так возбуждает, что Лейхи стягивает с парня футболку, облепившую этот идеальный торс, будто вторая кожа… Денни усмехается, помогая блондину снять куртку…

- Это последний раз, Айзек.

И это, сука, даже не вопрос.

- Что, блядь, прости? – Он как раз натягивает брюки, и заявление Махилани, как ебаный удар битой по затылку. Моргает раз, второй… Денни улыбается, застегивая ремень.

- Завтра Итан и Эйдан возвращаются. Ему не понравится, если узнает… понимаешь? Без обид, чувак. С тобой было классно.

И просто уходит, закинув на плечи свой стильный рюкзак. Просто, мать его, уходит…