Ладонью — о холодный металл. Снова и снова. Так, чтобы кисть онемела, чтобы отдалось в локоть, в плечо, чтобы отбить, переклинить, не думать.

— Ты же все врал. Врал мне всегда.

Странная тишина укутывает ватным одеялом. Так тихо, что не слышно даже звона в ушах, а шум драки и перестрелки остается лишь расплывчатым эхом на донышке сознания.

Так тихо, словно Всадники забрали всех и каждого, и теперь он, Лиам, совсем один в этом призрачном городе смерти. Лифт плавно и странно беззвучно, услужливо как-то распахивает дверцы, но впереди — лишь устремляющийся в неизвестность тоннель, вдоль которого время от времени вспыхивают снопы белых искр.

Один единственный звук пробивается сквозь плотное безмолвие. Звук приближающегося по рельсам поезда, гулкий гудок, а еще тихий рокот человеческих голосов.

Вперед, туда, даже не думая.

Тео.

— Засранец, если ты окажешься там, всю душу вытрясу, но ты мне ответишь. Ты мне объяснишь доступно, что это было.

Вперед, будто призраки дышат в спину. Так быстро, как будто тяжелое дыхание уже обжигает затылок. Что-то делать, бежать, спасать, узнавать.

Только не думать, не помнить его ладонь, со странной нежностью скользнувшую по щеке, и взгляд такой — будто смотрел и не мог насмотреться. Будто думал, что в последний раз, чтобы хватило. Будто... Да нет же! Нет! Невозможно!

Дернет головой, словно вытряхивая все эти глупости. Просто...

Тео Рейкен снова что-то задумал.

Я найду тебя. Найду тебя, чтобы остановить. Чего бы мне ни стоило это.

====== 92. Джексон/Айзек ======

Комментарий к 92. Джексон/Айзек https://pp.vk.me/c636831/v636831352/473d3/CdBilkw1PwA.jpg

Не страшно. Не страшно. Не страшно. Не...

Гулкий хлопок закрывшейся двери, и веревки, врезающиеся в запястья, сдирающие кожу до крови. Липкая пленочка пота на изгибающемся дугой теле. Неразборчивый хрип с искусанных губ.

Шелест шагов по холодному камню. Лицо, выплывающее из мрака. Не лицо — застывшая маска. Неподвижная, бледная, гладкая. И лишь глаза — яркие, живые. Как серебристая блестящая ртуть. Тяжелая, темная... ядовитая.

Кончиком ледяного пальца — от уголка глаза вниз по скуле. Будто стирая невидимый след от слезы или дорожку подсохшей крови. Уже не вздрагивает, не пытается сжаться в комочек, подтянуть колени к груди.

Глаза в глаза, не мигая.

Сизый клубящийся туман и чистое-чистое высокое небо.

— Не дергаешься больше? Похвально, — не радость, не одобрение, не равнодушие даже. Что-то механическое, пустое. Бездушное.

— Зачем я здесь?

Губы давно растрескались, и в глотке так пересохло, что несколько слов едва-едва удается вытолкнуть наружу. И тут же заходится булькающим, надсадным кашлем. Будто густая кровь клокочет в горле.

— Потому что я так хочу.

Холодные губы скользят по скуле, а длинные ресницы вздрагивают, опускаясь, когда пленник втягивает воздух сквозь зубы, а потом задерживает дыхание. Зрачки расширяются, затапливая радужку. И глаза сейчас как черные ямы, бездонные провалы.

— Ты боишься, Айзек. Не надо, не бойся. Я просто не могу отпустить тебя. Тебе больно, но это пройдет. Ты нужен мне, Айзек.

— З-зачем?

— Потому что я люблю тебя, глупый.

Ладонь на ощупь больше напоминает гранит. Гладит, исследует, знакомится. Мурашки из-под пальцев — врассыпную по плечам и груди, на длинные, замерзшие руки. Губы влажные и холодные, как кубики льда. Поцелуи-касания, бледно-голубые следы, остающиеся на коже.

Разве любовь бывает — такой?

А потом — темнота. Гулкая и пустая, как пересохший колодец в пустыне.

>... ...<

Голова тяжелая и пустая. Нет сил, чтобы приподнять от подушки, невозможно даже посмотреть по сторонам. Лишь чувствует, что путы больше не стягивают руки и ноги. Но тело будто парализовано. Или слишком измождено, чтобы шевелиться.

— Ты должен попить.

Все тот же голос, но с какими-то другими, неправильными нотками. Как будто звук сломавшегося механизма. Что-то изменилось. Что-то не так.

— Ну же, давай. Айзек.

Комната плывет перед глазами, и Лейхи смотрит на все будто со стороны. Как Джексон присаживается рядом, приподнимает голову, устраивая на своих коленях, пропускает спутанные волосы сквозь пальцы. Гладит нежно (нежно?!) и смотрит, смотрит, смотрит...

Прохладная жидкость — на губах и во рту, течет в горло, и будто пробуждает к жизни.

— Д-джексон? Что?..

— Т-с-с-с-с, все хорошо. Полежи, у тебя мало сил. Ты слишком устал, мальчик мой.

Выдох. Теплые ладони на висках, и странная легкость, растекающаяся по венам.

— Тебе еще больно? Потерпи, скоро пройдет.

Больно? Айзек закрывает глаза, прислушиваясь к телу.

Не больно. Уже не больно. Не страшно. Только холодно так, что ноги почти сводит судорогой.

Джексон будто мысли читает, накрывает бережно невесть откуда взявшимся одеялом. И сам прижимается близко-близко к худому, избитому телу. Греет как печка.

— Все будет хорошо. Ты мне веришь? Веришь, малыш?

Верю ли?

Хочет засмеяться, но ладонь поглаживает затылок и словно отключает сознание, перенося его в какие-то дальние дали. Куда-то, где свежий ветер шелестит в зеленой листве, где солнце гладит теплыми лучами золотистую от загара кожу, где много-много света, где нет боли и сырости, крови. Куда-то, где так хорошо.

Куда-то, куда еще пробивается тихий опечаленный голос:

— Я люблю тебя, понимаешь? Я не смогу...

>... ...<

— Ты никогда не простишь меня, правда?

Айзек открывает глаза, но видит перед собой лишь ссутуленные плечи и опущенную голову. Переводит взгляд на себя — застегнутая на все пуговицы рубашка, джинсы, кроссовки. И раны, ссадины больше не ноют, не кровоточат, не болят даже.

— Ты ненормальный. Псих. Сумасшедший. Знаешь это?

— Я просто люблю тебя, — все еще не поднимая глаз, все еще сжимая ладонью собственное горло, все еще вздрагивая от каждого своего слова. — Я не мог... когда ты далеко. Ты мне нужен. Но я не могу и вот так. Я чудовище, Айзек?

И это не вопрос даже.

Молчание в ответ звонкое и тревожное. Грохочет громче обвинений и криков, хлещет больнее ударов. Айзек поднимается с кровати, покачиваясь от слабости. Хватается руками за стены, с отвращением отталкивая протянутую для опоры руку.

— Я люблю тебя, Лейхи. Веришь? Люблю...

— Ты мог попробовать позвать меня на свидание. Ведь мог? Ах, да, ведь Айзек Лейхи — нищеброд, неудачник, как мог опуститься до него такой золотой мальчик, как Джексон Уиттмор? Избалованный сынок своих родителей, привыкший получать все, что хочет, по щелчку.

“Я тебя ненавижу. Ненавижу!”, — пульсирует в висках, но слова эти застревают где-то внутри, будто к нёбу прилипли, их не получается даже выплюнуть...

Ну и ладно.

Там, впереди, — приоткрытая дверь и желтый свет льется в комнату с лестницы.

Еще пара шагов — и он почувствует солнце на коже и ветер в волосах, и... И сильный рывок со спины, руки обхватывают поперек груди. И мокрая щека, прижимается между лопаток.

— Пожалуйста, Айзек. Пожалуйста, останься со мной.

И слово, готовое разрезать воздух, как ножик, вдруг растворяется на губах. И Айзек Лейхи даже не вздрагивает, разворачиваясь в кольце его рук. Медленно-медленно поднимает глаза. Глаза, в которых Джексон читает ответ на вопрос.

— Что мне сделать? Скажи? Я сделаю, веришь?

— Верить? Тебе?

— Что мне сделать, блять, Айзек. Просто скажи! Что угодно.

— Сдохни. Просто больше не мучай меня.

Руки разжимаются, опускаясь. Айзек чувствует — его больше не держат. Не смотрит на сжатые губы, не видит остекленевший взгляд.

“Я люблю тебя”

“Мне все равно”

А впереди — влажный ветер с запахом дождя, и первые цветы на лужайке. И солнце весеннее, теплое. Такое яркое, что слезятся глаза.

====== 93. Дерек/Стайлз ======

Комментарий к 93. Дерек/Стайлз Дерек/Стайлз – просто диалог

https://cs540100.vk.me/c812227/u80965068/docs/db31ffc2f6c9/sterek.gif?extra=kfa822jeLtUIhHRN3m0zISTQbikpYa9pVHF40LhDmM8v2k0xpx7XsKqGENhYaceJUVFe3ruRMmvS-DsGqY-S2sej6zwdR_CeljJthnDcZvsguQxZ0w