— Дурак ревнивый. Дурак. Мой.
Влажными губами – в самое ухо, опаляя горячим дыханием, обводя раковину по контуру кончиком языка. И тихий выдох, когда нетерпеливые руки тянут с него одежду, когда ткань трещит, почти разлезаясь по швам, когда кровать поскрипывает от тяжести тел, когда мысли отключаются, смываясь приливной волной жажды, истомы, потребности...
“Мой”
====== 86. Джексон/Айзек ======
Комментарий к 86. Джексон/Айзек https://pp.vk.me/c837228/v837228352/11dbc/Z9zQmlZLK6I.jpg
— Все еще не верю, блять, что пошел у тебя на поводу. Детский сад какой-то ей-богу.
Джексон фыркает, потирая подбородок, и кажется раздраженным и злым. Айзек пихает его в бок, а потом легонько дует в ухо, обжигая нарочито-томным шепотом:
— Не будь занудой, Джекс. Смотри, как красиво, — и тянет за руку, вслед за собой – куда-то, где разноцветные вспышки, огни и радостный хохот слились в какое-то подобие новоорлеанского карнавала, на котором Лейхи не был ни разу. —Ты любишь сладкую вату? Я обожаю. Правда, пробовал раза два, не больше...
И как-то скисает, словно вспомнил о чем-то, раздирающим грудь изнутри острыми когтями, вскрывающим плоть, вспарывающим гноящиеся нарывы и язвы. Джексон, что собрался было по привычке закатить глаза и начать ворчать об играющем в заднице детстве, вдруг подтаскивает парня ближе, с глухим ворчанием зарывается носом в пшеничные кудряшки на виске.
— Веди к своей вате что ли. Не отстанешь ведь.
Ладонью — в спутанные пружинки волос, больше напоминающие свежие древесные стружки. Там, под холодной курткой, сердце сжимается в какой-то ноющий комок из сочувствия, боли и злости.
Какого черта? Это он, Джексон Уиттмор жил в приемной семье. Но именно у Айзека Лейхи никогда не было того самого детства — с каруселями, сладкой ватой и походами на воскресные ярмарки.
Уиттмор не успевает опомниться, как волчонок пихает ему в руки какой-то приторный ужас, который гордо именует сахарной ватой.
— Какого черта она не розовая? Ржавая какая-то и воняет, — бурчит скорее по привычке, с тщательно скрываемым наслаждением любуясь поедающим свою порцию ваты парнем.
— Сам ты ржавый, скрипишь, как несмазанная цепь, — сообщает тот и заталкивает в рот почти половину. — Это карамель, придурок. Ешь, вкусно же, — окончание фразы Айзек выдает с набитым ртом, но Джексон понимает.
Может быть, волчье чутье. Хотя, скорее, просто привычка.
Так привык к этому кудрявому идиоту, что скоро научится понимать, какие сны тому снятся только лишь по глубине дыхания и ночным теням на лице.
— Измазался, как свинтус, — констатирует Джексон, скользя губами по липкой от сахара, но такой ароматной коже. — Куда теперь? “Чертово колесо”?
Айзек ощутимо вздрагивает, но не протестует, просто реагирует как-то вяло и кажется таким явно расстроенным, что Джексон тревожится.
— Малыш? Все в порядке? Если не хочешь...
— Хочу, — слишком громко глотает и пихает остатки своей ваты в мусорницу. — Я просто ни разу... и так высоко. Что, если мы упадем?
— Ты высоты что ли боишься? Мы же оборотни, ты помнишь? — Джексон, уже представивший очередную порцию приветов из сказочного детства Лейхи, даже улыбается, а потом обнимает, так тесно прижимая к себе, что пряжка ремня впивается в живот, и шепчет: — Это колесо ползет медленно-медленно, Айзек. И кабинки закрываются так, что пассажиров видно лишь сверху. Представь, что я смогу делать с тобой там — на высоте птичьего полета. Ты даже забудешь, что когда-то боялся...
У Лейхи волоски на руках и затылке поднимаются дыбом от этого хриплого шепота. Не только волоски. И не только на руках... смотрит на бойфренда расфокусировано, пьяно. Не смотрит — плывет. Будто вот только что обдолбался какими-то особыми аконитовыми таблетками. Кивает заторможено.
Джексон сплетает их пальцы, ведет за собой все дальше и дальше, игнорируя очередь и рыкая на недовольное ворчание посетителей парка. Покупают билеты, протискиваются в кабинку — вдвоем, как и собирались, — сооружение приходит в движение, и Айзек немного бледнеет, когда пол начинает шататься под ногами.
— Хэй, все хорошо, я с тобой, — снова шепчет Уиттмор, усаживая своего волчонка на сиденье. Опускается на колени, даже не думая о том, что испортит свои пижонские брендовые брюки за пару тысяч баксов. Несколько секунд сражается с пряжкой ремня, почти вырывая с корнем.
Айзек стискивает ладонями сиденье, когда горячий рот касается его плоти. Вскидывает бедра, откидывая голову назад. Кабинка раскачивается над землей, ледяной ветер хлещет по лицу, задувает за шиворот. Джексон отстраняется, скользит языком от основания до головки, обхватывает губами. Поднимает глаза, не прекращая сосать, вцепляется взглядом. Лейхи стонет, запуская пальцы в светлые жесткие волосы, безбожно портя идеальную прическу.
Кончит прямо в жадный и такой умелый рот, когда колесо почти завершит круг. Джексон встанет, отряхивая изгвазданные штанины. Потянется, целуя солоноватыми губами с привкусом лайма.
— Ну, как. Не страшно было? — хмыкнет Уиттмор, поглядывая на все еще какого-то обдолбанно-уютного Айзека.
Потом будут и карусели с единорогами, пони и обычными лошадьми, будет тир и огромный мягкий медведь победителю (для его парня, конечно). Будут какие-то дурацкие конкурсы с бегом в мешках и плетение глупых хипповских фенечек из кожи и бисера. Обветренные зацелованные губы, россыпь быстро бледнеющих алых отметин на шеях. И глаза такие яркие, будто отражают свет неоновых фонарей.
— Все еще не веришь, что согласился? — хихикнет уже в машине Айзек, выуживая из волос Джексона поп-корн.
— Это было... поучительно, — выдохнет Уиттмор, а потом свернет с дороги, глуша мотор и одновременно стаскивая с Лейхи его невозможный полосатый шарф.
====== 87. Джексон/Айзек ======
Комментарий к 87. Джексон/Айзек https://pp.vk.me/c636831/v636831352/3daab/ZzxjOZNdzCA.jpg
— Это дурдом...
Джексон смотрит на балансирующего на табурете Лейхи, забравшегося под самый потолок. У него в руках белоснежный ангел, которого волчонок пытается пристроить на самую макушку пушистой ели. Эта ель так одуряюще пахнет на весь дом снегом и хвоей, что у Уиттмора кружится голова.
Или она кружится от взгляда Айзека, что взмахнул своими длиннющими ресницами и уставился голубыми-голубыми глазами. Как воды теплого океана у какого-нибудь тропического острова. Очаровательный.
— Чего ты забрался туда, жердь. Навернешься, я тебя поднимать не буду, так и знай.
Ворчит, наверное, по привычке. Зависает на обтянутой джинсами заднице. В голове моментально вспыхивает картинка – как и что он сделал бы с этой задницей прямо сейчас. Облизывается.
— Ангела вот надо на макушку.
Лейхи улыбается. Солнечно-солнечно. Почти ослепляет.
Джексон сглатывает, а потом тянется, обхватывает ладонями узкие бедра мальчишки, ведет вверх, прижимая.
— Так я точно свалюсь, – Айзек смеется, опуская ладони на плечи своего парня. Вздрагивает, когда теплые губы касаются живота. Даже вот так, через рубашку.
— Далась тебе эта елка, слезай оттуда, я знаю занятие поинтереснее.
Расстегивает пуговки зубами, ныряет языком во впадинку пупка. Айзек вздрагивает и шумно втягивает воздух. Пальцы на плечах сжимаются, оставляя синяки. Джексон тянется к молнии джинсов. Лейхи охает, когда штаны ползут вниз, а губы Уиттмора смыкаются на уже твердом члене.
— Джексон, ох... но елка... и ангел.
— Т-с-с-с-с-с-с-с... помолчи.
Посасывает самый кончик, скользит языком по всей длине, а потом заглатывает глубоко, до самого основания. Лейхи жмурится до звездочек перед глазами и подается бедрами вперед.
— Кончу сейчас.
Джексон лишь легонько кивает и начинает сосать быстрее. Айзек вскрикивает, кончая. Хочет отстраниться, но Уиттмор держит крепко и глотает все до капли, а потом причмокивает, облизывается довольно, все еще глядя на парня снизу вверх.
— Полночь через час, а у нас елка не наряжена до конца. Джекс, не отвлекай, лучше помоги.
