— Пошли что ли, мохнатый.

Цепляет поводок за ошейник, псина несется вперед, работая лапами так быстро, будто траншею роет. Шум перехватывает собаку, когда тот уже почти кидается на замершего у каких-то кустов Мэттью, что уставился на свой палец так сосредоточенно, будто гипнотизировать пытается.

— Мэтт?

— Тсссс… Гарри, не делай резких движений и Луи подержи, а то спугнет его. Смотри какой - совсем не боится. Перышки как на солнце блестят, клювик острый. Скормил ему несколько зернышек, в кармане завалялись…

Нет, Гарри не закатывает глаза, не смеется, и даже не пытается ехидничать. Это же Мэтти. Повезло, что он не обнаружил здесь здоровенную корову и не попытался ее подоить. Прямо здесь, в Центральном парке. Почему бы и нет?

“Спасибо Господи, что на съемочной площадке у нас нет каких-нибудь макак, телят или пингвинов. У меня не было бы ни единого шанса”, - думает Гарри, а сам уже чувствует себя воском или куском пластилина на солнцепеке, расплавившейся на асфальте жвачкой.

“Откуда он такой взялся?”

Бесхитростный. Солнечный. Праздничный, как воздушный шарик в детстве на день рождения.

— Мэттью, ты помнишь, что нас ждут ребята?

Даже не шевелится, все разглядывает птаху, а глаза так и светятся восторгом. Как у мальчишки.

— Помню, конечно. Но мы же почти пришли. … Ладно, пернатый, лети, - и вскидывает руку, запуская пичугу в полет.

Долго-долго вглядывается в небо, пока глаза от яркого света не начинают слезиться. А потом на него запрыгивает позабытый Луи, и Мэтт стряхивает свою внезапную задумчивость, опять оживает, тормошит пса, подставляет лицо под мокрый шершавый язык…

…

До места пикника они добираются, когда уже все собрались. Эми приподнимает выразительно бровь, тоненько усмехаясь, Кэт цокает осуждающе языком, Альберто смотрит насмешливо, но почему-то молчит, зато Дом не упускает случая поддразнить, хотя на этот раз попадает прямиком пальцем в небо с каждой шуточкой не изящнее слоненка в балетной пачке.

— Я помогу? - Мэтт устремляется к Эмерод, что возится с какой-то коробкой. Он засучивает рукава, буквально спасаясь бегством от шумного друга, а Гарри не успевает идентифицировать хитрый блеск в глазах девчонки. Всего две секунды, и мохнатый пищащий комочек уже в большущих ладонях Даддарио, что держит существо так осторожно, будто боится сломать. Или вдохнуть вместе с пахнущим терпкой осенью воздухом.

— Господи-боже, Эми, детка, за что?

Мэттью не слышит, лепечет что-то, кончиком ногтя трогая мягкие перышки. Словно пух.

— Назовем его Дональд. Гарри, зай, ты же не против?

И это выражение лица так обезоруживающе-восторженно-простодушно. Шум просто не может взять и сломать. Потушить этот свет. Хотя их квартира и так уже больше напоминает питомник. В конце концов, может быть, повезет, и кто-то из них удерет… Хотя бы Мудрый Каа. Ну, а вдруг? Хотя, Даддарио, конечно же, рванет следом и обязательно свалится с лестницы, запутавшись в своих длиннющих ногах.

“Каланча”, - думает ласково Шум и тянется, чтобы скользнуть щекой по щеке. А Мэттью вдруг отрывается от цыпленка, которому не пойми зачем дал имя мультяшной утки, и запрокидывает голову, - будто приглашает за поцелуем.

У его губ вкус клубничных конфет, помадки и мяты. Такой сладкий и свежий, что затошнило б, если бы… Какие могут быть “если”, это ведь Мэттью Даддарио, боже.

Скользнуть языком, раздвигая губы, слизывая тихий стон-выдох, чувствуя, как пальцы касаются полоски кожи над джинсами, как пульс уже колотится в висках и затылке…

— Мальчики-мальчики, хэй, мы все еще тут, - захохочет радостно Кэтрин, накручивая на палец рыжие прядки-пружинки.

Каждый раз, как впервые. До сноса крыши и потери ориентации в пространстве и времени.

Мэттью отстранится смущенно, запустит в волосы пятерню, краснея, как Алек Лайтвуд перед своим соблазнителем-магом. Гарри прикусит досадливо губу и поправит джинсы, чтобы было чуть удобней сидеть.

В конце концов, у них весь вечер еще впереди, и вся ночь, и много-много-много других ночей.

========== Эпизод 27. ==========

Комментарий к Эпизод 27.

https://pp.vk.me/c604730/v604730352/c5b5/eDmsLlrWwh4.jpg

Утренний поцелуй вкуса кофе с ванилью, который Магнус для разнообразия попытался сварить сам, а не украсть из соседней кофейни. Впервые на памяти Алека.

Сердце пропускает удар, и нефилим тянется вперед, опускает ресницы, отвечая на поцелуй. Мягкий, томный, воздушный.

Может быть… ? Пожалуйста, Ангел.

— Твой кофе готов, Александр. И я испек блинчики.

— Сам? - восхищение в голосе почти забивает безграничное удивление, а еще горьковатая тревога оседает под языком предчувствием неотвратимого.

У сумеречного охотника все тело - как карта звездного неба, свидетельство бессонной ночи, свидетельство страсти мага, их общего безумия. Неотвратимой потребности.

Навсегда.

Потому что это не пройдет, как ни пытайся вымыть, стереть из памяти, из сознания и подсознания. Потому что это то, о чем примитивные слагают оды, из-за чего бросаются с моста и возводят дворцы. И сходят с ума, бывает.

— Магнус, я…

— Я знаю, что ты торопишься в Институт. Не волнуйся, я открою портал, - как-то скороговоркой выдает Бейн и исчезает где-то в направлении кухни. Подозрительно быстро. Подозрительно отводя взгляд.

“Ангел всемогущий, я о многом ведь не прошу…”

*

Они встретились ночью в гуще боя - очередное внезапное нападение темных нефилимов Себастьяна, полчища демонов, харкающих ядом, и внезапно - пылающие шары из жидкого огня, разящие противника направо и налево. Он улыбался победно и зло, сверкая желтыми кошачьими глазами, а сам все высматривал в бойне того - одного. Того, кто натворил так много, того, кто чуть не отправил к праотцам возжелав лишить мага бессмертия, того, кто так и не сделал последний шаг, того, кто просто смотрел, как он, Магнус Бейн уходил, сказав напоследок: “Между нами все кончено, Александр”.

Мальчик мой, нефилим.

“Он в порядке? Как он? Где?”, - выхватил из гущи боя какого-то юнца, странно похожего на Джейса. Мальчишка понял отчего-то, мотнул головой куда-то на юго-восток. И тут же словно шоры спали с глаз, когда Магнус увидел, как стрела с алым (в цвет заката) оперением находит врага. И еще, и еще. Даже не думая, одним лишь усилием мысли отшвырнул подбирающегося сбоку к охотнику демона.

Александр.

А тот замер изваянием, чувствуя взгляд, заулыбался неуверенно, опять открываясь.

“Алек, не спи”, - на сей раз Вэйланд собственной персоной подпрыгнул, перерубив надвое темного нефилима, почти доставшего парабатая. И одними губами (но маг разобрал без труда): “Хватит думать своим стило, брат. Разберетесь с ним позже”.

Лайтвуд смутился так, что краска затопила не только лицо, сползла на шею, грудь, теряясь в распахнутом вороте рубахи. Магнус старался удержать в узде воображение, сосредоточившись на насущном…

…

И когда сын Валентина отозвал свои силы, Бейн даже не удивился, обнаружив себя, целующим Александра, вминающим охотника в какую-то полуразваленную каменную стену, стаскивающим с него покрытую слизью и кровью демонов куртку.

— Подожди, сладкий, сейчас… - сбивчиво, задыхаясь - не от нехватки воздуха, а захлебываясь им, насыщая легкие, как после долгого кислородного голодания. Так, что голова легкая-легкая, так, что пьянеет, так, что земля кружится под ногами, а тело немного, и взмоет в воздух…

Открыл портал, почти не соображая. Ввалились в его квартиру, уже сдирая одежду, так и не разорвав поцелуя, приобретшего вкус свежей крови из прокушенных в нетерпении губ.

— Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.

Как же я скучал по тебе, Ангелы. Как я скучал…

*

Алек возит ложкой в густой жидкости. Блинчики в горло не лезут. А Магнус демонстративно-деловито попивает свой кофе, листая газету. Мяо входит в комнату, высокомерно задрав мордочку, оглядывает взглядом помещение. Медлит, а потом запрыгивает охотнику на колени, доверчиво сворачиваясь клубочком. Магнус роняет кружку. Буркнув что-то на каком-то диком наречии, щелкает пальцами, устраняя беспорядок. Алек растерянно гладит ластящегося кота и пытается, правда пытается пинком отшвырнуть куда-то поглубже ширящуюся под ребрами надежду…