Исак трясет головой, будто в уши попала вода и мешает слышать нормально.

— Не понимаю ни слова. О чем, блять, ты говоришь? И почему нельзя было просто оставить записку?

— А ты бы поверил записке? Или еще больше всякой хуйни бы придумал? И я же сказал, не мог тебе врать. Не мог, не хотел и не буду. А правда была так невнятна…

Ладонью — по столешнице так, что кружка с недопитым кофе подпрыгивает, оставляя на гладкой полировке бесформенные лужицы и кляксы. Черные, как гудрон.

— Эвен, блять! Просто скажи!?

— Биполярка. Ее больше нет.

Исак замирает, таращится с приоткрытым ртом, а потом поднимается медленно, обвивает руками. Кухню будто затягивает туманом, что разъедает глаза.

— Они не ошиблись? — неверящим шепотом в искусанные губы. — Разве это вообще возможно?

Эвен тихо смеется, обводит кончиком языка контур любимых губ.

— Они решили сначала, что затяжная ремиссия, но потом решили сделать все обследования. Я здоров, детка. Я просто не мог сказать сразу, пока не был уверен, не хотел давать ложной надежды…

— Как же это возможно, Эвен? Ох, Эви, ведь это… это настоящее чудо.

— Чудо, что я встретил тебя. Если бы не ты…

И замолкает, прерывая сам себя поцелуем. Он слизывает с губ вкус ванили, корицы и кофеина, слизывает стоны и всхлипы. Хочется нагнуться и снова поцеловать ту самую метку — так похожую на его. Тот же оттенок, то же место, те же очертания. Вот только буква другая…

Все хорошо. Теперь все точно будет хорошо.

“Потому что я нашел тебя. Потому что вылечил меня — ты. Даже если они этого никогда не признают. Просто тем, что пришел и остался”

— Люблю тебя. Даже если они вдруг ошиблись, ведь это неважно. Я просто люблю тебя.

Они не ошиблись, Эвен чувствует это. Но это правда не важно.

========== Часть 17 (актеры) ==========

Комментарий к Часть 17 (актеры)

Хенрик/Тайрей

еще один короткий диалог для настроения

— Хенрик.

— М-м-м? Рассказывай, Тайри, я слушаю, что там дальше?

— Слушаешь? Да ты глаз с моих губ не сводишь. И все время облизываешься… Стоп. И что это за “Тайри” такое?

— Не нравится? По-моему, мило…

— Как кличка для домашнего кролика.

— Ладно, я понял, не отвлекайся.

— Я уже забыл, о чем говорил. Ты так пялишься. Что с тобой, боже?

— Ты рассказывал, как те девчонки пытались склеить тебя, пока ты ждал, чтобы я сдал смену. Мне показалось, мулаточка очень даже ничего. И я не пялюсь. Я просто внимательно слушал.

— Залипнув на мой рот? Ладно, если тебе так хочется… Стой! Что ты сказал? Мулаточка? Какая, к дьяволу, еще мулаточка, Хенрик?! Ты охренел?

— Тише, детка, не устраивай сцену. Я просто пошутил. Ну и провоцировал, наверное, самую малость. Ты такой красивый. Это несправедливо, что я все время ревную, пока эти девчонки трутся рядом…

— Это ты-то ревнуешь? Да у тебя в кофейне не протолкнуться целыми днями, и все эти автографы и общие фото. И красивый у нас — это ты…

— Но сейчас-то я здесь и с тобой, правда? Знаешь, Тайри, я очень скучал.

— Эй, что ты делаешь, увидят же. Хенрик.

— Да наплевать же, боже. Пусть смотрят.

========== Часть 18.1 (актеры) ==========

“И в тот момент, когда мы сели поговорить друг с другом, между нами возникло это — естественная связь…”

Хенрик стонет, обхватывает голову, зарываясь пальцами в волосы, сжимает виски. Какого черта, приятель? Кто тянул тебя за язык? Ты разве не думал, что они воспримут это именно так?

“А после он сказал мне, что не чувствовал себя так, будто он… будто…”

Будто он не влюблен. Ты это так и не смог выговорить, Хенрик? Браво, дружище! Облажался по всем пунктам программы. Тебе было комфортно с ним, Хенрик? А Тарьей? Как было ему?

“Полагаю, в нас щелкнуло что-то, и он чувствовал то же, что и я”

Да, ладно? Так просто?

Ты правда думал, что после этого вас оставят в покое?

Пылающим лбом — в прохладные ладони, не в силах выдавить ни звука, не в силах выключить это видео, что заполонило весь интернет, свело с ума Tumblr, Facebook, Instagram. Свело с ума и тех, кто был рядом с ними двумя. Не потому что они пытались скрывать, не потому что скрывать было нечего…

Никто не ожидал таких масштабов, быть может. Не ждал, что это ТАК прозвучит.

Откровением. Признанием.

— Ты должен сделать с этим что-то, чувак. У вас обоих карьера только в гору пошла, а ты решил испортить все заштампованным клише мальчиков-геев? Уверен, что хочешь этого? А Тарьей? Ему всего лишь семнадцать. Подумай, — осторожное касание ладони к плечу и сочувствующий взгляд того, кого, наверное, мог бы назвать своим лучшим другом.

Не надо.

Но разве друзья нужны не для того, чтобы открывать нам глаза, когда мы сами настолько ослепли, что натыкаемся на все углы, сбиваем о них колени, а потом балансируем на самом краю пропасти, и достаточно легкого дуновения ветерка в спину, чтобы упасть.

Так будет лучше. Так правильно. Нужно.

>… …<

“Так правильно”, — твердит себе снова и снова.

Но отчего же так тянет в груди, когда на следующий день он чувствует тепло ладони этой девчонки, что смотрит с каким-то неожиданным пониманием, и участием, грустью.

— Так надо. Спасибо, что помогаешь. Ты хороший друг.

Она вздыхает, опуская голову на плечо, позволяя его длинным рукам обвить такую узкую талию. Уже через пару минут снимок будет в сети. И это только начало.

Так надо.

>… …<

— Уверен? Они сходят с ума, ты сам видел. Они твердят, что ты предал. Хенрик, ты точно в порядке?

В горле горчит, и во рту как-то вязко. И хочется натянуть капюшон, чтобы никто не узнал, уйти домой и никогда больше не показываться снаружи.

— Так будет лучше, — повторяет как заведенный, уже вторые сутки гипнотизируя телефон, что приносит звонки и сообщения ото всех, кроме одного.

Кроме Тарьей.

— Пытался звонить?

Раздраженно передергивает плечами, и она понимает — зол, так зол, на себя, на весь этот гребаный мир, на свалившуюся популярность, на сдуревших фанатов, на неписаные законы шоу-бизнеса.

— Выкидывает на голосовую почту, — буркает сквозь зубы и стискивает телефон в кулаке. Едва сдерживается, чтобы не запустить им в ближайшую стену.

Как это вышло, Тарьей? Я правда хотел только как лучше.

>… …<

Фотосессии, вечеринки, показы. Вспышки камер, вызубренные фразы, десятки незнакомых рук, которые приходится пожимать. Заученная, уже почти приклеенная жизнерадостная улыбка. Имитация счастья. И телефон, что так и не оживает сигналом, настроенным лишь на одного человека.

Марлон усмехается до тошнотворного понимающе, когда Хенрик обнимает подругу, чтобы сфотографироваться. Потом она успокаивающе ерошит его волосы, поправляет повязку.

— Ты сам хотел этого, помнишь? Потерпи. Еще немного, и они успокоятся.

Ой ли?

Они успокоятся, а что насчет них — Хенрика и Тарьей?

“Я не готов без тебя. Не хочу”

Хенрик опускает ресницы, чувствуя, как в затылке разливается тупая, дергающая боль. И виски будто свинцом накачали.

— Приятель, эта штука, — взмах руки в сторону телефона, — не заговорит, сколько не пытайся ты ее заколдовать. Или что ты там делаешь? Хенрик, ты можешь попробовать встретиться. Давид говорил, они собираются на какой-то премьерный спектакль.

Хенрик устало и как-то безнадежно кивает. Почему бы и нет? Хуже уже точно не будет.

— Можно попробовать.

— Только сделай что-нибудь с этими синяками. Ты же на зомби похож.

>… …<

Хенрик не знает, на что надеется, пока два с половиной часа ждет снаружи на холоде, под мелким как крупа снегом, то и дело переходящим в едкую морось. Ноги в кроссовках заледенели, пальцы посинели, а нос наверняка видно издали — как запрещающий сигнал светофора.

Двери распахиваются, выплескивая наружу весело гомонящую толпу. Хенрик вытягивает шею, пытаясь увидеть, рассмотреть. Бесполезно. Никого хотя бы отдаленно похожего. Ни одного, от случайного взгляда на которого остановится сердце и дыхание застрянет в груди.