Уходим, оставив его позади на ярко освещенной ночной улице Осло. Оставляя растерянного и, наверное, огорченного, разбитого даже.

— Знаешь, ты самый лучший. Наверное, я должен…

Прерывает меня, легонько трогая губы губами. Они прохладные от ночного воздуха и почему-то пахнут морем и солью.

— Не должен, ладно? Минута за минутой, ты помнишь? Расскажешь, когда сам будешь готов, когда поймешь, что правда хочешь этого.

Щиплет глаза. Наверное, это усталость, скопившаяся за эти сутки, что тянутся как резина, и никак не могут просто закончиться.

Когда будешь готов… Я готов, и ты обязательно узнаешь все, что было тогда. Потому что от тебя у меня не будет секретов. Больше нет.

Я уже говорил, что ты самый лучший?

========== Часть 31. ==========

— Опять жуешь эту гадость?

Исак ерзает, устраиваясь поудобнее, настоящее гнездо устраивает из одеял, а потом плюхается со всей дури сверху, нимало не заботясь, что под одеялами ноги Эвена вообще-то. Устраивается подбородком на колене, чуть приподнимая, чтоб было удобнее.

Мелкий приспособленец.

— Я тебе подставка что ли? Блин, у меня так ноги в момент затекут, совесть имей.

Тот лишь флегматично дергает бровью и открывает ноутбук, запускает браузер.

— У тебя же совести нет от слова совсем. Жрешь бутерброды с этой гадостью прямо в постели. Мало того, что крошки потом с задницы собирать, так и дрянью этой вся комната провоняла.

— Кажется, раньше ты не имел ничего против тостов с сыром и специями. Я ж по твоей просьбе тогда, у меня в квартире, ты помнишь, все подряд туда натолкал.

Эвен хочет казаться возмущенным и задетым, но лишь жмурится от быстрого поцелуя в живот, и тут же откусывает почти половину тоста, причмокивает.

— Я просто хотел произвести впечатление, — небрежно роняет Исак, тарабаня по клавишам ноута.

Что он там ищет? Последние новости? Или, может быть, сталкерит страницы друзей на facebook. Или не только друзей…

“— Слышал, вы говорили с Исаком про Микаэля?

— Он просто увидел его фотографию у меня на “фейсбуке”. Мы не обсуждали его.

— И не надо…”

Оно все еще есть между ними — доверие. Но некоторые темы… Эвен просто не может заставить себя рассказать. И это не ложь, просто… Просто Эвен не думает, что вынесет, если однажды в этих глазах безбрежную нежность сменит разочарование. Горькое, как простуда. Пасмурное, как дождливое лето.

Невыносимое, как жизнь без тебя.

— Между прочим, это все еще вкусно, — шамкает с набитым ртом, пытаясь не заглядывать через плечо в экран.

Однажды Исак обещал, что его любовь не пройдет.

“— Пока ты улыбаешься, и пока ты носишь одежду.

— Я обещаю, что буду носить одежду. По крайней мере, когда мы не только вдвоем”

Но это… блять, иногда это просто до безумия страшно. Запредельно, иррационально и бесконтрольно.

“Что однажды я сделаю больно, и ты возненавидишь меня”

— Ты загоняешься, Эвен.

Наверное, Исак не так уж был поглощен интернетом, а больше следил краем глаза за своим парнем, эмоции на лице которого он давно читает как открытую книгу. Отшвыривает ноутбук куда-то подальше, а потом ползет по ногам выше, обхватывает за пояс и утыкается лицом в плоский живот. Задирает футболку, чтобы дунуть, а потом сосчитать языком сыпанувшие по коже мурашки.

— О чем ты?

Недоеденный бутерброд отправляется на тарелку, а та — куда-то на пол, под кровать. Длинные руки подхватят подмышки, чтобы подтянуть выше. Чтобы лицом к лицу, живот к животу, чтобы бедра к бедрам. Губы к губам. Дышать одним воздухом, думать в одном ритме, растворяться синхронно, умирать и возрождаться каждое мгновение. Вместе.

— О том, что ты напрягся сразу же, как только я включил ноутбук. Как будто ты хранишь какую-то страшную тайну, прячешь в шкафу, я не знаю… чей-то заспиртованный член? Голову троюродного деда или пакет с наркотой? Или, может быть, это набор ношенных женских трусиков? Снова нелепо… Черт, Эвен, я даже представить не могу, что может быть такого связанного с Микаэлем, от чего ты так загоняешься, что похудел даже и опять почти что не спишь. Я волнуюсь, знаешь ли. И еще мне пиздец как страшно.

“Страшно, что снова повторится тот срыв, а потом ты впадешь в такую тоску, что будет больно даже дышать, потому что я помочь не смогу”, — не говорит он.

Не говорит, потому что Эвен все знает без слов. Потому что тоже прекрасно помнит, потому что тоже боится. Еще страшнее, если Исак узнает… поймет, какой он, Эвен, на самом деле.

п л о х о й ч е л о в е к

— Нет ничего, что изменило бы наши отношения, слышишь? Только мы сами ответственны за то, что есть здесь и сейчас, что будет дальше между нами. И что бы там ни было: разбитое сердце, оргии, убийство новорожденных котят, блять, я даже порно-съемки, наверное, принял бы. Все это было тогда. Сейчас — только ты и только я. И наша жизнь. Минута за минутой, ты помнишь?

Эвен Бэк Найшейм, может быть, в прошлой жизни, ты был просто святым, а потом в этой получил такого охуенного парня? Лучшего в любой из вселенных.

— Исак, я…

— Ты не должен говорить все прямо сейчас. Просто… просто помни, что нет ничего, что ты должен бояться мне рассказать. Совсем ничего, Эвен. Даже если в прошлом году ты подрабатывал снайпером где-нибудь в Сирии.

— Я расскажу, ладно? Я тебе все расскажу. Только дай мне немного времени.

— Ладно. А теперь… — и хитрый блеск в улыбающихся глазах.

Неплохой способ сменить тему и снять напряжение, не правда ли?

— Кажется, мы не закончили.

Извернется, подминая под себя, прижимая к кровати всем телом. Губы теплые и отдают кардамоном. Исак точно знает, какое оно на вкус — его счастье. Исак точно знает что не позволит никому забрать его Эвена. Никогда.

Alt er love 💚

========== Часть 32. ==========

За окном как-то быстро стемнело и похолодало. Кажется, будто стылый туман пробрался под кожу, растекся по венам, и даже волоски на руках и затылке поднимаются дыбом, а кожа идет пупырышками. Он льется из окна белесым потоком, растекается по полу, и ноги вязнут в нем, зябнут, а кончики пальцев мелко покалывает. Наверное, поэтому меня так сильно трясет. От холода и тумана.

Обхватываю себя за плечи руками, хотя точно знаю, что согреться не получится. В комнате пахнет дождем и слезами. А еще чаем с мятой, который иногда перед сном заваривает мне Исак, если, конечно, мы не так заняты, чтобы забыть обо всем на свете, падая в друг друга, сгорая из ночи в ночь, чтобы опять возродиться от рук, поцелуев, стонов и тихого шепота одного-единственного на всю бесконечность параллельных вселенных: “Так люблю тебя. Так люблю”.

Сейчас здесь — ни намека на привычный пожар. Сейчас пустая кровать, где еще этим утром мы устроили драку подушками, а потом так бурно отмечали проигрыш Исака в этой маленькой битве, что порвали парочку и извалялись в перьях, как два гуся недоощипанных. Идиллия. Вот только вечером он не пришел. В первый раз с тех пор, как мы сняли эту квартиру и все в нашей жизни разделили на два.

Это должно было случиться однажды. Это всегда происходит. Возможно, я должен был рассказать ему сам. Возможно… возможно, это только ускорило бы конец. Я и так причинил ему столько боли — мальчику, который не испугался, а остался рядом. Который любил меня вопреки — со всеми заморочками, депрессиями и заебами. Просто любил.

И как я мог рассказать тебе, что однажды чуть не шагнул из окна? Ты ведь и так за меня все время боишься. Как мог я сказать, что был одержим и влюблен в кого-то еще, что этот кто-то разбил меня на кусочки, что из-за него и его веры я почти поверил, что недостоин жить в этом мире, а в том, другом, буду гореть в аду? Как мог рассказать, что ломал себя об колено, что решил в конце концов просто прекратить все и сразу? Чтобы больше не мучить, не разочаровывать. Чтобы больше просто не быть… Как мог бы я так разочаровать тебя?

Я просто надеялся, что ты никогда не узнаешь.

Наивно и глупо.