Чонин скупо улыбнулся — криво и с какой-то непонятной горечью.

— Не пойду.

— Какое глупое упрямство.

— Может быть, но это мой выбор. Так ты меня угостишь ужином?

— Ну нахал!.. — восхитился Хань. — Ладно, только имей в виду, я готовлю паршиво. И если ты брякнешь хоть слово в адрес моих неземных кулинарных талантов — выкину за дверь.

— Такая чувствительная гордость? — с ироничной усмешкой и хитрым прищуром поинтересовался Чонин.

— Нет, аллергия на острые шпильки. Особенно после того, как я честно предупредил, что паршиво готовлю. Незачем указывать мне лишний раз на то, что я и так знаю и признаю.

— Такая чувствительная гордость, — подытожил с утвердительной теперь интонацией Чонин.

Хань предпочёл отмолчаться и свернуть к узкой тропке, бегущей вдоль берега. Не то чтобы Хань что-то имел против хорошей дороги, но знал по опыту — на тропке меньше шансов нарваться на жаждущую драк и веселья портовую публику.

Он шёл впереди и стискивал в ладони ручку портфеля — шаги за спиной раздражали. Конечно, он знал, что следом идёт Чонин, но это мало что меняло. Хань ненавидел слышать шаги за спиной.

— Погоди…

Он остановился и обернулся, и Чонин тут же просочился мимо него, ослепив озорной улыбкой.

— Я могу вести, — тихо сообщил он ошарашенному Ханю и двинулся вперёд. — Чтобы ты меньше дёргался.

— Я не дёргался.

— Угу. Как скажешь.

В доме Чонин уверенно зашёл в импровизированную кухню и пристроил пакет на столе, после чего оставил у двери рубашку на крючке и принялся бродить хвостом за Ханем. Хань аккуратно повесил пиджак, закатал рукава рубашки до локтей и занялся накупленным добром. И он изо всех сил старался не замечать вертевшегося рядом Чонина. Тот вроде бы молчал и не шумел, но почему-то казался Ханю источником хаоса, как ни странно. Хань постоянно отвлекался на Чонина даже тогда, когда это не требовалось и не было хоть чем-то обосновано. И он постоянно ловил на себе внимательный пристальный взгляд.

— Разве ты ни с кем в группе не дружишь?

Чонин опустился на корточки у стола, сложил руки на краю и упёрся подбородком в скрещенные запястья. Чёлка завесила глаза, но от ощущения взгляда в упор Ханя это не избавило.

— А должен?

— Ну… вы же вместе учитесь, так? Ты же берёшь у кого-нибудь лекции переписать, да? С кем-то же общаешься?

— Нет.

— Нет?

— Нет, — безмятежно подтвердил в очередной раз Чонин.

— Совсем ни с кем?

— Мне скучно.

— Сейчас скучно, или ты об одногруппниках?

— Об одногруппниках. С вами… — Пауза длиной в вечность. — С тобой не бывает скучно. Я общаюсь с тобой.

— Но я не твой одногруппник, — сердито проворчал Хань, едва не отчикав себе палец ножом.

— Конечно. Ты — лучше, — просиял своей неповторимой улыбкой Чонин.

Ханя постоянно так и тянуло улыбнуться в ответ на это озорное и искреннее сияние. Приходилось прикладывать нечеловеческие усилия, чтобы сохранять невозмутимость и напускную строгость.

— Тебе помочь?

— А что ты умеешь?

С тихим смешком Чонин поднялся на ноги и неловким движением взлохматил чёлку.

— Ничего. Зато могу что-нибудь откуда-нибудь доставать, переставлять, вскрывать упаковки… А, и просто виртуозно умею обращаться со столовыми приборами во время еды.

— Охотно верю, — развеселился Хань, хотя совершенно не собирался веселиться. — Лучше расскажи, почему ты в порт ходишь. Работаешь там?

— Помимо прочего. — Веселье Чонина чуть померкло. Он придвинул к Ханю глубокую тарелку для салата и завозился в ящике с вилками и ножами.

— Танцы входят в программу?

— Ну… Так.

— Ты постоянно танцуешь?

— Мне нравится танцевать, — пожал плечами Чонин, но не оглянулся — вновь загремел приборами в ящике. Хань задумчиво разглядывал его спину, обтянутую тёмной футболкой, «синие» локти, длинные ноги в свободных брюках и босые узкие ступни.

— Ты этому научился в Мексике и на Кубе? Я в том смысле, что сегодня это была явно не классика. Слишком… слишком… — Хань замялся, пытаясь подобрать наиболее подходящее и приличное определение.

— Сегодня?.. Слишком земные танцы для тебя? — Чонин наконец повернулся к нему и протянул ложку для масла и банку с солью.

— Я вообще не силён в танцах, — фыркнул Хань, но ложку и соль взял.

— Правда?

— Если показать и научить — не вопрос, но и только. Меня не тянет постоянно танцевать, как некоторых.

— Тебя тянет писать музыку или петь? — В уголках губ Чонина притаилась лукавая улыбка.

— И что? — Хань грозно подбоченился, поудобнее перехватив нож.

— Ничего-ничего! — Чонин со смехом выставил перед собой ладони. — Не горячись так. Я ещё не давал повода меня прирезать.

Хань озадаченно поглазел на собственную руку с зажатым в ней ножом и тоже рассмеялся.

— Вот ещё! Зачем тебя резать?

— Вот именно. В целом виде я полезнее. Ух ты, я вижу баллончик со сливками. Ты любишь взбитые сливки?

— Только с клубникой.

— Я видел краем глаза в пакете клубничку.

— Тебе показалось.

— Неужели? Опять кажется, да?

— Отдай!

— Но оно же просто кажется, мираж…

— Чонин!

— Ты ведь не станешь есть призрачную клубнику со сливками?

— Эй…

— А ты гедонист, кто бы мог подумать.

— Кажется, тебя всё же стоит порезать…

— Мелко?

— Тонкими ломтиками. И мне достанется больше клубники.

— А как же «поделись с ближним»?

— Где ты тут ближнего видишь?

— А я?

— А чуть-чуть не считается. Отдай!

Чонин с довольной улыбкой поднял руки повыше. Хань оставил нож на столе и попытался дотянуться до баллончика со сливками и упаковки с клубникой. Его пальцы бессильно скользнули по тёмным запястьям. Горячая кожа, такая горячая, что, наверное, можно обжечься, если чуть помедлить. Впрочем, грудь Чонина под тонкой тканью футболки оказалась не только твёрдой, но и не менее горячей, чем запястья.

— Ведёшь себя как ребёнок, — с обвиняющими интонациями заявил Хань, чтобы спрятать хоть немного лёгкое смущение от близости Чонина и собственное бессилие что-то изменить.

Чонин мягко улыбнулся, опустил руки и протянул Ханю клубнику и сливки.

— Зато тебе было весело. Как думаешь, рис уже готов?

— Вот чёрт! — Про рис Хань совсем забыл. А ещё через десять минут он забыл о недавнем смущении, вновь отыскав повод для смеха и веселья. Приготовление ужина заняло намного больше времени, чем Хань рассчитывал, но это время пролетело буквально в мгновение ока, как и сам ужин.

Было вкусно, смешно и очень весело. Даже мытьё посуды вызвало прилив энтузиазма: Хань с азартом драил губкой тарелки, а Чонин протирал их полотенцем и сгружал на полку над раковиной.

— У тебя завтра занятия с утра? — Чонин неожиданно протянул руку и кончиками пальцев тронул тонкую оправу — поправил сползшие с переносицы Ханя очки.

— Чёрт… — Хань отпрянул, глянул на часы и помрачнел. До полуночи оставалось меньше четверти часа.

— Всё нормально, — проследив его взгляд, махнул рукой Чонин.

— Давай ты не будешь рассказывать мне басни, что живёшь в паре шагов отсюда? — сразу взял быка за рога Хань. — Денег у тебя нет, сам признавался, так что такси тоже отпадает. Ну и мало ли… Зато утром попадёшь в колледж. Под моим чутким руководством.

— Мне завтра туда не надо.

— Ага, как же. Останешься на ночь тут — ничего не желаю слышать.

Чонин сосредоточенно вытирал руки полотенцем, затем аккуратно повесил его и покосился на Ханя с каким-то неопределённым выражением на лице.

— Ладно, вздремну в кресле.

Хань тут же вспомнил о больной спине и о том, что кровать у него всего одна. Точнее, даже не кровать, а софа. Никаких иных предметов мебели, способных заменить кровать, больше в доме не было, как и матрасов, чтобы сносно устроить гостя на полу. Дом на сваях, по ночам пол почти ледяной, без матраса и речи быть не могло…

— Спать будешь на софе. Вместе со мной. Софа большая, поместимся без проблем вдвоём…