— Предлагаю познакомиться. Сегодня все здесь?

— Проверьте по списку, — хмыкнул тот самый японец.

— Незачем, — буркнул парень с рыхловатым лицом из первого ряда. — Месье Лу, здесь все, кроме Кая. Он не ходит на занятия, тем более, на историю. То есть, он приходит только на ежемесячные итоговые зачёты и промежуточные экзамены. Ну и бывает иногда, если его вдруг муха какая укусит. Оно и к лучшему. У него репутация ходячего наказания для преподавателей. Забудьте, в общем.

— Даже так?

— Эй, а вы точно преподаватель? Больше на школьника похожи, — вновь подал голос японец.

— А у вас есть способ проверить, школьник я или преподаватель? — прищурившись, негромко поинтересовался Хань и выразительно поправил очки кончиком указательного пальца. Японец не смог долго выдерживать его пристальный взгляд, потупился и проворчал нечто неопределённое, вызвав смешки в свой адрес со стороны прочих ребят. — Если у вас нет такого способа, предлагаю поверить мне на слово. А теперь расскажите мне, чем вы обычно занимаетесь? Есть ли у вас какие-либо проблемы и что вы хотели бы улучшить?

— Улучшить?

— Именно. Я же ваш куратор теперь, поэтому заинтересован в том, чтобы ваша группа была лучшей в данном заведении. Мадам Шарли сказала, что ваша группа сборная, тем не менее, вы в таком составе уже года два учитесь, должны ведь у вас быть общие интересы. Или вы бы хотели, чтобы такие интересы были? Что для этого делается? Что вы сами бы хотели делать вместе?..

В тот день Хань свалился на кровать, не раздеваясь, и мгновенно уснул. В большей степени он устал из-за того, что нервничал. Всё-таки это был его первый день в колледже искусств. Дальше пошло лучше и веселее. К концу первой недели он разобрался, что собой представляет каждый из его подопечных, к концу второй уже неплохо ориентировался в их взаимоотношениях друг с другом, к концу третьей недели знал почти всё об их интересах и увлечениях.

В конце четвёртой недели он впервые увидел рекордсмена по прогулам.

Ханя всегда удивляло пустовавшее в центре первого ряда место. Когда он предлагал студентам сесть туда, все отказывались. В четверг четвёртой недели проходили ежемесячные итоговые зачёты, и вот тогда-то пустовавшее прежде место оказалось занято. Там сидел рослый парень, упакованный в кожаные брюки и просторную кофту с капюшоном. Он небрежно вытянул длинные ноги так, что возжелай Хань прогуляться перед столами, непременно об эти ноги споткнулся бы. Мягкая ткань кофты красиво облегала широкие плечи и не особенно скрывала очертания гибкого тела. И парень задумчиво вертел в смуглых узловатых пальцах чёрную ручку. Рядом с ним Хань не обнаружил ни сумки, ни рюкзака, ни просто пары книг или тетрадей, словно при себе тот имел лишь ручку — ничего больше.

Хань раскрыл журнал, проверил список и задержался взглядом на имени, отмеченном длинной цепочкой прочерков. Ким Чонин. Кореец, несомненно. Помнится, другие студенты называли его как-то иначе. Вполне возможно, потому что его имя для большинства было непроизносимым набором звуков.

Хань оглядел группу, сверился со временем, прихватил со стола стопку бланков с зачётным тестом и принялся раздавать листы.

— Обязательно подпишите свои имена, — напомнил он после студентам. — У вас двадцать минут на тест, после чего я начну опрос по результатам теста.

Последний бланк Хань положил перед Ким Чонином.

— И хочу напомнить, что в помещениях колледжа принято находиться без головных уборов. Капюшоны тоже входят в этот набор.

Из-под капюшона донеслось очень тихое и презрительное «пф!», после чего потенциально проблемный студент небрежно сдвинул ткань, открыв тёмные волосы.

Хань вернулся за стол, сел и лишь тогда взглянул на Ким Чонина. Резко очерченные скулы, сильные челюсти, губы красивого рисунка, явно склонные к ироничным усмешкам, выступающий вперёд упрямый подбородок с характерной ямочкой, нос с лёгкой горбинкой и чёрные длинные ресницы. И очень смуглая кожа. Это лицо казалось полностью неправильным, но в этом и крылась необъяснимая притягательность. Хань был уверен, что точно не забудет это лицо никогда — оно просто врезалось в память, навязывалось, отвоёвывая себе хотя бы крошечный уголок.

Ким Чонин небрежно черкнул в верхнем уголке бланка своё имя и посмотрел на Ханя. Его глаза Ханю понравились — в них он увидел терпение и твёрдость, спокойствие. И буквально в один миг эти глаза стали совершенно непроницаемыми. Уже неважно, потому что Хань понял, почему лицо Ким Чонина произвело на него такое необычное первое впечатление. Потому что это лицо принадлежало сильному человеку с железной волей, который знал, чего он хочет. И если Хань прежде считал, что рекордсмен по прогулам — это какой-нибудь зазнавшийся отпрыск из состоятельной семьи, не представлявший, куда себя девать, или неуверенный ни в чём юнец, то теперь он понимал, как сильно ошибался. И понимал, насколько сложнее придётся ему в будущем.

Ким Чонин внимательно осмотрел Ханя и вернулся к тесту. Он выбирал ответы без спешки и без медлительности, уверенно, в ровном темпе. И его бланк лёг на стол Ханя спустя десять минут. Полностью заполненный.

— Я могу быть свободен? — поинтересовался Чонин. Его голос звучал негромко и низко, в приятной тональности, но с заметным акцентом, определить природу которого Хань сразу не смог.

— Ещё будет опрос, — напомнил ему Хань.

— По результатам теста. Мой результат — сто процентов. Думаете, есть смысл? — Чонин усмехнулся, выразительно приподняв левый уголок рта и даже не попытавшись скрыть иронию.

— Вы не посещали занятия, поэтому у меня точно будут дополнительные вопросы к вам. Сядьте на место, пожалуйста, — твёрдо отчеканил Хань.

— Как скажете, месье… Месье?

— Лу, — тихо добавил Хань и жестом велел Чонину вернуться туда, где он сидел прежде. Тот безразлично пожал плечами, сел обратно, откинулся на спинку стула и устремил взгляд на Ханя. Прямой и открытый, но непроницаемый взгляд. Под этим взглядом Ханю стало немного не по себе. Это ощущение с каждой минутой лишь усиливалось, поскольку Чонин не собирался смотреть куда-то ещё — он смотрел исключительно на Ханя. Смотрел так, словно во всём мире его ничто больше не интересовало. Хуже того, складывалось впечатление, что самого мира для Чонина не существовало. Вместо того, чтобы хоть как-то повторить материал перед грядущим опросом, Чонин изучал Ханя.

Хань ни разу в жизни не сталкивался ни с чем подобным. Ему миллион раз говорили, насколько он красив и совершенен, и это давным-давно превратилось в банальнейший комплимент. Чонин комплиментов ему не делал — да и с чего бы? — и просто пристально смотрел. А Хань не имел ни малейшего представления, зачем и почему Чонин так поступает. Он вообще ничего о Чонине не знал, кроме того, что тот кореец и рекордсмен по прогулам.

Хань склонился над журналом в попытке хоть так спрятаться от преследующего взгляда и спасти свои уши, которые медленно, но верно начинали пылать. Он машинально переворачивал страницы, пока не заметил, что сегодня на предыдущих занятиях Чонин по всем дисциплинам получил высшие зачётные баллы, хотя везде напротив его имени тянулись длинные цепочки прочерков. Хань заинтересованно заглянул в конец журнала и полюбовался на прошлогодние отметки. Да, так и есть: у Чонина за прошлый год экзаменационные результаты были просто блестящие, несмотря на прогулы. Забавно и странно. Хотя нет, не странно, если учесть то впечатление, какое он произвёл на Ханя. Он по-прежнему казался сильным и уверенным в себе человеком, который точно знает, чего он хочет.

Вскоре на стол Ханя легли все бланки. Он взял первый, бегло просмотрел и задал пару вопросов студенту, выслушал ответы и выставил оценку в восемьдесят баллов, перешёл к следующему. Чонина оставил на десерт.

— Что вы думаете о театре? — начал он атаку с общего вопроса.

— О театре вообще? Или вас интересуют мои личные предпочтения? — лениво отозвался Чонин и сладко потянулся, прищурившись по-кошачьи.