Где тот самый важный ответ, который мог всё объяснить?
Любовь? Но даже любовь не расцветает на пустом месте ― это не сорняк, который может расти всюду и везде. И такой сорняк, притворяющийся любовью, называется иначе.
Джин отложил книгу и побрёл в ванную, пустил холодную воду и шагнул под струи как был ― в одежде.
Сорняк, притворяющийся любовью… Вожделение, похоть, сладострастие…
― Ну что, Джин, тебе это ничего не напоминает? ― прошептал едва слышно. ― Разве не этого я хотел? И всё время… отдай мне, отдай… А что отдавал я?
Прикоснулся пальцами к шее, провёл вниз, нашёл ямочку меж ключицами, дотронулся и даже нажал, потом чуть иначе и ещё… Сколько ни пытался, ничего не выходило. Его тело оставалось глухо, оно не слышало и не чувствовало.
Но всё ещё хранило в себе тень огня.
Где-то в груди, там ― под защитой мышц, где много всего, ― было место, пустое место, которое смог заполнить только… Оно оставалось пустым шесть долгих лет, ничто не могло выжить в пустоте, никогда не могло, но у рыжего получилось как-то заполнить эту пустоту, втиснуть туда себя и там остаться. Словно плотина на пути чего-то… чего-то страшного. И можно ведь вырвать эту “плотину” с корнем ― это в силах Джина, как и в силах Хоарана. Вырвать можно, да…
Но что будет потом?
Или “потом” уже не будет вовсе?
Заснуть вновь не получилось. Джин повертел в руках купленный пару дней назад телефон ― старый он потерял где-то с неделю назад. Рассеянно набрал номер и уставился на него. Только минут через пять понял, что набрал номер Хоарана. Джин тяжело вздохнул и обречённо уронил телефон на матрас. Бесполезно это, ведь Хоаран почти никогда не отвечал на звонки.
Но так хотелось услышать его голос…
Длинные гудки сменились шумом: весёлый смех, фразы на чудовищном английском мешались с корейской речью, женские визги, рёв моторов.
― Хо, глянь как этот на своём ведре с болтами тошнит по трассе! О, колом встал!*
― Во урод! Давит на гашетку так, как будто ему это поможет…
― Забей, что с лобстера возьмёшь? ― Голос Эсмера опознать оказалось легче простого. Понимать бы ещё, о чём они говорили там.
― Ёбосеё?
Джин вздрогнул, услышав это, закрыл глаза и мысленно взмолился: “Скажи же что-нибудь ещё кроме банального телефонного приветствия…”
― О, накрылся, кажись, ― обрадовался кто-то.
― Ага, потух…
― Вон ещё один лобстер сделал уши, ― расхохотался Курт. ― Эй, Шимшек, с кем это ты ведёшь долгие переговоры?
― Понятия не имею и просто слушаю тишину… ― пробормотал Хоаран. И отключился.
Джин вытянулся на матрасе, опустил подбородок на скрещенные запястья и принялся гипнотизировать телефон взглядом. Быть может, Хоаран перезвонит из любопытства? Ну да, как же… Это не в его привычках.
Джин позвонил сам ― спустя час. Вновь то же самое приветствие, но это неважно. Он слушал негромкий голос рыжего, буквально упивался им. Можно было бы сказать что-то в ответ, но духу не хватило. Хоаран не знал, что это номер Джина высвечивался на дисплее его телефона. Вряд ли бы он стал разговаривать с Джином, но пока он не знал…
После третьего звонка Хоаран вырубил средство связи совсем. В общем-то, чего-то в этом духе и следовало ожидать…
Джин уткнулся носом в простыню и зажмурился. В ушах до сих пор звучало слабое эхо тех немногих слов, что он услышал от Хоарана. Этого, быть может, хватит, чтобы продержаться ещё немного…
Ещё чуть-чуть.
________________________
* Перевод:
― Хо, глянь как этот на своём ведре с болтами тошнит по трассе! О, колом встал! (Хо, глянь как этот на своём мотоцикле марки Kawasaki еле едет по трассе! О, застрял!)
― Во урод! Давит на гашетку так, как будто ему это поможет… (Во урод! Жмёт на газ так, как будто ему это поможет…)
― Забей, что с лобстера возьмёшь? (Лобстер ― новичок, ездящий по трассе с черепашьей скоростью. Описание этого процесса можно охарактеризовать именно как “тошнить по трассе”)
― Ёбосеё? / Алло? (кор.) /
― О, накрылся, кажись, ― обрадовался кто-то. (О, сломался, кажись)
― Ага, потух… (Ага, точно сломался…)
― Вон ещё один лобстер сделал уши. (Вон ещё один новичок перевернулся, т.е. “сделал уши” колёсами перевернувшегося байка)
4. Парни в коже и металле
Нет больше сил терпеть,
Когда ты в коже, на коне,
А конь стальной!
В крови огонь, а не вода,
А не по нраву я кому-то ―
Мне плевать!
Ария
Шторм пока не появлялся, так что неделя прошла спокойно. Ну, если не считать пары драк, затеянных Эсмером. В общем-то, он и не затевал их, просто всегда носил с собой. Хоаран, пожалуй, даже немного завидовал этой черте Чжанавара ― носить драку с собой. Ему самому приходилось постараться, чтобы устроить разборки, потому что с ним никто особо и не желал связываться. Почему-то.
С другой стороны, Эсмер всегда производил мрачное впечатление ― по нему же невооружённым взглядом видно, что смертельно опасен, но это никого не останавливало. Почему-то. И самое забавное то, что Эсмер завидовал Хоарану по обратной причине. Драки он не особо и любил, потому что убивать каждый раз нельзя, иначе привлечёт к себе нежелательное внимание и соответствующие санкции. Он ведь правду говорил: драться ему скучно, а убивать и мучить ― самое то. Этот псих и впрямь получал невыразимое удовольствие, наблюдая за умирающими. Словно наркоман, только его наркотик ― процесс смерти, процесс превращения живого в мёртвое.
― А если наоборот? ― спросил Хоаран, когда они устроились у костра поодаль от основного лагеря, где и поставили свою палатку с самого начала сбора.
― В смысле?
― В прямом. Если мёртвое в живое?
― Это уже процесс жизни, недоумок.
― Ты что имеешь в виду?
― То и имею. Землю удобряют мёртвым, чтобы она дала лучший урожай. Лес вот. Посыпать землю пеплом и трухой мёртвых деревьев ― и вырастут новые. Из мёртвого в живое. Нравится? Тогда наслаждайся. А я предпочитаю видеть, как живое умирает. Тонкий механизм, настроенный уникальным образом, разрушается… Это красиво.
― Но зачем?
― Ты не поймёшь, ― отрезал Эсмер, подкинув в костёр пару веток и едва не подпалив свой “хвост” ― длинную прядь слева. ― Вот огонь некрасив. Только и делает, что жрёт. И жрёт одинаково. Лиши огонь пищи ― подохнет. Искусственная стихия, если подумать. Сильная и мощная, но искусственная и смертная. Не годится.
Хоаран промолчал, потому что у Эсмера были веские причины для нелюбви к огню ― огонь и Эсмера как-то сожрать пытался.
― Земля… Природная стихия, но пассивная сама по себе. Ленивая. Она наблюдает. Сама по себе ― безвредна и убивать не умеет.
― А воздух?
― Смотря что считать воздухом… Атмосферу? Но она везде разная. Ладно, пусть ветер, идёт? Ветер зарождается тоже не сам по себе ― температура, давление и прочее. Но ладно, сочтём, что это тоже природное явление, а не искусственное, потому что ветер зарождается куда проще и чаще без участия человека, чем огонь. С другой стороны, предсказать движение ветра трудно, порой и невозможно. И на него трудно влиять, тоже порой невозможно. Поймать ветер ― тоже нельзя. Поэтому ветер и олицетворяет свободу. Убивать ему скучно, но иногда может. Нет, не моё. И он сам когда умирает, возрождается вновь.
― Ты даже стихии делишь на свои и чужие? ― пробормотал Хоаран, потыкав палкой в выкатившееся из костра полешко.
― Положим. Что там у нас ещё? Вода. Вода мне нравится. Она бессмертна и подобна фениксу ― меняет формы. Она равнодушна ― даёт жизнь и отнимает, словно божество, которому нет дела до смертных. Поглощает и хранит тайны, умеет быть спокойной и впадать в ярость, много чего умеет. Но она равнодушна. Слишком отстранённая. Могла бы стать идеальной убийцей, но ей это скучно. Тоже не моё. И, кстати, она похожа на ветер ― тоже свободна. С течениями, отмелями и погодой тоже фиг угадаешь. А если вода и ветер вместе… Это мне нравится. Вместе они убивают прекрасно, их гнев великолепен.
