Чертовщина всё-таки!
— Для тебя это важно? — задумчиво спросил Джин.
— Ты о чём? — не понял рыжий.
— Ну… что я, как оказалось, котминам. И… И знаешь, если бы я тогда не попросил, ты… ты бы…
— Нет.
— Что? — Джин приподнялся на локтях и изумлённо — с долей возмущения даже — уставился на Хоарана.
Хоаран вздохнул, внезапно сменил положение и уверенно припечатал Казаму к постели, уперевшись рукой в его грудь. На миг из-под ресниц вырвалась на волю золотая ярость, а затем на лице Джина оказалась ладонь, принудившая последнего закрыть глаза. Губы согрел неожиданно мягкий, хоть и глубокий поцелуй. Пальцы медленно соскользнули с лица, и едва слышно прозвучало:
— Мне наплевать. Всё равно, как именно ты выглядишь. Я могу и вовсе не видеть тебя… И даже если уже никогда не увижу твоего лица…
Джин широко распахнул глаза — и встретил ответный — прямой — взгляд. Вдруг Хоаран вновь тронул его лицо пальцами — слепо провёл сверху вниз, словно незрячий, — и отчего-то внутри всё будто льдом сковало… будто… будто уже это было…
Дежавю. Опять.
— Даже если уже никогда… Это не имеет значения. Никогда не имело. Ты можешь выглядеть как угодно — мне всё равно. Человеческое тело — это всего лишь сосуд. Разве ты думаешь иначе?
— Я… — Джин запнулся. Потому что… Потому что он не мог так легко ответить на подобный вопрос. Для него Хоаран всегда был таким, как сейчас — именно с этой внешностью. По-другому он его просто не представлял. Но солгать… И будет ли это ложью? Или… — Я не думал об этом. Мне и в голову…
— Нет.
— Что? — Джин опять не понял, что имелось в виду.
— Нет. Если бы ты тогда не попросил, вряд ли бы мы сейчас здесь были.
— То есть, ты бы ничего…
— Ничего бы не сделал.
— Но почему? — Джин стиснул кулаки до боли, чтобы удержать обиду и ярость внутри.
— Не думаю, что смогу объяснить тебе… — вздохнул рыжий и уверенно провёл пальцами по шее собеседника, заставив его против собственной воли откинуть голову и испытать чувство приятной расслабленности. — Ты просто не понимаешь, что…
К пальцам присоединились губы. Не сдержав тихий стон, Джин обхватил Хоарана руками и притянул к себе.
— Не понимаешь… как мало мне нужно… — договорил Хоаран и наградил Джина быстрым поцелуем. — Это больше, чем надо…
С ещё одним полузадушенным стоном Джин обессиленно уронил руки, выпустив рыжего из объятий, и сгрёб постыню, сжал ткань в кулаках, отдавшись полностью на милость чутких и умелых пальцев и несдержанных страстных губ.
— Это больше… ещё больше моих ожиданий, — прозвучал хриплый шёпот.
И немного погодя, когда Джина накрыло первой волной, обещавшей скорое наслаждение, он выдохнул имя и слова, которые клялся никогда больше… тем более, на корейском. Но он их произнёс — рыжий слышал.
— И это больше, чем я мог когда-либо представить…
Он распахнул глаза, чтобы ещё раз в этот день встретить прямой открытый взгляд Хоарана. И растерянно понял, что Хоаран имел в виду сейчас себя — внутри его тела, а не произнесённые неосторожно слова.
— А что ты представлял? — едва смог выговорить Джин, бросив ладонь поверх косого шрама на груди и почувствовав бешеный стук сердца.
— Улыбнись! — коротко велел вдруг рыжий, остановившись в самый неподходящий, по мнению Джина, момент. Но улыбка вполне получилась — легко и искренне, само как-то так вышло. И кончик смуглого пальца медленно повторил очертания этой улыбки.
— Это всё, чего я хотел… Всё, что мне было нужно… — едва уловимой музыкой прозвучал шёпот над ухом. — Всё остальное — к чёрту. Есть — хорошо, нет — тоже нормально.
В данном вопросе, пожалуй, их мнения совершенно не совпадали, однако Джин оставил все возражения при себе. И даже если бы он захотел их высказать, ни под каким видом сейчас бы не смог. Сейчас он не только говорить — дышать разучился. И лишь рвущееся из груди сердце указывало на то, что он всё-таки жив. По сути, Джин совершенно не намеревался возражать против именно этого способа заполучить его улыбку, а вот любой иной готов был тут же поставить под сомнение.
Горячее дыхание обжигало шею, рыжие пряди приятно щекотали кожу — и дрожь всё ещё жила в телах обоих. Это получилось быстро, но удивительно неистово и напоминало самый настоящий поединок на Турнире, вот только Джин не рискнул бы назвать победителя.
Он прикоснулся к лицу Хоарана обеими руками, всмотрелся в дерзкие черты…
— Отстань. — Хоаран попытался высвободиться, но Джин не отпустил его, привлёк к себе и настойчиво припал к губам.
Проклятие, он всегда знал, что рыжий ни за что не солжёт, однако сейчас… Именно сейчас недавние пояснения Хоарана стали ложью — от первого и до последнего слова. Потому что Джин не мог принять это как истину. Слишком мало, чтобы уверить его в том, во что он желал верить. Ему — мало, недостаточно, катастрофически мало. И да, он не Хоаран, конечно же, и поэтому — мало тоже. Довольствоваться ничтожной улыбкой? Ещё и тогда довольствоваться, когда предлагали в сотни раз больше? Нет, он так не мог и не смог бы никогда. Поэтому — ложь! Всё это ложь! Возвышенные слова, не больше. Потому что рыжий не мог желать меньшего, чем есть прямо сейчас…
Не может, не должен, не смеет…
Джин невольно позволил поцелую стать глубже, чем предполагалось изначально.
“Я дам тебе больше — и только посмей отказаться! Ты нужен мне весь — на меньшее я не согласен”.
Хоаран внезапно отстранился.
— До тебя хоть что-нибудь дошло? — спросил он без особой надежды. — Тебе не обязательно быть со мной и терпеть меня, терпеть то, что я с тобой делаю. Ты можешь ненавидеть, избегать, презирать, проклинать, отталкивать, не замечать, вовсе забыть. Всё равно. Мне нужно мало, совсем немного. И ты всё равно останешься моим. — По его губам скользнула такая знакомая — неуловимая и призрачная — улыбка. И немедленно захотелось врезать рыжему.
— Я не твоя собственность! — взвился Джин. “Но было бы неплохо, если бы моей собственностью был ты…”
— Я, кажется, подобного и не говорил, — насмешливо фыркнул Хоаран. — Я сказал, что ты — мой, а не моё движимое или недвижимое имущество.
— Не чувствую разницы.
— Будешь упираться — дам в тыкву. Для лучшего регулирования чувствительности, — лениво предложил невыносимый мерзавец. — Чёрт, есть хочу… Ещё немного — и мой желудок сожрёт сам себя.
— Я не понял про разницу! — окликнул Хоарана на полпути в ванную Джин.
— Человеку нужна и пища для размышлений. Не хлебом единым, знаешь? Теперь у тебя такая пища есть. Всё равно тебе делать не фиг, а так хоть мозги разомнёшь…
Джин оторопело пялился на закрывшуюся за Хоараном дверь и пытался где-то и как-то отыскать подходящие к случаю слова. Ни черта не выходило. Потому что манеры одного отдельно взятого — и даже особо конкретного — корейского осла могли бы использоваться в крупномасштабных военных кампаниях в качестве беспроигрышного последнего средства — стопроцентно убойный эффект против любого противника и в любых условиях. Кстати, проверено же на практике: Хоаран как-то умудрился довести Джека до самоликвидации невинной богословской беседой о месте роботов в этом мире. У несчастного андроида все системы сразу накрылись медным тазом — называется, пообщался с рыжим минутку — и фатальный исход без возможности восстановления. И Хоаран ещё прибеднялся, что ни разу не грамотный, как уссурийский тигр… Ну да.
— Если ответ придумаешь только завтра, то не напрягайся. Завтра это будет уже не актуально, — послышалось из ванной.
Добивание. Про добивание рыжий мерзавец никогда не забывал. И Джин тихо прошипел нечто вроде “чикусё”, после чего со стоном рухнул на кровать, правда, почти сразу же вновь приподнялся на локтях и устремил взгляд в зеркало на стене — на собственное отражение. Кожу усыпали красноречивые отпечатки — свежие и не совсем, на обнажённом теле — как будто призрачный плащ сладкой истомы, по которому совершенно не трудно угадать, что именно с ним только что делали, губы казались яркими и немного припухшими — тоже ясно сразу, по какой причине, а ещё как-то странно светились глаза… И на ум немедленно пришло непрошенное — котминам. Джин сдавленно выругался и зажмурился, чтобы не смотреть на себя — такого себя, пусть и хотелось, но…
