— Я чего-то не понимаю? — хмыкнул на ходу Хоаран. — Ты же любишь леса, вот и наслаждайся. Доберёмся до отеля к утру, а может, и раньше…

— Сейчас утро, — хмуро напомнил Джин.

— Я знаю. Завтра тоже будет утро. Шевели ногами.

— На машине быстрее. Закинули бы вещи в отель, а там уже и по лесу…

— Не быстрее. Здесь с машинами проблемы. И я их не люблю.

— Вот с последнего и следовало бы начинать, — проворчал Джин, свернув вслед за Хоараном на узкую тропу.

Вообще-то, он действительно любил гулять по лесу, но назвать прогулкой военный марш, который устроил рыжий, язык не поворачивался. Хоаран задал сразу же приличную скорость и умело её выдерживал, времени на любование природой просто не оставалось. И где-то через пару часов до Джина всё-таки дошло, что его спутник зол, как чёрт. И эта злость возникла не прямо сейчас, а копилась долго.

Из-за этой поездки? Разозлился, что ему испортили планы? Или дело в чём-то ещё?

Можно, конечно, гадать и дальше, но бесполезно, а сам Хоаран ничего не скажет, будет продолжать злиться и молчать, выгорая изнутри до той самой “обратной тяги”, когда даже самая незначительная мелочь сможет спровоцировать сокрушительный взрыв или заставить его исчезнуть далеко и надолго.

Джин смахнул пот со лба и покосился на солнце, сместившееся к югу. Почти полдень, а замедляться, кажется, никто не собирался. Интересно, и сколько они уже отмахали? Жаловаться он вовсе не хотел да и не устал, просто жарко очень, совсем не так, как в Сеуле.

Через полчаса они выбрались к небольшому водопаду, где Хоаран и объявил привал. Он сел на песок прямо на берегу заводи, а Джин остался стоять за его спиной, слушая шелест листвы, пение птиц и шум воды. Потому что больше слушать было нечего.

Прекрасный отдых, просто очаровательный! Мечта о нормальном в отдельно взятом конкретном случае, похоже, несбыточна.

Он скосил глаза на спутника. Легкий порыв ветра со стороны водопада ласково тронул яркие в лучах солнца рыжие пряди. Захотелось повторить это — собственными пальцами, и Джин сжал руку в кулак, чтобы подавить неуместное желание.

— А ты раньше тут был хоть раз? — спросил он, чтобы разбить молчание, которое уже давило на виски, словно тугая повязка.

Хоаран внезапно поднялся и, прежде чем Джин успел хоть что-то сообразить, прямо с места сиганул в воду — в одежде, в обуви… Волны сомкнулись над ним, а вынырнул он уже у самого водопада, ловко взобрался по мокрым камням на уступ и шагнул сквозь сверкающую текучую завесу воды, исчезнув из вида.

Джин закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Так, спокойно. Он же всегда знал, что просто с Хоараном не будет. Не будет просто, не будет легко, не будет нормально… Но почему? Потому что… Проклятие!

Падающая сверху вода прозрачна, как слеза, но сейчас Джину мешали разглядеть Хоарана солнечные отблески, танцевавшие в шумящем потоке. Он решительно зашагал вдоль берега к водопаду, по камням перебрался ближе, пару раз едва добротно не окунулся, но всё-таки взобрался на уступ, по которому хлестали прозрачные струи. Джин остановился напротив рыжего и чуть прищурился, чтобы разглядеть детали сквозь изменчивую преграду.

Хоаран не слышал его шагов из-за шума воды, поэтому не сдвинулся с места, так и стоял, прислонившись спиной к каменной стене и немного запрокинув голову. Опущенные ресницы едва заметно подрагивали, а по лицу скатывались прозрачные капли, падавшие сверху, намокшие рыжие пряди прилипли ко лбу, подчеркнув то, о чём Джин частенько забывал после пятого Турнира Тэккен, — его возраст. Сейчас Хоаран выглядел как самый настоящий мальчишка: упрямый, непослушный и бесконечно усталый. На правом виске, рядом с бровью, и чуть ниже, почти на скуле, белели тонкие шрамы, оставшиеся после… После.

Джин провёл подушечкой большого пальца по ногтям и сжал кулак. Сейчас это ногти, а тогда были когти. И Хоаран никогда не нуждался в его сочувствии и демонстрации чувства вины, но в груди больно и противно кололо всякий раз, когда он вспоминал всё, что случилось в тот день. И знание, что Хоаран готов всегда и ко всему, не помогало.

Хоаран медленно выпрямился и открыл глаза. Знакомый цвет, и Джин прекрасно знал его значение, но даже не шелохнулся. Они молча смотрели друг на друга сквозь прозрачную завесу и злились опять же друг на друга.

Внезапно Хоаран шагнул вперёд — под воду, проскользнул мимо и, перепрыгивая с камня на камень, добрался до берега. Прихватив рюкзак, спокойно зашагал себе по тропе дальше — в мокрой одежде.

Джин тяжело вздохнул. Ну вот, похоже, время для взрыва ещё не наступило, и это немного радовало, однако нежелание упёртого мерзавца разговаривать даже на обыденные ничего не значащие темы сводило эту радость к нулю.

Ещё через пару часов они выбрались к какому-то селению. На окраине стоял дом, сложенный из камней и накрытый самой настоящей соломенной крышей. Поверх соломы крепилась сеть, утяжелённая булыжниками. Как видно, защита такая от ветра.

Пока Джин набирал воду в источнике, Хоаран узнавал дорогу у дамы преклонного возраста, обнаружившейся возле домика. Джин навострил уши и вслушался в их голоса, а затем ошарашенно замер и едва не выронил из рук пластиковую бутылку.

Корейский он знал паршиво, но хоть что-то понимал, однако рыжий и бабка говорили на языке, о котором Джин не имел ни малейшего представления. Пожилая женщина, радостно что-то рассказывая, похлопала Хоарана по плечу и жестом велела сесть на каменную скамью. Он помотал головой и махнул рукой, вероятно, поясняя, что должен идти. Однако хозяйка всё же заставила его сесть, ласково взъерошила рыжие волосы и побрела в дом, вернулась она быстро — с пиалой в руках. С настоящей монгольской пиалой, которую и вручила Хоарану. Она снова что-то весело сказала и погладила гостя по голове.

Бутылку Джин всё-таки выронил, потому что впервые в жизни увидел смутившегося Хоарана: у того даже уши заполыхали алым цветом, и он явно не знал, куда себя девать. Пробормотал что-то едва слышно и поднёс пиалу к губам, осушил её буквально одним глотком, вскочил со скамьи и отвесил старухе два земных поклона и один поясной.

Джин озадаченно моргнул: что там, чёрт возьми, у них происходило?

Вернулся к источнику Хоаран уже в привычном виде, подхватил рюкзак и дождался, пока Джин выловит бутылку и наполнит её водой.

— Что там было-то? — закрутив крышку, спросил он.

— Ничего.

— А что за язык? И зачем ты…

— Тут на другом языке говорят, — буркнул Хоаран и двинулся по тропе мимо каменных дедов, смахивавших чем-то на идолов острова Пасхи, только маленьких.

— Но почему ты…

— Отстань. Здесь у них… что-то вроде матриархата. Эта женщина — глава рода.

— А что она тебе сказала, когда…

— Ничего. Просто угостила кумысом.

— Уж конечно. От ничего так… — Джин умолк, потому что Хоаран прибавил скорость, пришлось догонять. — Может быть, ты просто скажешь, почему такой злой?

Его послали коротко, но качественно — даже переводить не потребовалось. Но Джин “посылаться” отказался.

— Мне нетрудно повторять этот вопрос раз в минуту. Так почему ты…

Хоаран резко остановился, затем медленно повернулся и смерил напарника мрачным взглядом.

— Потому что. Ты собираешься хоть что-то менять?

— То есть? — не понял Джин.

— Говорю то, что хочу сказать. Ты собираешься хоть что-то менять? Или намерен продолжать и дальше в этом духе?

— Я не понимаю, — честно признался он. — Ты что имеешь в виду?

— Всё вот это! — швырнув рюкзак в траву, прорычал Хоаран. — Будешь и дальше хвостом ходить за мной? И всё?

— Э…

— Не будь идиотом! Ты же где-то учился, так? Ну и? Собираешься учиться дальше? Или будешь просто всюду мотаться со мной?

Хоаран потёр пальцами переносицу и устало вздохнул.

— Знаешь, я не гений, конечно, но мне надоело смотреть на то, что ты делаешь с собой из-за меня. Вряд ли смысл твоей жизни сводится к тому, чтобы быть всегда рядом со мной.

“Именно к этому и сводится”, — подумал Джин, но вслух этого не сказал.