— Мне холодно, — пробормотал Джин, продолжив улыбаться. — И, если что, я к тебе не приставал.
— Чёрт…
Хоаран, похоже, обнаружил собственную ногу, закинутую на Джина. Он её тут же убрал. Печально.
Хоаран завозился за спиной Джина, кажется, приподнялся на локте.
— Ты чего улыбаешься?
— Просто так.
— Отпусти, — велел он и попытался вновь высвободить руку.
Джин помотал головой и сжал запястье Хоарана крепче. Улыбаться он не перестал, не получалось.
Через минуту они уже катались по одеялу, навешивая друг другу от души. И Джин не мог вспомнить, кто же начал первым. Скорее всего, Хоаран, но твёрдой уверенности не было.
Джин зашипел, когда в спину впился острый камешек, и слизнул кровь, лившуюся из расквашенного носа, наугад двинул кулаком — куда-то попал, в ответ получил по уху так, что в голове зазвенело.
— Чёрт…
Он открыл глаза и взглянул на противника. Ого, кажется, он опять разбил Хоарану губу — на том же самом месте. Но куда больше его беспокоила реакция собственного тела. Кроме того, он не мог отвести глаз от чёткого рисунка губ Хоарана. Не мог — и всё тут. Масла в огонь подливала и приятная тяжесть навалившегося на него тела.
Смешно получалось, однако. Джин не мог больше драться с Хоараном. И не потому, что стал слабее или уступал хоть в чём-то — вовсе нет, а потому, что его предавало собственное тело.
Он крепко обхватил Хоарана руками и прижал к себе, твёрдо решив, что не отпустит ни за что. Тот попытался высвободиться, но скоро притих. Вероятно, понял, что произошло с Джином.
— Ты издеваешься? — пробормотал он, скользнув пальцами по бедру Джина.
— Если бы… — хрипло отозвался Джин и зажмурился, чтобы не видеть Хоарана вовсе. Но это не мешало чувствовать, например, гибкие мышцы под ладонями или…
— Чёрт бы тебя побрал! — выдохнул Хоаран, провёл губами по подбородку Джина.
Джин не возражал. Тем более, если этот “чёрт” рыжий, с отвратительным нравом, светящийся сиреневым и больше смахивающий на ангела.
— Слишком долго… — запинаясь на каждом слове, с трудом выговорил Хоаран после жадного поцелуя. Он резко высвободился из хватки Джина и рывком заставил сесть к себе на колени, вновь потянулся к губам Джина, а ладонями скользнул вниз по груди, бокам и неожиданно надавил большими пальцами на две выступающие косточки на бёдрах, заставив Джина задохнуться от головокружительного упоения. Ничего не забыл за это время, похоже, и нажал, добившись именно такого эффекта, какого хотел. Почти абсолютный восторг. Почти.
Хоаран подхватил бёдра Джина и чуть приподнял. Джин даже не понял сразу, что он сделал, ослеплённый взрывом эмоций. Наверное, это должно было быть несколько болезненно, но он не почувствовал — Хоаран позаботился об этом. Всё, что он теперь ощущал, — внутри его тела горячее доказательство неистовой жажды Хоарана.
Прижавшись губами к его шее, Хоаран хрипло повторил, словно извиняясь:
— Слишком долго…
Он не был груб, скорее, торопился и проявлял несдержанную страстность, но Джин и не протестовал, потому что Хоаран сказал правду — слишком много времени они провели вдали друг от друга. Он и сам испытывал голод и сводящее с ума желание.
Движения внутри срывали с губ стоны, но этого так мало, хотелось больше, ещё больше.
Кажется, он прошептал имя Хоарана. Или нет. Кожу на шее обожгло яростным поцелуем, быстрые толчки почти отзывались болью в теле.
Почти.
Хоаран заставлял его балансировать на тонкой грани между исступлённым восторгом и острой болью, захлёбываясь наслаждением.
Пока пожар не превратился в тлеющие угольки.
***
Задыхаясь, Джин прижался лбом к плечу Хоарана, зажмурился, чувствуя дрожь в теле и слушая сбившееся дыхание. Шевелиться не хотелось, к тому же приятно осознавать, что Хоаран всё ещё внутри него, приятно от тепла обнимающих рук и приятно понимать, что он нужен, хоть это и пытались отрицать. И нужен больше, чем просто средство для утоления страсти, иначе Хоаран не стал бы проявлять такую заботу о его самочувствии и точно не стал бы извиняться за спешку.
Тёплые пальцы тронули подбородок, заставив Джина поднять голову, потом Хоаран накрыл его губы своими, мягко играя с огнём кончиком языка. Внезапно он чуть отстранился, из-под ресниц сверкнуло янтарное пламя, обожгло лицо Джина. Безбожно коверкая английское слово, Хоаран хрипло произнёс:
— Мало…
Наверное, он почуял согласие Джина ещё до того, как Джин успел его озвучить, поэтому прижал к себе и увлёк на одеяло, мягко перекатился, оказавшись сверху, и внимательно посмотрел на Джина.
Джин невольно затаил дыхание, осознав ещё одно своё желание. Вот так тоже можно — навсегда. Просто бесконечно долго видеть перед собой светло-карие блестящие глаза так близко, находя в них собственное отражение и поражаясь каждый раз их способности наполняться янтарным сиянием с танцующими в глубине озорными тенями или превращаться в обжигающее расплавленное золото ярости.
— И что ты там видишь? — слегка нахмурившись, тихо спросил Хоаран.
— То, что могу увидеть только я, — одними губами, почти беззвучно ответил Джин. Вот теперь он ответил правильно и почувствовал доказательство этого внутри собственного тела. Хоаран зажмурился на миг, сражаясь уже сам с собой.
— Когда-то ты… сказал, что это означает моё превосходство над тобой… — пробормотал он.
— Хорошая у тебя память. — Джин смахнул с его лба длинную прядь. — Должен же я был разозлить тебя тогда, вот и сказал это. И я не думал, что ты…
— Я не об этом. — Хоаран сердито мотнул головой и опалил лицо Джина взбешённым взглядом. — Если ты допустил такую мысль, то какого чёрта сейчас…
Джин сжал губы и посмотрел в сторону. Сказать или не сказать?
Вообще-то, теперь он понимал, что всё наоборот: нынешняя ситуация означала превосходство не Хоарана, а как раз именно Джина. И да, они никогда не говорили о чувствах, но, быть может, они никогда в этом и не нуждались? Прикосновения рук и губ Хоарана были красноречивее любых слов, как и отклик Джина на эти прикосновения.
С другой стороны, многим требовались ещё и слова.
Сказать.
Он не успел. Всё-таки Хоарану слова не требовались, ему хватило одной решимости Джина произнести их. Странный, ни на кого не похожий человек.
Джин запрокинул голову и закрыл глаза, когда губы Хоарана перебрались на шею и плечи. Он знал, что на его теле останутся следы, непременно останутся, потому что Хоаран не умел иначе “говорить” о чувствах, зато эти “слова” запоминались надолго и были искренними.
Он вздрогнул от лёгкого прикосновения к внутренней стороне бедра — кончики пальцев быстро пробежались, дразня, потом тронули кожу под коленом — сладкая пытка. Хоаран больше никуда не торопился, и это означало, что Джину придётся выдержать немало. Кроме того, внутри него пульсировала горячая плоть, придавая ситуации особую пикантность.
Он невольно потянулся к мягким рыжим прядям, запустил в них пальцы и легонько дёрнул, когда губы потревожили ямку меж ключицами. Хоаран фыркнул и опасно надавил кончиком языка на ту самую чувствительную точку, которую он первой обнаружил на теле Джина. С томным стоном Джин обхватил его руками и ногами, будучи не в силах выносить дальше эти муки.
Голод не прошёл, судя по всему, а лишь затаился на время.
Запрокинув голову, он широко открытыми глазами наблюдал за медленно вползающим в пещеру солнечным светом — тот самый рассвет, которого он так боялся.
— Солнце… — с трудом выдохнул Джин и всё-таки зажмурился. Он невольно напрягся в ожидании ответа и почувствовал, что Хоаран остановился.
— К чёрту, — коротко бросил Хоаран, прикоснулся ладонью к его щеке и легонько тронул губами уголок рта. Джин едва сдержал стон, когда Хоаран с азартом продолжил прерванное занятие.
Вот уж воистину — к чёрту рассвет! Не первый и не последний, а вот они потеряли уже столько времени.
Больше он не думал ни о времени, ни о рассвете — не мог. Что-то сбивчиво говорил, повторял имя, остро чувствуя каждое движение, с силой сжимал пальцами плечи Хоарана, ощущая его в себе и его уверенные прикосновения к затвердевшей плоти Джина. И, кажется, он всё-таки сказал это, те самые слова. Ещё и повторил, когда захлебнулся восторгом. Он совсем не думал об этом и не собирался говорить ничего подобного, но сказал.
