Я никогда не понимала маминого выбора, но еще меньше понимаю саму себя. Думаю, что судьба свела меня с этим человеком исключительно для того, чтобы появилась Маша. Ни для чего другого он не пригодился, и к счастью, его след в моей судьбе остался очень коротким.

Валера Ярцев был моим одногруппником. Очень способным, рассеянным и несобранным самородком, к тому же – высоким и замечательно красивым парнем. Валера окончил школу на окраине Воскресенска с золотой медалью и не поступил в университет только потому, что перепутал сроки подачи документов. Для меня до сих пор загадка, как он их вообще не потерял и довез до нашего института. Рассеянностью и несобранностью он не просто напоминал моего бывшего одноклассника Мишу Гуськова, но многократно превосходил его.

Мать растила Валеру одна. Отец-алкоголик нигде никогда не работал дольше недели. Однажды ранним зимним утром он взял удочку и поехал на велосипеде на рыбалку. Сгинувшего главу семейства откопали из оттаявшего сугроба в полукилометре от дома только по весне, в конце марта. Валерке тогда не исполнилось еще и пяти.

Откуда у него взялись такие феноменальные способности, никто понять не мог – ни на одной из ветвей родового древа ни в одном поколении не было ни одного хоть сколько-нибудь грамотного человека.

Поступив в институт, Валера поселился в общежитии в комнате с двумя парнями с Кавказа. Те, хоть и числились студентами экономического факультета, ничем, кроме разгула, не занимались: пили водку и водили девок. Воскресенский математический гений не вписывался в их праздник жизни, и отношения в комнате создались самые что ни на есть ужасные. Валеру несколько раз били, порой просто не пускали ночевать. Комендант общаги и подонки из студсовета получали от Валериных соседей мзду чачей, фруктами, а то и просто деньгами, поэтому защиты просить было не у кого.

Однажды я пришла на семинар по «матану», Математическому Анализу, раньше других, и обнаружила, что Валера оказался в аудитории еще раньше. Он спал, сидя за столом, уронив голову на руки. Услышав, что не один, он поднял лицо, и я увидела, что губы его разбиты, бровь рассечена, а под глазом расплылся огромный фингал. До сих пор не знаю, что у него произошло в ту ночь с соседями по комнате, но после занятий я пригласила его к нам домой. Он с радостью пообедал с нами, а потом остался и на ужин.

Тихий, говоривший почти шепотом молодой человек очень понравился и маме, и бабушке Рае. А папа просто пришел в восторг, когда тот внимательно выслушал его полуторачасовой рассказ про диссертацию и про то, как мешает его работе дурацкая новая концепция персональных компьютеров. Валера, как обычно, шепотом, застенчиво глядя в пол, сказал, что, возможно, результаты, полученные папой, можно попробовать использовать не только для больших компьютеров, но и для современных распределенных сетей. Папа торжествовал. Я вообще никогда не видела своего нудноватого серенького отца таким сияющим.

Как-то так получилось, что Валера поселился в нашем доме. Его регулярно оставляли ночевать на раскладушке в нашей с бабушкой Раей комнате. Периодически он вздыхал, что из-за того, что у него нет московской прописки, он не сможет получить распределение в тот НИИ, где занимаются настоящей наукой. Вся моя семья жалела бедного студента.

Однажды мама завела со мной разговор на тему «Валера – твой шанс».

– Мне кажется, что тебе стоит самым внимательным образом присмотреться к этому мальчику, – сказала мама. – Мы все, и бабушка, и отец, и я, считаем, что это именно такой человек, с которым нужно строить семью.

Признаться, я была несколько удивлена такой постановкой вопроса. Я никогда не воспринимала Валеру как ухажера. Еще более рассеянный и безалаберный, чем Миша Гуськов, он, конечно, был намного способнее его. А, кроме того, в отличие Миши, уродливого и похожего на спившегося гнома, Валера отличался иконописной красотой. Зато он был напрочь лишен чувства юмора, и это раздражало. Но главная проблема заключалась в том, что сам Валера не проявлял лично ко мне никакого интереса. Он с удовольствием пользовался гостеприимством моей семьи, хвалил бабушкину стряпню, беседовал с папой о компьютерном прошлом и во всем соглашался с мамой, о чем бы она ни говорила. Но он ни разу не попытался не то что поцеловать меня, но даже взять за руку. Не было речи ни о каких совместных походах ни в театр, ни просто в кино.

– Скажи мне пожалуйста, Аня, – мама продолжала на меня давить. – Разве у тебя есть кто-нибудь, хоть немного сравнимый с Валерой?

Честно говоря, у меня вообще не было ни одного ухажера с того вечера, как из нашего дома ушел расстроенный и незаслуженно обиженный Олег.

Я объяснила маме, что не вижу, чтобы Валера проявлял ко мне хотя бы малейший интерес.

– Я тебе кое-что объясню, дочка, – вздохнула мама. – Я думала, что ты уже достаточно взрослая, чтобы отличить спокойное любовное отношение настоящего мужчины от того пубертатного истерически-сексуального увлечения, через которое мы уже, по-моему, прошли раз и навсегда.

И мама открытым текстом, без всяких намеков разъяснила, что, по общему мнению, для Олега я была исключительно объектом сексуального вожделения, вызванного гормональной бурей в организме невоспитанного мальчика. По ее словам, Валера, хоть и происходил из чрезвычайно простой семьи, был от природы мудр и интеллигентен. По мнению всех членов моей семьи, Валера просто очень стеснялся сделать мне предложение, так как боялся отказа из-за страха, будто его заподозрят в стремлении к московской прописке.

– Но отец уже объяснил Валере, что наша семья не мещанская, и мы будем только рады, если поможем способному мальчику не только создать семью, но и сделать настоящую научную карьеру.

От изумления я не находила слов, но мама решила, что на меня так подействовало слово «карьера».

– Научная карьера, Аня, не имеет ничего общего с карьерой в пошлом мещанском смысле этого слова.

До сих пор не понимаю, как это получилось, но Валера стал моим мужем.

Последующие события и вовсе представляются мне сегодня полным бредом.

Ради того, чтобы мы с Валерой могли жить вместе, бабушка Рая переехала на раскладушку в комнату родителей. Честно говоря, я так и не разобрала, что пробормотал себе под нос Машкин отец, когда делал мне так называемое предложение.

Перед свадьбой мы съездили к его матери, чтобы я смогла познакомиться с будущей свекровью. Жирная и одышливая, эта женщина вдобавок к нерасполагающей внешности обладала противным и визгливым голосом. Говорила она много, бессвязно и косноязычно, все время хвалила себя за честность и откровенность. Мне она сообщила, что я «окрутила» ее сына, а ему объяснила, что он дурак и весь в своего отца. Ни обеда, ни чая нам не предложили. Через полчаса бессмысленной беседы Валера встал и, не прощаясь, побрел прочь из материнского дома. Я потянулась вслед за женихом и его мать больше никогда не видела.

Никакой свадьбы нам, слава богу, не организовывали. Расписавшись в районном загсе, мы пообедали дома, после чего отправились в свадебное путешествие – мои родители подарили нам на свадьбу путевку на теплоход до Питера и обратно.

Наша первая брачная ночь проходила в двухместной каюте речного теплохода. Ни туалета ни ванны, ни душа в нашей каюте не было, удобства предоставлялись одни на всю палубу. Вдобавок ко всему выяснилось, что Валера не имел никакого представления об интимной стороне жизни, и я с огромным трудом добилась, чтобы он, наконец, лишил меня девственности. Было больно, противно и очень унизительно. Зато я сразу же забеременела. По возвращении домой он никогда даже не делал попыток к близости. А через месяц у меня начался ранний токсикоз. Валера страшно испугался и… к потрясению моих домашних, ушел из дома. Спасибо ему за это!

Он не исчез, продолжал ходить на занятия в институт, но вел себя дико: так меня сторонился, что у наших сокурсников возникло подозрение, что моя семья совершила с парнем нечто ужасное.