– Конечно, господин всадник, прекрасно знаю, поскольку сам занимался этим случаем. И готов поручиться: если он волнует тебя, значит, твои сведения неверны. Могу представить полный доклад…

– Не нужно, – усмехнулся Гифрат. – Лучше поговорим о твоём имении. Значит, виноград не уродился? Должно быть, лоза подмёрзла? Испортился вкус?

– Совершенно верно.

– Ай, как досадно. Значит, придётся продавать задёшево. Сколько виноградного сока дают твои земли? Должно быть, не меньше тридцати бочек?

Эриной молча кивнул, отметив про себя, что, кажется, Гифрат назвал точное число отнюдь не наугад.

– Ах, какая досада! Ну, может, я смогу тебе помочь. Вот что: продай-ка ты сок в мою винокурню. У меня ведь делают вина не только для благородных гипареев, но и гонят пойло для нищеты. Качество лозы тут неважно. По крайней мере, ты получишь тридцать драхм за бочку, а не просто выльешь сок в землю.

Эриной почувствовал, что закипает.

– Благодарю за щедрое предложение, – промолвил он. – Но, думаю, и сам смогу найти применение урожаю.

– Как понимаю, о хозяйских заботах ты говорить не хочешь… Что ж, поговорим о заботах городской стражи. Итак, ты подверг сомнению мои сведения о событиях под Южной стеной… Или всё-таки передумаешь насчёт винограда?

Эриной понял, что краснеет от гнева.

Виноград в этом году уродился на славу, в подвалы должно уйти не меньше двухсот бутылей, которые через пять лет принесут отличную прибыль, а продажа излишков сока в другую винокурню, как писал управляющий, даст около двадцати золотых чистой выручки.

В какую же цену обойдётся Эриною «отпуск», если он поддастся на вымогательство начальника? Стоит ли Алайя таких денег?

Впрочем, речь уже не только об Алайе. Кажется, старый пройдоха решил, что «события под Южной стеной» дают ему повод хорошенько подцепить копьеносца, думающего о себе, будто он всадник. Поддаваться нельзя…

– Нет, я не передумал, господин Гифрат. Уверен, мои виноделы найдут выход. Они отлично знают своё ремесло. Если желаешь в этом убедиться, могу передать тебе шесть бутылей «Ордонского ветра» семилетней выдержки.

Бутыль «Ордонского ветра» даже в Ликенах стоила по золотому, а за горами её цена повышалась впятеро.

– Недурная идея, – охотно согласился Гифрат. – Думаю, тебе и впрямь следует побывать в имении. Сейчас кликну писца и выдам тебе бумагу.

Эриной уходил, сам дивясь облегчению, которое испытал. Неужели он готов был ради Алайи пойти и на большие траты?

В воротах он оглянулся. Гифрат по-прежнему стоял на террасе и глядел ему вслед, и Эриной вдруг увидел на миг не старого пройдоху с прозрачными глазами, а человека, который десять лет назад возглавил атаку, сменив на поле боя павшего предводителя, и сразил в единоборстве вражеского военачальника.

За воротами особняка дожидались, переминаясь с ноги на ногу, Карис и Филон.

– Дело сделано, – сказал им Эриной. – Теперь идём в таверну. Что у тебя нового, Филон?

– Плотник Энкилон, отец того придурка, Клита, готов хоть сейчас всё бросить и искать ведьму, – на ходу отвечал Филон. – Я намекнул ему, что помощь Белайхи была бы не лишней, и, уверен, он приведёт с собой кожемяку.

– Это хорошо, но ты сказал, в таверне ждёт ещё и Ксенобий? Мальчишка пришёлся к месту во время казни, но брать его в поход… Случись что, нас же в грязь втопчут, лишь бы его обелить.

– Он всё равно узнал, что Энкилон идёт.

– Узнал? Ему-то какое дело?

– Какое-то, видно, есть. Он как раз пришёл к плотнику, когда я был там. Почему-то Ксенобию очень хочется убить ведьму.

– Что она ему сделала? Отказала, что ли? – хмыкнул Эриной.

Филон пожал плечами.

– Может, тебе, господин, он и скажет толком, а так – несёт что-то про борьбу с предрассудками. Брать его с собой не хотелось бы, но я подумал: пусть лучше идёт с нами, чем останется в городе и будет молоть языком.

– Правильно рассудил, хвалю, – кивнул Эриной.

Они дошли до харчевни с расколотым щитом на вывеске. Посетителей было мало, и Ксенобий с Апилохеном очень бросались в глаза. Оба явно чувствовали себя неуютно в обществе друг друга. За спиной Ксенобия стоял навытяжку слуга, которого Эриной заметил ещё во время казни, когда он пытался сунуть в руку господина камень.

– Представляться нет нужды, – сказал Эриной, садясь к ним за стол. Отправив Кариса принести еды и вина, он спросил: – Почему ты хочешь пойти с нами, юноша?

– Копьеносец, ты обращаешься к сыну всадника! – встрепенулся слуга.

Эриной не удостоил его даже взгляда.

– Тише, Лимма, – остановил его Ксенобий. – Господин копьеносец, конечно, сомневается, будет ли от меня польза. Могу заверить: учителя не раз хвалили мои навыки гимнаста, я не так слаб, как может показаться с первого взгляда. Что же касается моих побудительных мотивов, то всё просто. Я готовлюсь к службе при царском дворе. Уже сейчас я ощущаю великую ответственность за благополучие государства, которая ляжет на мои плечи, и намерен сделать всё, что в моих силах, для процветания Ликеи. Но процветания достичь невозможно, если и дальше терпеть варварские культы и суеверия простонародья! Единство вероисповедания, избавление от глупых предрассудков, искоренение дикарских традиций – вот путь к превращению тупой массы в сплочённый народ. Мёртвая ведьма, о которой говорит вся столица, лучше всего докажет городскому быдлу несостоятельность сказок о силе колдовства. Когда-нибудь я обязательно добьюсь того, чтобы упростить процедуру суда над всеми, кто именует себя магами и колдунами…

Словно забыв, что находится не в молодёжном собрании, Ксенобий говорил со всё большим пафосом, и Эриной поспешил прервать его:

– Чудесно! Я восхищаюсь тобой, юноша! Ты совершенно прав! Что ж, если уверен в своих силах, нам по пути. Быдло получит свой урок. А теперь не будем терять времени. Итак, ты, Оборвыш, клянёшься, что сумеешь отыскать этого Хорсу?

– Апилохен, с твоего позволения, господин…

– Слишком пышное имя для такого ледащего, как ты. Карис рассказал мне, при каких обстоятельствах ты свёл знакомство с Хорсой. Почему не пытался отыскать его раньше?

– Чтобы получить второй удар, от которого уже не оправлюсь? Теперь – другое дело. Можете рассчитывать на меня, господа стражники. Я не подведу.

– Ты что же, хороший следопыт?

– Не самый плохой. Да, ловить зверьё в лесу я не умею, но человеческий след как-нибудь распутаю. Важно найти людей, которые знают Хорсу.

– Таких, насколько я понимаю, нет, – сказал Эриной.

– В городе, может, и нет, особенно если он сдаёт добычу разным скупщикам, – кивнул Апилохен. – Но вдоль дорог его наверняка знают. Только спрашивать нужно осторожно, с умом. Им там городская стража не указ, да и постоянных посетителей не выдадут.

– Что ж, ты, кажется, неплохо знаешь страну. Пойдёшь с нами. Значит, так: завтра утром все встречаемся в ложбине за Восточной стеной. Сначала проверим Ксамир, а там разделимся на пары и прочешем селения вдоль Южной дороги…

– Если господин позволит, я дам совет, – сказал Апилохен. – Спрашивать нужно кидроана. «Кидроан» – так ардском наречии будет «кидронец». За городом на такие дела слух у всех чуткий. Если говорить «кидроан», вам поверят, что вы и в самом деле его знаете.

– Толково, – признал Эриной. – Да, чуть не забыл… Сколько просишь за труды, Оборвыш?

– Полсотни драхм.

– Что ж, они будут твоими, если приведёшь нас к Кидронцу… то есть к Кидроану.

Достигнув Миген, Хорса почувствовал себя другим человеком. Хоть и ждали дома одни заботы, он был рад: здесь ему всегда дышалось свободнее.

Даже молчание Алайи перестало угнетать. Девушка уже окрепла, следы побоев стали едва заметны, и во взгляде её больше не было пугающей пустоты. Она была задумчива, но о чём думала – оставалось только гадать.

Вчера на привале он не успел отвести от неё задумчивого взгляда, когда она вдруг поглядела ему в глаза.

– Спроси уже, спроси, – сказала Алайя.