Все дальше затягивая профессора в хитросплетения мифов и фактов о нравах вампиров, Нази с аккуратностью и осторожностью человека, выстраивающего карточный домик, прощупывала его познания, по возможности мягко развенчивая самые опасные и самые близкие к истине догадки. Она отчаянно надеялась, что ее красноречия хватит, чтобы Абронзиус действительно поверил — искать высших немертвых в стенах замка глупо, и с каждым новым доводом, попадающим в цель, Нази все полнее и отчетливее ощущала себя предателем. Впрочем, еще накануне ночью, раз за разом перебирая в голове все возможные варианты, Дарэм пришла к выводу, что собственная профессиональная честь — вполне посильная плата за несколько человеческих жизней.

*

— …и таким образом, жизненный цикл высшего вампира теоретически бесконечен, но идеальных условий, при которых это было бы возможно, на практике не существует, как не существует и вечного двигателя. Именно поэтому, профессор, высшие вампиры, которых мне доводилось встречать, редко когда бывали старше полутора сотен лет…

— Профессор! Профессор, помогите!

Абронзиус и Нази почти синхронно вздрогнули, отрываясь от разложенных между ними на столе листов бумаги, вкривь и вкось исписанных заметками: частично рукой самого профессора, частично — рукой Дарэм.

— Что там такое? — Абронзиус недоуменно нахмурил кустистые брови. — Да это же Альфред! Прошу простить, Анастази.

С необычайным для своего возраста проворством профессор вскочил с места и, подхватив свой весьма странно смотревшийся в условиях карпатской зимы зонт, скрылся за стеллажами. Бросив обеспокоенный взгляд в окно, Нази убедилась, что за время разговора, которым она сама успела не на шутку увлечься, солнце окончательно скрылось, знаменуя наступление самой долгой ночи уходящего года.

Вопль, на этот раз даже не оформленный в слова, повторился, и Дарэм, бросив последний взгляд на налившееся чернильной синевой небо поспешила следом за профессором, чей дребезжащий голос лишь дополнил вакханалию криков и повизгиваний в дальнем углу библиотеки.

— Вот как! И на что это я тут должен любоваться?! — громко возмущался он. — Как вам не стыдно, молодой человек!? Да пропадите вы пропадом, разрази вас гром! А ты? Тебя-то как угораздило, начинающий ученый!? Я тебе что велел делать? Что, я спрашиваю? Я велел тебе побеседовать с фроляйн Шагал! И что я вижу?!

Сцена, открывшаяся глазам Дарэм за следующим рядом стеллажей, пожалуй, была достойна кисти какого-нибудь живописца. Красный, словно маковое соцветие, ученик профессора сидел прямо на полу, вжавшись спиной в одну из книжных полок, галстук его сбился на сторону, а в широко распахнутых глазах плескался ужас и, как ни странно, гнев. Напротив него, почти в точно таком же положении сидел взлохмаченный и жутко возмущенный Герберт, над которым с очень угрожающим видом нависал сам Абронзиус, тыкающий в графского наследника зажатым в руке зонтом.

— Это ты его спровоцировал? — обернувшись к Альфреду, сурово осведомился профессор, обвиняюще указав на молодого человека пальцем.

— Я?! Это все он! — захлебываясь воздухом, откликнулся тот.

— Да что я такого сделал?! — Герберт, пользуясь тем, что Абронзиус на секунду отвлекся, проворно вскочил на ноги и принялся отряхивать от пыли светлые брюки. — Сколько шума из ничего. Я же не думал, что ты такой истерик! Так мило болтали, и вот, пожалуйста… Не хотел идти со мной на праздник — мог бы просто сказать, а не швыряться в меня книгами! Вандал!

— Содомит! — не остался в долгу Альфред, который тоже успел подняться с пола и теперь яростно сверкал глазами на графского сына.

— Как грубо… Ну и что? — Герберт поправил растрепавшиеся волосы. — Это, по-твоему, повод меня бить?!

— Это не повод меня… трогать!

— Оба хороши! — безапелляционно заявил Абронзиус и, схватив своего ассистента за плечо, подтолкнул в сторону выхода. — Пойдем, молодой человек! Твое поведение и моральный облик мы обсудим позднее. А вам должно быть стыдно! Это неслыханно! Куда только смотрит ваш отец!

— Уж точно не ко мне в постель, — негромко, так, чтобы удаляющиеся охотники на вампиров не смогли его услышать, хмыкнул Герберт и, бросив на Дарэм насмешливый взгляд, добавил: — У него и в своей есть на что посмотреть.

— Какая изысканная колкость. Долго придумывал? — Нази досадливо поморщилась и, не дожидаясь ответа, спросила: — И что ты такого сделал с беднягой, что он начал вопить?

— Ничего особенного, — Герберт пожал плечами. — Как я понял, наша милая Сара отказалась ответить на его чувства, и Альфред решил, что сборник советов для влюбленных ему чем-то поможет. Я же просто проходил мимо и решил… поддержать беседу. В конце концов, отец вчера выражал надежду, что мы с ним подружимся, так что должен я был с чего-то начать. Сделал ему пару комплиментов и даже, как радушный хозяин, пригласил составить мне компанию на балу…

— И только? — с сомнением уточнила Нази, всерьез полагая, что графский наследник столь невинными действиями не ограничился.

— Ну, приобнял немного за талию, — молодой человек фыркнул, — или не совсем за талию… я что-то не припомню. И только собрался невинно, по-братски, поцеловать в щеку, как этот грубиян ударил меня книгой прямо по лицу! А ведь с виду такой робкий, милый юноша! — поймав на себе осуждающий взгляд Дарэм, Герберт не выдержал и звонко расхохотался. — О, перестань! Это же так забавно! Ты и представить себе не в состоянии, как тут скучно весь год — я попросту не удержался. Видела бы ты его глаза! Однако, отец оказался прав, юноша отнюдь не прост: не припомню еще человека, который так явно сопротивлялся бы моему обаянию. Сама посуди — у него достало пороху попытаться меня побить! Это же феноменально! Тем интереснее было его провоцировать.

— Надеюсь, ты не сделал ничего, что вызвало бы у него догадки о том, кто ты на самом деле? — уточнила Нази, надеясь, что Герберт со своими психологическими экспериментами не пустил ее попытки отвести подозрения от хозяев замка псу под хвост.

— Не переживай, клыками я ему в лицо не сверкал. Не понимаю, к чему столько сложностей? — молодой человек нетерпеливо повел плечом. — Ах да, как я мог запамятовать? Отец ведь настолько не желает расстраивать свою смертную фрау, что согласен изобретать сложные и трудоемкие планы, лишь бы она была довольна!

— Ревнуешь? — Дарэм хмыкнула, стараясь не показывать, что последняя реплика Герберта ее все-таки зацепила, поскольку в ней, похоже, крылась некая доля истины. Фон Кролок действительно мог бы решить свои проблемы гораздо проще, но по неким, одному ему ясным соображениям предпочел пойти Нази навстречу.

— Удивляюсь, — поправил ее Герберт. — Отца вообще не назовешь эмоциональным и, уж тем более, привязчивым. Он даже меня зачастую близко к себе не подпускает, что уж говорить о людях. Вот мне и любопытно, что же в тебе такого… Хм, кстати, и как он в этом смысле?

Молодой человек красноречиво усмехнулся, так что у Дарэм не осталось ни малейших сомнений в том, какой именно «смысл» имеется в виду. Впрочем, вестись на очередную Гербертову провокацию она не собиралась.

— Весьма хорош, — сухо откликнулась она. — По крайней мере, мне понравилось, и ему, кажется, тоже. А вообще, тебе не кажется, что у нас есть куда более насущные проблемы? Например, как бы без потерь проводить дорогих гостей до того, как начнется бал?

— Тут, боюсь, мне придется тебя разочаровать, — молодой человек небрежно привалился боком к книжному стеллажу и скрестил руки на груди. — Ты неплохо поработала с профессором, он, похоже, действительно засомневался. Поразительной храбрости человек… или поразительной глупости, не знаю уж, что вернее! Самозабвенно охаживать вампира зонтом по заднице, это ведь нужно еще додуматься! И это при том, заметь, что он до конца не убежден в моей природе… нет, определенно, этот год богат на развлечения! — Герберт вновь рассмеялся. — Таких наглых самоубийц еще свет не видел, клянусь! Но все это не отменяет одной небольшой, но существенной мелочи — наш милый Альфред ухитрился по уши влюбиться во фроляйн Шагал. Прелестное состояние, вот только разум оно затуманивает куда лучше «зова». К тому же он просто бурлит от ревности. Что и не удивительно, после того, как Сара сообщила ему, что души не чает в моем батюшке, готова идти с ним хоть на край света и прочая романтическая чушь… — юноша закатил глаза и с тихим вздохом констатировал: — Добрая девица. Хоть и глупая. Уверена, что отца надо спасать от одиночества, и это ей по силам!