Пальцы колдомедика мягко и ритмично скользили в уже хорошо растянутом анусе, с неприличным хлюпаньем иногда выходя полностью, но тут же вновь погружаясь обратно. Драко извивался на кресле, громко, прерывисто дыша и едва слышно всхлипывая. Мужчина, оборвав свои объяснения возмущенной матери, переключил внимание на распластанного перед ним мальчишку.

— Вы молодец, Ма… Драко, еще немного подайтесь на меня. — Тот тихо заскулил, послушно насаживаясь на пальцы врача. — Хорошо, умница, давайте-ка…

Свободная ладонь колдомедика мягко обхватила подрагивающий от напряжения член Драко, пальцы, зажатые в пульсирующем колечке анального сфинктера, слегка шевелились, поглаживая с легким нажимом заветный бугорок внутри. Рваное поверхностное дыхание стало предвестником скорой развязки… И Гарри понял, что слышит его не только сквозь зачарованную стену, но и с соседнего стула. Утробное рычание Рона опередило сдавленный крик Драко всего на пару секунд, однако Поттер даже не обернулся на друга. Он жадно скользил взглядом по закушенной губе; по тощему, бледному мальчишескому телу, мостиком изогнувшемуся в кресле; по сведенным судорогой пальцам ног; по залитому белесыми потоками семени впалому животу; по вздрагивающему, опадающему члену; по стыдно хлюпнувшей, когда колдомедик вытаскивал пальцы, ярко-розовой, влажной от смазки, приоткрытой дырочке ануса…

— Мама… — тихое несчастное всхлипывание заставило Гарри оторвать глаза от раскрытой промежности бывшего однокурсника.

Драко по-прежнему судорожно сжимал пальцы матери. Его щеки заливал яркий румянец то ли стыда, то ли пережитого оргазма, но глаз от Нарциссы он не прятал, напротив, всматриваясь в ее лицо с какой-то смесью страха и надежды.

— Все хорошо, маленький, — шепнула миссис Малфой, вымученно улыбаясь, и мгновение спустя прижалась губами к пульсирующей на белом виске сына голубой венке. — Все хорошо… Мы любим тебя, Драко, больше всего на свете, слышишь?..

С губ Малфоя сорвался вздох, и Гарри готов был поклясться, что это вздох облегчения.

Колдомедик направил палочку на промежность и живот Драко, быстро прошептал Очищающее, снова заставляя его вздрогнуть, и протянул руку:

— Поднимайтесь, Малфой. Можете одеваться.

Драко, неловко опираясь на руку своего мучителя, слез с кресла и принялся торопливо натягивать на себя одежду.

— Я буду записывать результаты осмотра еще полчаса, — пробормотал колдомедик, обращаясь к Артуру Уизли, бросившемуся помогать мальчишке, и взглянул на Люциуса, по-прежнему парализованного заклинанием. — Надеюсь, вы столь же мудры и так же сильно любите своего сына, как ваша супруга, мистер Малфой. Фините Инкантатем.

— Драко… — выдохнул Люциус, и тот испуганно замер.

— Сейчас ему папаша покажет, как жопой кончать!

Гарри вздрогнул. Он — поглощенный зрелищем — постоянно забывал о присутствии Рона, и сейчас немного удивленно вновь обернулся к другу. Уизли, довольный и раскрасневшийся, рылся в мантии в поисках палочки, чтобы очистить себя от последствий мастурбации. Сам еще толком не понимая, что хочет сделать, Поттер привычно сжал в пальцах выскользнувшую из рукава собственную палочку. Рон растеряно замер, глядя, как поднимается на него рука лучшего друга.

— Гарри… Ты чего?..

— Прости, Рон, но это было мерзко… Обливиэйт!

От коррекции памяти друга его на мгновение отвлек робкий голос Драко:

— Папа…

Гарри со странным облегчением и одновременно с болезненной тоской смотрел, как Люциус сжимает сына в объятьях и что-то ласково шепчет ему на ухо.

— А я уже и не надеялся, что среди Пожирателей будут нормальные родители… — услышал он тихое бурчание колдомедика, когда выводил из комнаты ничего не соображающего Рона. — Этот, может, и доживет до освобождения…

— Доживет, — тихо ответил в глухую пустоту Гарри и прикрыл за собой дверь.

========== Глава 2. Безопасность требует жертв ==========

Этой ночью Гарри не уснул. Стоило лечь и закрыть глаза, как перед мысленным взором тут же всплывали: Люциус Малфой, стискивающий в последних объятиях единственного сына; Нарцисса, целующая мальчишеские пальцы, судорожно сжимающие ее ладонь; и пульсаром сбивало сердечный ритм жалобное: «Мама!»…

Как он мог за полгода ни разу даже не поинтересоваться, что стало с бывшими Пожирателями и их семьями? Он — защитник всех обиженных и угнетенных, опора слабых и убогих!

В который раз за эту ночь Гарри горько рассмеялся. А он-то тут предавался меланхолии и тоске, пил за усопших, будто им от этого станет веселее в их посмертии. Действительно, что может быть удобнее, чем прятать за болью потерь жалость к себе и простую человеческую слабость? Ведь все так понимающе кивают, когда Герой вдруг уходит в себя или надирается до потери пульса. А то, что другого сделает в глазах общества тряпкой и размазней, в исполнении спасителя магического мира выглядит, как скорбь сильного по погибшим друзьям и соратникам. Мужественная такая, почти сексуальная скорбь. И пока ты, Гарри, играл эту брутальную роль, пряча за ней свою слабохарактерность, десятки людей ролей играть не могли. Они провели эти полгода в страхах, в чувстве безысходности, в бессильной жажде спасти родных и любимых. Тебе некого было спасать. Те, кто пережил войну, сейчас потихоньку налаживали мирную счастливую жизнь, а те, кто сгинул в зарницах магических битв, уже не нуждались в помощи… И ты, кажется, решил трусливо последовать за ними. Вот в чем твоя проблема, Герой, — чтобы чувствовать себя живым, ты должен кого-то спасать! Так ты привык, так тебя научили, натаскали, выдрессировали. И сейчас, когда вокруг нет опасности и помощь твоя нужна разве что старой ведьме — книззла с дерева достать, ты впал в спячку, в кому, в летаргический сон. Бедный, несчастный Гарри Поттер!

Рассвет застал его на кухне за очередной сигаретой и чашкой кофе. Он ненавидел кофе и почти не курил, но этой ночью закончились и забытая как-то Роном пачка Benson & Hedges, и банка растворимой горькой гадости, купленной месяца три назад Джинни. Не то чтобы ему нужен был допинг (он в Министерстве хватанул такую дозу адреналина, что в сон не тянуло совершенно), но думалось с сигаретой отчего-то лучше, а горячая кружка грела ледяные пальцы.

Когда за окном наконец забрезжил холодный свет нового осеннего дня, Гарри знал, что будет делать.

— Мистер Уизли… Артур! — он уже час топтался у лифтов Министерства, боясь пропустить знакомую фигуру, и вот наконец дождался.

— Гарри? Что ты здесь делаешь? — Артур был немного растерян.

— Мне нужно с вами поговорить, можно…

— Пойдем.

Пока они поднимались в кабинет Уизли, оба молчали. Артур будто был всерьез удивлен появлением Поттера, но вопросов в коридорах задавать не стал. Однако, как только закрылась дверь кабинета, и Гарри, озираясь, шагнул к заваленному документами столу, Уизли-старший тут же озвучил причину своего недоумения:

— Как ты умудрился так рано подняться? Или Рон в одиночку вчера надрался?

Гарри на мгновение замер, но лишь на мгновение.

— Для запаха пара глотков огневиски, Артур. Рональд не напивался вчера.

— Для запаха? Да он себя не помнил, Гарри! — усмехнулся Уизли-старший. — Не надо его покрывать…

— Обливиэйт, — совершенно спокойно перебил его Гарри. — Это было действие Обливиэйта.

На этот раз замер Артур.

— Извини… Что?

— Я стер Рону память о вчерашнем дне, — Поттер смотрел на него прямым спокойным взглядом. — Ему не нужно помнить того, что он видел.

— Так… Присядь, Гарри, — Артур побледнел, у него начали мелко дрожать руки, но голос паники не выдал. — Что такого вчера видел мой сын, что его лучший друг решил рискнуть его рассудком?

— Я не рисковал, мистер Уизли, — Гарри опустился на предложенный ему стул. — Я стер всего час. Несколько раз перепроверил. Только время с момента нашей с ним встречи и до… окончания осмотра Драко Малфоя.

В кабинете наступила гнетущая тишина.

— Что вы видели? — наконец сипло пробормотал Артур, пытаясь ослабить ставший вдруг очень тугим галстук.