Гермиона слегка улыбалась, глядя на шагнувшего из-за воротины мужчину.
- Прости меня за вчерашнее, - не здороваясь, выдохнула она. – Я просто… Я учусь с ними, а ты так равнодушно говоришь, что они смертники. Прости. Я всю ночь думала… Твоей вины нет в том, что происходит. Ты отвечаешь только за свою стаю, и со своими людьми ты ведь никогда так не поступишь, правда?
Он усмехнулся и подошел ближе:
- Правда. Я нашел другие пути для своей стаи.
- Ну, вот. И я уверена, что для остальных стай мы тоже что-нибудь придумаем. Я поговорю с министром Шеклболтом. Никто не должен быть жертвенным ягненком… Я насмотрелась на Гарри. Это несправедливо!
С каждым ее словом они приближались друг к другу, и последнее восклицание прозвучало глухо куда-то в его плечо.
- Несправедливо, - на автомате повторил он, с наслаждением вдыхая нежный аромат мягких вьющихся волос. – Спасибо, что пришла.
Он ласково сжимал ее в объятиях, а она, кажется, улыбалась, уткнувшись лбом ему в плечо.
- Я принесла мальчишкам чистое, - прошептала девушка. – И Драко… Надо сказать ему, что Гарри уже гораздо лучше… Он, наверное, волнуется.
- Волнуется, - кивнул Ранделл и, вздохнув, решился. – Что у тебя с Роном Уизли?
Она слегка вздрогнула и подняла на него взгляд:
- Мы встречались.
- А сейчас?
- Мы многое пережили вместе. Он… Рон навсегда останется родным мне человеком, как и Гарри. Он как родственник…
- Как брат, - хмыкнул Уилан, повторяя определение, когда-то данное Малфоем Забини.
Она не ответила, вместо этого вдруг тоже задав вопрос:
- А у тебя, Ранделл Уилан, есть девушка?
Он на мгновение замер. Действительно, эта девчонка не была похожа ни на одну из знакомых ему женщин.
- Мне кажется, - его голос вдруг немного охрип, - об этом лучше спросить у тебя. Гермиона Грейнджер, у меня есть девушка?
Смутилась. Щеки залил румянец, взгляд метнулся в сторону, дыхание сбилось…
- Я… Я не знаю, можно ли ее назвать твоей девушкой, - она закусила губу и, слегка улыбнувшись, вновь посмотрела на него. – Но она точно хотела бы попробовать ею стать…
Альфа накрыл ее губы осторожным, мягким поцелуем, и Гермиона ответила. Он слышал радостное хмыканье и присвистывание за воротами, но отчего-то желания рычать на распоясавшихся омег не было совершенно…
Она активировала портключ через двадцать минут, пообещав обязательно заглянуть завтра, и он, слегка улыбаясь собственным мыслям, вернулся в вакуум лагеря.
Время подходило к обеду, нужно было передать Драко хорошие новости о самочувствии Электи, может, хоть поест с аппетитом…
Из рабочего барака уже начали выскальзывать проголодавшиеся малолетние уголовники, кто-то норовил успеть забежать в казарму, кто-то торопился сразу в столовую. Уилан поймал одного из мальчишек:
- Малфой уже ушел или еще там?
- Малфой? – слегка удивился паренек. – Так они с Ноттом Гойла в медотсек потащили. Бычара заторможенный, умудрился стамеску себе в ногу засадить, сорвалась…
Ранделл не стал дослушивать, развернувшись и направившись к медотсеку, матеря на ходу Муррея, в который раз ответившего Барнзу отказом на просьбу сделать подросткам два выходных после полнолуния.
Отсутствие омеги у входа его не встревожило. Альфа решил, что постовой внутри, помогает мальчишкам обрабатывать и бинтовать раненного друга. Колдомедика на месте не было, вполне естественно, что при серьезном ранении Гойла волк предложил сателлиту свою помощь… А судя по ведущему к медотсеку запаху крови и стресса, поранился пацан действительно неслабо. Только вот у самого входа Ранделл уловил след запаха, который ощутить здесь совершенно не ожидал. Сердце пропустило удар, и вервольф бросился внутрь…
***
Джонни все еще злился на Барнза. Обида ни в какую не хотела отпускать, хотя умом он понимал, что у колдомедика не было выбора. Всех и всегда избавлять от похоти чертова сквиба старик не мог, и, наверное, тщательное сокрытие им того, что Муррей делал с парнями, заслуживало даже благодарности – о чем не знаешь, того не было. Но Филлипс теперь знал. И знал, что, в отличие от его задницы, задницу Малфоя Барнз прикрывал изо всех сил. И именно это знание накрывало его какой-то горькой, детской обидой, может быть, потому, что било сразу по всем фронтам.
Всю свою сознательную жизнь парень мечтал выучиться на колдомедика, однако у родителей были другие планы на его будущее. Благодаря прелестному личику малыш Джонни в пять лет успешно попрошайничал, а к уже десяти годам с подачи отца сформировал собственное отличное «портфолио» вора-домушника в маггловском Лондоне. Когда ему было тринадцать, отец ушел на дело один, оставив захворавшего мальчишку дома, и больше не вернулся. С тех пор не проходило ни дня, чтобы мать не попрекала его той несвоевременной болезнью… А несколько месяцев спустя она привела в дом «нового папу».
Побои отчима мальчишка терпел чуть больше года. Ублюдок жил за счет раздобытых пасынком денег, ежедневно напивался до зеленых пикси и иногда даже радовал миссис Филлипс минутным перепихом. Но наибольшее удовольствие от жизни этот огромный, вечно пьяный боров получал во время еженедельных порок Джонни. Ремень, розги, плеть, кнут… Через полгода паренек на своей тонкой шкурке познал прелесть всех этих инструментов для «воспитания».
- Это для твоего же блага, - вещала полупьяная мать, когда тихо всхлипывающий мальчишка дрожащими руками натягивал штаны на окровавленные ягодицы. – Отец человека из тебя сделать хочет!..
Наверное, это продолжалось бы гораздо дольше, если бы однажды, вернувшись домой чуть раньше обычного, Джонни не увидел, как отчим, посадив на колени маленькую Джесси – пятилетнюю сестренку парня – гладит засыпающую малышку по голове огромной сальной лапой и усмехается:
- Куколка! Годика через два ей цены в Лютном не будет!
Мать с отчимом умирали медленно. Яд разъедал внутренности и вырывался изо всех естественных отверстий кровавой пеной. Наверное, зрелище было жутким, но Джонни в тот момент ничего не чувствовал. Не было ни страха, ни ненависти, ни жалости. Было ощущение правильности. Джесси будет лучше в приюте. Он даже где-то слышал, что дети из приютов по благотворительной программе Министерства в обязательном порядке отправляются на обучение в Хогвартс…
Аврорам он сдался сам. А на суде искренне рассмеялся, когда его спросили, раскаивается ли он в содеянном. Но, несмотря на это, ему дали всего четыре года в лагере для несовершеннолетних – адвокат, как ни странно, сделал свою работу на совесть, и Визенгамот принял к сведению и издевательства отчима, следы которых пришлось предъявлять прямо в зале суда, и собственную явку парня с повинной.
А в лагере Барнз практически сразу заметил неприкрытый интерес мальчишки к медицине. Там, где большинству новичков было страшно или стыдно, в глазах Джонни мелькало любопытство. Там, где остальные блевали от вида крови, Филлипс бросался на помощь.
- Хочешь помогать мне иногда? – как-то спросил колдомедик, когда паренек спас одного из заключенных, быстро сообразив и пережав вскрытую во время драки артерию.
С тех пор Филлипс довольно часто стал захаживать в медотсек, все ближе и ближе сходясь с доком. Барнз, отправляясь за лекарствами, привозил ему учебники по колдомедицине, многое рассказывал, разрешал помогать с перевязками и обработками ран… И для Джонни стало шоком открытие, что его «учитель», оказывается, позволял Муррею делать с ним подобное! Да, Джонни все еще был обижен…
Но, вчера вечером, через час после отбоя Барнз, заглянув в казарму, видимо, с очередной проверкой, зачем-то несколько секунд рассматривал дрыхнущего Малфоя, а потом подошел к нему и, присев на кровать, улыбнулся:
- Не спишь?
Джонни молча мотнул головой. Колдомедик прекрасно знал, что спал Филлипс после полнолуний всегда неважно, мог бы и не спрашивать!
- Я завтра в Лондон, до обеда меня точно не будет. Присмотришь за Дане и Россом?
- А работа? – хмуро спросил парень, внутренне ликуя, что Барнз доверяет ему медотсек в свое отсутствие, да еще и полный пациентов.