Мерзкая тварь запихнула ему за щеку маленькую, но почему-то шестиугольную картофелину с отверстием точно по центру, зажала узбеку рот и мгновение спустя, той же рукой нанесла сильнейший удар сбоку. Картофелина сломала два зуба, заставив узбека взвыть от боли. Он упал на пол, держась за челюсть, но старуха не угомонилась, он вновь оказался перед ней, а картофелина была поднята с пола и обрела своё место уже за другой щекой. Снова удар, снова боль, снова бетонный заплёванный пол и размазанная по нему же кровь.

***

- Знавал я одного немца. - Вспомнил Линдквист. - Как же его звали? Неважно. Дело не в том, что он немец, а в мировоззрении, кстати, несвойственным немцам... Сами знаете, славное прошлое, тысячелетний рейх... Из общения с ним, мне запомнилась одна фраза, очень ёмкая и в последнее время, я всё больше и больше убеждаюсь, что правдивая. "Насилие охватывает мир", любил говорить он. Сначала я не придавал этому значения, но теперь... Зачем вы напали на соседку?

Последние сорок минут, инспектор только и делал, что упрямо повторял сидящему напротив узбеку один и тот же вопрос. Он задал его один раз, но не получил ответа, узбек просто сидел и молча смотрел на него. Линдквист знал, его били в камере, но вместо жалоб или нытья, узбек вообще не издал ни звука. Попытки со второй по девятнадцатую тоже провалились.

Узбек смотрел на очередную ведьму, сжимая закованные в руки в кулаки. Та повторяла одно и тоже, но не била его и всё же он ненавидел её. Сейчас он ненавидел, абсолютно всех, но одного, ненавидел больше всех... Пациент номер ноль. Тот самый жирдяй с которого начался весь этот кошмар. Узбек вспомнил события последних дней и сделал крайне простой и шокирующий вывод, во всём был виноват именно он. И ведь он мог предотвратить всё это просто сдавив его шею немного сильнее при роковой встрече в больнице. Да, он не был уверен, да его бы посадили, но это стоило бы того. Узбек проклинал себя за малодушие, жирдяя и его голубоглазого сообщника. И если со вторым всё было ясно, его место заняла такая же морщинистая тварь, то в случае с первым, он знал точно, жирдяй гуляет по миру, принося людям страдания. Внезапно у него появился не только курс на будущее, но и цель. Благородная, достойная сказания преисполненного пафосом и вычурными речевыми оборотами. Сбежать из рассадника старух, выследить и убить жирного извращенца!

- Как бы не было печально, но придётся отправить вас, на обследование. - С горечью констатировал инспектор, но узбек всё равно молчал.

Старуха молча встала и вышла из помещения, вскоре появилась другая, схватила его за шею, поставила на ноги и повела сквозь череду коридоров. Пока шли, узбек всё так же хранил молчание, но, когда оказался на улице, выкрикнул: "Ура".

Воодушевлённый свежим воздухом, он рванул вперёд, но не смог сделать и шага. Наручники сковывавшие руки за спиной, дёрнула на себя старуха и поволокла брыкающегося узбека, к старой и ржавой колымаге. Усадив его на заднее пропитанное потом и мочой сидение, она села за руль, а соседнее с ней место, заняла ещё одна. Колымага тронулась с места, узбек мысленно попрощался жизнью и всё же не упустил возможности поглазеть в окно.

Его везли в неизвестном направлении, по улицам переполненными старухами, самыми разными, старухи бойкие, еле волочащие ноги, были даже старухи размером с ребёнка. Узбек смотрел на это, и не понимал, как такое вообще могло произойти. Рация, расположенная на приборной панели колымаги, истошно заверещала. Одна из старух ответила на всё том же непонятном языке. Старухи приглянулись между собой, колымага прибавила ходу. Ржавый, разваливающийся рыдван нёсся вперёд с бешенной скоростью и узбека бросало из стороны в сторону. В очередной раз ударившись головой о небьющиеся стекло, он увидел автобус, мчащийся по правому борту. И если бы не его водитель...

За рулём автобуса сидел старикашка, полудохлый, с эталонной лысиной и усами. Старик вёл автобус, но его душила очередная старуха. В этот момент узбек понял, что не одинок в этом мире, были ещё те, кто сопротивлялся мерзким тварям.

Старуха, сидящая на переднем пассажирском сидении, высунулась по пояс из окна видимо для того чтобы, оборвать жизнь престарелого водителя. Узбек не мог позволить этому случиться. Должно быть в этот момент старухи пожалели, что их не разделяла обыкновенная металлическая сетка, он изловчился и ударил ногой старуху, сидевшую за рулём, прямо в затылок, послышался хлопок, а дальше узбек потерял сознание от удара головой о что-то.

Машина, перевёрнутая вверх колёсами, горела, начинало попахивать жаренным на открытом огне мясом. Узбек открыл глаза. Рядом визжала, зажатая в искорёженном рыдване и горящая заживо старуха, вторая вывалилась из окна за мгновение до того, как они перевернулись. Узбек выполз из машины через оконный проём стекло которого всё-таки не выдержало и разбилось. Почти все твари, переполошенные автобусом, куда-то разбежались, на улице в этот момент их было трое: две старухи и он. Узбек поднялся на ноги, но к своему удивлению обнаружил, что пережил страшную аварию без единой царапины. Горящая старуха вновь истошно закричала.

Пока не подоспела подмога, он должен сбежать, но со скованными за спиной руками, сбежать и выследить жирдяя будет сложно. Узбек подошёл к старухе лежащий на земле и осмотрел её. Вывернутые под неестественным углом конечности и залитое кровью лицо красноречиво говорили о том, что она мертва. Ключи от наручников привлекли его внимание сразу же и уже через минуту он держал расстёгнутые наручники в руках, но выбрасывать их не стал, рассчитывая использовать для собственных нужд.

Узбек уже хотел скрыться с места аварии, но старуха неожиданно ожила и попыталась схватить его за ногу. Он посмотрел в её безжизненные глаза, склонился над ней и раскрыв один из наручников, вогнал дугу с зубчатым сектором ей в глаз. Тварь закричала не хуже своей сообщницы.

У узбека с новой силой заболели зубы, которых уже не было, с обеих сторон челюсти и в порыве злопамятности, он выколол ей второй глаз, но зря. Старуха стихла ещё до того. Вокруг воцарилась тишина, обе старухи были мертвы. Не теряя времени, узбек исчез во тьме, теперь пришла очередь жирдяя бояться.

Глава 17.

От мала до велика.

Никонорыч взмыл ввысь, сделал несколько оборотов, подобно булаве для жонглирования и весело хихикая, устремился к земле, но был пойман отцом. Кстати, познакомьтесь, Никонор - отец Мафусаила.

Почти выломав дверь в родильное отделение, Никонор примчался ко врачу и чуть позже уже держал на руках младенца. Он ошалело огляделся по сторонам, пытался что-то сказать. Руки его готовы были бросить дитя на пол, а сам он выброситься в окно, но посредством какого-то нечеловеческого усилия воли не сделал этого.

- Дети - это счастье! - Гаркнула дородная тётка в белом.

- С большой, жирной, засаленной буквы "Щ"? - Поинтересовался он, но в ответ получил только надменное фырканье.

Удивлению не было предела. Он ждал увидеть херувима или, на худой конец, просто ребёнка, самого обыкновенного, покинувшего утробу матери. Он уже давно смирился с тем, что, как и у доброй половины женщин, у его жены во время первых родов вместе с околоплодной жидкостью вытекли остатки мозгов, но этим смириться не мог. Он очень хотел смириться. Он пытался, но не получалось. Морщины и уже пробивающиеся усы, заставили его потерять веру не только в человечество, но и бога. Бог умер, агонизируя и захлёбываясь собственным рвотными массами, сразу же, как только Никонор взял на руки этого крохотного антихриста. Мафусаил улыбнулся, глядя отцу прямо в глаза, отец ужаснулся, попытался улыбнуться в ответ и с этого дня, на лице его поселилась печать больше напоминающая недоумение и скорбь.