Цуна вскрыла восковую печать — Мукуро и его драматизм, как всегда — и вытащила из конверта один небольшой листок.
Занзас сидел к ней ближе всех и, когда девушка прочистила горло, прикрыв рот кулаком, ясно услышал в кашле тихое «сука».
Когда Цуна увидела текст послания, все напряжение долгого дня начало собираться где-то в районе желудка, грозя вырваться наружу совершенно неуместным в данной ситуации долгим смехом. Она на мгновение прикусила губу, чтобы сохранить бесстрастное выражение лица, и четко прочитала:
— Бамболейо, — и пока собравшиеся чинили порванные шаблоны, быстро произнесла: — Слово предоставляется лучшему другу покойного, Хибари Кёе.
И пошла к своему месту. Хибари тихо, сердито прошипел:
— С чего это я — его лучший друг?
— С того что я так сказала, — сквозь зубы ответила Цуна не допускающим возражений тоном и опустилась на стул рядом с Занзасом.
У нее резко дергались уголки губ и тряслись плечи. Только не смеяться. Только бы не засмеяться. Она же хоронит своего Хранителя. Ее не так поймут.
Занзас увидел ее проблему и решил ее довольно просто: обнял, так что Цуна ткнулась ему носом в грудь, и ее лица больше не было видно, а затем, почти не размыкая губ, сказал:
— Можешь поржать, только тихо.
Реборн, сразу определивший, что плечи его бывшей ученицы не от рыданий сотрясаются, сказал только одно:
— Спелись.
И был не так далек от истины.
— Пидарасня, а не надгробие.
Цуна промолчала, но в душе была солидарна с Занзасом. Цветочки рядом с на удивление обычным итальянским именем были явно лишними.
Гроб уже закидывали землей, скоро можно будет наконец-то вылезти из неудобного платья и скинуть туфли.
— Ему бы больше подошел троллфейс. Бамболейо, ха.
В жизни случаются поворотные моменты, которые впечатываются в память огненным клеймом, воспоминания о которых с годами практически не тускнеют.
Занзас не знал, какая муха его укусила — он был не из любителей пошутить — но тогда, на кладбище, под ручку с Савадой, он на секунду почувствовал себя Джокером. А Савада устала и не хотела сопротивляться сиюминутным порывам ровно настолько, чтобы беспрепятственно исполнить роль Харли Квинн.
— Как насчет слегка подкорректировать надгробие? — Перед носом у Цуны замаячил маленький черный маркер.
— Ты хочешь, чтобы я… Занзас, да ты спятил.
— Расслабилась на своем посту настолько, что уже ничего не можешь?
Он ухмылялся так же самоуверенно, как на Конфликте Колец почти десять лет назад, и смотрел на нее с каким-то странным ожиданием. И Цуна, словно в гипнозе, взяла из его пальцев маркер.
А когда она под иллюзией оценившего идею Франа дорисовывала у рожицы левый глаз, ветер донес до ее ушей до боли знакомый куфуфукающий смех.
Разумеется, Мукуро всего лишь покинул убитое тело. Стоило догадаться… Хотя нет, стоило знать. Догадывались и предполагали все, но никто не мог сказать точно.
И Цуна мстительно пририсовала рожице прическу-ананас.
========== Wanna bet? ==========
Нас никто не любит, если не считать уголовного розыска, который тоже нас не любит.
Ночь. Пирс. Фонарь. Палермо. И Цуна сидит на заднем сидении в салоне матового, черного как ночное море Бугатти Галибье с затемненными стеклами, почитывая талмуд о воспитании детей толщиной под шестьсот страниц. Судно с «райским порошком» немного запаздывало — впрочем, как и Занзас и компания, которые «вкинулись» в дело на тридцать пять процентов.
Цуна оглянулась на стоявшего у края пирса Хаято. Подрывник, распахнув пальто навстречу холодному бризу, привычно курил. Правда, на фоне прекрасного морского пейзажа, в тусклом лунном свете это выглядело настолько пафосно и картинно, что с пару мгновений Цуна даже сомневалась, не красуется ли он перед ней. Фыркнув — мысль была мало что не абсурдной — девушка вернулась к чтению.
И что все-таки на нее нашло? Разрисовывать надгробие, да еще и с подачи Занзаса. Цуна даже думать не хотела, какое количество яда могло на нее вылиться, если бы ее за этим занятием застукал Реборн.
Мукуро в новом теле так и не объявился, но у Хаято были определенные подозрения на этот счет: он считал, что иллюзионист периодически вселяется в тело своего полуторагодовалого сыночка. С одной стороны, Цуне не очень хотелось думать о Хранителе Тумана хуже, чем он и так есть, но с другой… заставить ребенка обнимать Хибари за ноги и называть «папой», чтобы посмотреть, как чопорного японского маньяка будет корежить, было вполне в его стиле. Впрочем, это могло быть его своеобразным проявлением заботы о «милой, милой Наги»: уже ребенок тебя принял, бесчувственная ты скотина, пора бы сделать девушке предложение.
Нет, вариант «Джуззи сам выбрал Хибари новым папой» был намного милее, и Цуна решила его и придерживаться. К тому же, Мукуро, конечно, первоклассный специалист в своей области, но Хром и без него отлично справлялась с обязанностями Хранителя. Без лишних пафосных жестов и гамлетовских страданий, в отличие от наставника.
В этот момент Цуна поняла, что уже в третий раз перечитывает один и тот же абзац, помотала головой, выметая лишние мысли, и снова углубилась в книгу.
Впрочем, долго изучать волнующие вопросы ей не дали: к побережью подъехала делегация фургонов от Варии и, собственно, сам глава на аналогично черной, неприлично дорогой машине. Через минуту Цуна поежилась от дуновения холодного морского воздуха: под звуки прибоя и звонко поступающих на телефон сообщений, в салон сел раздраженно матерящийся Занзас.
— Какое милое приветствие, — подняла бровь Цуна, загибая уголок страницы и закрывая книгу.
— Мое почтение, о, великий осквернитель могил, — усмехнулся Занзас, доставая из кармана плаща телефон. — «Ебнутая тварь» — это о Маммон.
— А…
Цуна понимающе кивнула: бывшей аркобалено могло хватить жадности и наглости, чтобы потребовать от Босса либо «прислать партию немедленно», либо выкупить по грабительской цене.
— Кстати, я удивлена, что вы вложились в дело только на тридцать пять процентов. Мы же обычно…
Занзас замер на секунду. А потом Цуна поняла, что дело пахнет жареным: сетка шрамов на смуглой коже начала темнеть.
— Я убью эту суку, — спокойно сказал глава Варии, набирая в ответном сообщении своему штатному иллюзионисту «а пиздюлей за крысятничество ты не хочешь?».
— Хм. Раз такое дело, я могу отдать тебе на растерзание Мукуро, когда он объявится. На кой черт нужен Хранитель, который тырит общие деньги?
— Спасибо, одного пидараса в отряде мне вполне достаточно.
— Мукуро не голубой, у него просто такой имидж.
— Ну-ну.
Занзас откинулся на сидении и вытянул ноги, мрачно сверля взглядом спинку кресла.
— Что ж, теперь вопрос о том, что за хрень была с цифрами в твоих накладных, снимается с повестки дня.
Цуна пожала плечами и подумывала продолжить чтение, но Занзас почему-то не спешил перебираться обратно в свое авто.
Причина на самом деле была проста: глава Варии раздумывал над тем, как бы пригласить «Донну своего сердца» в ресторан так, чтобы она сто процентов согласилась. Зная ее, можно было использовать в качестве приманки какой-нибудь «новый вкусный контракт», но в таком случае Савада, во-первых, приедет в оговоренное место со своим цепным котом, а во-вторых, говорить будет исключительно о деле. Не вариант. Чтобы выиграть время на раздумья, Занзас ткнул в книжку, лежавшую на коленях у девушки, и поинтересовался:
— Что читаешь?
Савада молча показала ему обложку.
«Воспитание трудных подростков с криминальными наклонностями».
Занзас некуртуазно заржал.
Цуна удивленно хлопала ресницами, глядя на хохочущего варийца, и внезапно поймала себя на мысли, что ей нравится смотреть, как он смеется — не издевательски, ехидно или злорадно, а просто так. Причем, настолько заразительно, что у нее тоже помимо воли вырвалось короткое «хи-хи».
