– На какого такого? – повторила Стефания на тон выше, – Роман Павлович, вы иногда как будто говорите что-то про себя, а словно громкость включить забываете… Извините… не хотела оскорбить, нервничаю просто.

В этот момент к стойке виляющей походкой приплыли две женщины.

– Сте-е-еша, приветик! – воскликнула одна из них и расхохоталась. – А мы и не заметили, как ты пришла, да?

Надо же, Роман никогда не слышал такого сокращения ее имени. Звучит как-то… нежно что-ли.

Стефания бросила в их сторону колючий взгляд, хотя и постаралась сдобрить его улыбкой:

– Здравствуй, Галя. Здравствуй, Надя. Хороший вечер?

– Просто за-ме-ча-тель-ный! – нараспев хором ответили дамы, а потом обратились к Роману. – Молодой человек… а… э… дай нам еще шампанского… ну бутылочку… и песню поставь… знаешь такую… младший лейтенант мальчик молодой все хотят па-тан-це-вать с тааа-бой!

Стефания отвернулась и поморщилась. Роман поспешил спровадить клиенток:

– Да, я принесу. Садитесь за столик.

– И песню, ага?

– Поставлю, садитесь, пожалуйста.

– А это… музыку еще, музыку сделай погромче! – пышущее жаром полное тело женщины навалилось на барную стойку так, что ее раскрасневшееся лицо почти уперлось в грудь Романа.

– Попробую, – ответил он, делая шаг назад.

– Стешка, а ты к нам садись! Че стоишь киснешь, а? – та лишь культурно кивнула в ответ.

– Ну все, – хлопнула по стойке женщина, улыбнулась во весь рот с отсутствующим зубом и направилась к подруге за столик. Вот уж кто про Харизму забыл… хотя алкогольное опьянение такие дебафы вешает, так понижает все характеристики, что сложно сказать с уверенностью, кем является и как себя ведет человек, будучи трезвым.

– Так вот, Маша не похожа на человека, который заставил бы маму переживать, – Пластинин поспешил наконец успокоить Стефанию, которой тяжело далось ожидание. – Скорее всего, она просто увлеклась чем-то и забыла про телефон. Или на беззвучном стоит, – как можно более спокойно продолжил Роман. – Куда она сегодня собиралась?

Стефания задумалась и начала грызть ноготь. Затем, опомнившись, покраснела, достала из кармана телефон, покрутила его в руках, положила на стойку возле кассы и выпалила:

– Они с Леной Щербининой в клуб собирались… ну в молодежный который… образовательно-развлекательный, помните, она рассказывала, что у нас на районе… в смысле, в районе открылся весной клуб. Она как на лето приехала, тоже туда ходить начала. Подружки позвали. Ей там нравится. С ними беседы проводят, лекции интересные читают, какие-то активности есть на свежем воздухе опять же. Пытаются настроить молодежь на правильную жизнь, чтобы не попали под тлетворные влияния разные. Маша несколько раз и сама с докладом выступала, тут же не много студентов, в общем-то, а она в Питере учится. Говорит, что рассказывают про карьерные возможности, про то, как лучше характеристики распределять, что прокачивать если, например, врачом хочешь стать, а что – если журналистом…

– Да помню я, помню, – оборвал Роман, видя, что речь Стефании все ускоряется и ускоряется – явный признак начинающегося невроза. – Держите телефон.

Женщина по памяти набрала номер, долго вслушивалась в гудки, затем скинула и протянула Роману.

– Спасибо, тоже не берет.

– Но не берет – это ведь лучше, чем выключен и вне зоны доступа. Значит просто не слышит. Стефания… Леонидовна, вспомните, вы же сами были подростком.

– Роман Павлович, спасибо вам… за телефон и… и поддержку. Не буду больше отвлекать, займусь делами, и вы тоже. Как там у нас на кухне дела, уже свернулись? – спросила женщина нарочито громко и бойко, словно сама пыталась отогнать от себя дурные мысли.

Когда начальница скрылась за дверью кухни, Роман быстро нашел заказанную песню – не было еще пятничного вечера, чтобы ее не просили включить – поставил в очередь воспроизведения, открыл бутылку шампанского… куда подевалась Светка-официантка? Курить опять выскочила? Пришлось ему с двумя бокалами направиться к столику.

Вернулся за стойку он в подавленном настроении. Почему он вообще здесь работает? Он никогда не был общительным человеком. По службе – да. По делу – можно. А выслушивать пьяных посетителей было для него в тягость.

Сперва он думал, что устроится сюда только на время, а потом как-то втянулся. И хоть не признавался себе в этом, но рядом со Стефанией, да и Машкой тоже, его апатия отходила, словно тьма, расступающаяся от свечек.

Что-то жужжало на столе – Стефания забыла телефон у кассы. Роман поднял его и машинально глянул на экран – Доча. Тут же вызов оборвался. Не успел он войти в кухню с радостной новостью, как его собственный телефон завибрировал. На экране значился незнакомый номер, Пластинин ответил.

– Здравствуйте, могу я узнать, с кем говорю? – раздался усталый мужской голос.

– Нет, не можете, – резко ответил Роман. – Кому вы звоните?

– У меня телефон девушки… я набираю пропущенные номера. Ее мать не отвечает. Последним ей звонили с вашего номера.

– А где девушка? – у Пластинина были крепкие нервы, поэтому и напряглись они тоже крепко.

– Скажите кто вы, вопрос деликатный…

– Друг семьи! – крикнул Роман и выругался в трубку. – Что с Машкой, говори?

– Хорошо… успокойтесь, она в очень тяжелом состоянии… У нее подозрение на передозировку наркотическими препаратами. Приезжайте пожалуйста в больницу… и сообщите родным.

Как бы Роману ни хотелось сразу же поехать в больницу вместе со Стефанией, но кто-то ответственный должен был остаться до конца работы кафе. Официантка Света на такую роль почти подходила, но стоило только Пластинину заговорить об этом, как девушка округлила глаза и обхватила плечи руками: закрыть заведение – дело не сложное, но остаться здесь одной из персонала, когда на дворе полночь, а посетители все больше и больше теряют человеческий облик… мало ли что.

– Ром, а вдруг опять такие же зайдут… ну как те три сегодня вечером, – заскулила она. – Ромочка, останься, пожалуйста, со мной!

Не столько из-за Светы, сколько чтобы не заставлять Стефанию нервничать еще и из-за кафе (если, конечно, волноваться еще больше было возможно для нее в такой ситуации), Роман остался до закрытия, но это были самые долгие полтора часа в… в этом году точно. Даже последние минуты на зоне тянулись не так мучительно. Он и сам удивился, отчего вдруг стал настолько эмпатичным, тем более к малознакомой девчонке. Может быть, за последние годы в нем скопилось столько нерастраченного сострадания, что оно сейчас прямо-таки выплескивалось на первого мало-мальски достойного человека? Странно все это, непривычно для него.

Роман налил себе уже вторые сто грамм водки, выпил, выключил везде свет, компьютеры, проверил окна и двери, вышел, наконец, на улицу и закурил в ожидании машины. Его смена закончилась.

Вскоре задрипанная иномарка такси остановилась напротив приемного покоя районной больницы: скромного двухэтажного здания, утопающего в листве деревьев и пугающей темноте августовской ночи, пришедшей на смену радостным и задорным белым ночам, таким любимым в этом регионе.

– Так-с, с вас… сейчас найду, сколько… – терзающе медленно соображал водитель.

Роман кинул купюры на торпеду и выскочил из машины, хлопнув дверью так, что чуть не открылась дверь соседняя.

Ворвавшись внутрь, он наткнулся на дремлющую за стойкой регистратуры медсестру пенсионного возраста. Она с трудом разлепила тяжелые веки и уставилась на него в ожидании разъяснений.

– Гамова Мария, семнадцать лет, – возраст он сказал наугад, – номер палаты какой?

– Родственник? – устало спросила женщина.

Роман задумался. Стефания уже здесь, она отметилась, как мать, скорее всего ее спросили и о других членах семьи… Значит если ответить, что он отец, может выйти неувязочка. Есть и другой способ.

– Капитан Пластинин, отдел по борьбе с наркотиками.