– Папаша, ты не рамси, лучше пивасика нам принеси, – срифмовал бойкий и все загоготали. – У нас все ровно будет.

Глаз Романа дернулся, но так, что никто не заметил. На проблемный столик с опаской косились завсегдатаи. Нужно было что-то решать.

“Это три, – решил Роман, – прости Господи!"

Он деланно улыбнулся и принялся наливать пиво. Взяв массивные стеклянные кружки в одну руку, на манер подавальщиц на Октоберфесте, он двинулся к столику.

– Кушать подано, – улыбнулся он, после чего кружки с грохотом обрушились на стол, обильно орошая пеной и пивом тарелки с закусками, орешками, а также одежду сидящей троицы.

Как и ожидал Роман, бойкий парень остался сидеть, только выпучил глаза и приоткрыл рот, чем лишь дополнил образ.

Вскочить же попытался быкообразный пацан с действительно квадратным лицом. Роман коротко ударил его ребром ладони по шее и тот кулем опустился обратно. Все произошло так быстро, что ошарашенные дружки и не думали продолжать разборку. А может быть смекнули, у кого в Силу больше вложено, или в Ловкость: попробуй по такому попади.

Остальным посетителям хоть и не было приятно оказаться свидетелями конфликта, но на их лицах читалось молчаливое одобрение действий Романа. Кто-то даже чуть слышно пробурчал:

– Давно пора, распустилась молодежь совсем, вот в наше время…

Пластинин улыбнулся, обвел взглядом зал, успокаивая публику. А паршивцам бросил:

– Деньги на стойку, сами – вон. Три минуты. Три. – Затем достал заткнутую за передник тряпку, бросил на стол и добавил, – вытрите за собой.

В такие минуты прокачанные Разговоры на фене и Вымогательство не казались столь уж бесполезными навыками. Хотя на языке и вертелось слишком много блатных слов, фильтровать которые было, порой, утомительно. Да и вообще, такого же результата можно было достигнуть и другим путем, через Харизму, например, или попросту задавив Интеллектом. Но обходиться приходилось тем, что есть.

Через пару часов люди начали расходиться, пустых столиков становилось все больше и больше, поэтому их по традиции сдвинули в один угол, освободив пространство для танцев. Роман приглушил освещение, включил на ноутбуке заготовленный плейлист и меланхолично наблюдал за редкими танцующими парами и двумя подвыпившими женщинами, которым и кавалеры были не нужны, и музыка не важна.

В кафе вошла высокая женщина на каблуках в белой, в крупную вязку, свободной кофте. Хозяйским взглядом окинула помещение, поздоровалась с парочкой за столиком с тюльпанами, перекинулась несколькими фразами с официанткой и торопливо прошла к стойке.

– Здравствуйте, Роман Павлович!

– Добрый вечер, Стефания… Леонидовна, – ответил Пластинин, чуть смешавшись. Ему нравилась эта интеллигентная женщина, в одиночку, да еще и с ребенком на руках, поднявшая бизнес в таком месте.

– Маша не забегала сегодня? – справилась она о дочери, которая часто заходила в кафе пообедать или просто перекусить, особенно летом, когда на каникулах гостила у мамы.

– Нет, сегодня не было.

– Странно, не могу до нее дозвониться, – пожала плечами женщина.

Они помолчали. Роман ощущал ее беспокойство, но не знал, чем помочь. Кроме того, он сам начал переживать. Когда он видел Машку последний раз? Вчера вечером забегала с подругой. Наверное тусят сегодня где-нибудь. Что еще делать на каникулах после первого курса? Много ли забот? Но девочка она была ответственная, серьезная, вся в родительницу, чего за нее зря беспокоиться? Но попробуй объяснить это матери…

– Ладно, как дела на смене, все в порядке? – спросила Стефания, внимательно посмотрев на Романа.

– Как обычно, – развел он руками.

– Опять кто-то выступал? – В ее глазах Роман прочитал и неподдельную заботу о собственном кафе, и сочувствие к нему. Будь у него Восприятие побольше, он и еще чего-нибудь бы в этом взгляде прочитал… эх!

Роман слегка сморщился, мол, да чего уж там говорить, и непроизвольно потер травмированную руку – и так болит постоянно, а тут еще и ударить ей пришлось.

– Роман Павлович…

– Роман, называйте меня просто Роман, я же не сильно вас старш… – Роман осекся: вечно ляпнет какую-нибудь глупость, а потом выкручивайся. И как теперь можно отшутиться и разрядить обстановку? – А то… а то знаете, у меня от такого обращения седых волос прибавляется каждый раз.

Он натянуто улыбнулся.

– Роман Павлович, – настаивала Стефания, – с одной стороны я вам очень благодарна. Вы и за баром помогаете, и на кухне, и охрана больше не нужна, но… как бы это лучше сформулировать… не бейте, пожалуйста, людей в моем кафе. Я вас очень прошу. Можно же как-то иначе… понимаю, контингент разный, но ведь всегда можно попробовать договориться.

– Так ведь я попробовал, – сглотнул Пластинин. – Три раза…

– Пообещайте мне пожалуйста, что в следующий раз вы попробуете четыре раза, – Роман взглянул в ее внимательные глаза и начал тонуть: два зеленовато-серых озера словно искрились тысячами солнечных лучиков, источая непомерное для таких малюток тепло. Он даже почувствовал его на своем загрубевшем лице.

– Роман Павлович… обещаете? – настойчиво, но с улыбкой повторила Стефания.

Пластинин вышел из оцепенения и кивнул.

Женщина вздохнула и потянулась к компьютеру на кассе.

Роман частенько удивлялся, как она прожила здесь всю жизнь, открыла бар… хорошо, кафе-бар, и до сих пор верила в какие-то цивилизованные подходы в общении с пьяным отребьем. Роман тоже считал драку – крайней формой убеждения, он же все-таки человек с высшим образованием, бывший… да, бывший офицер. Но ведь сегодня никто и не дрался. Подумаешь, сделал предупредительный выстрел в голову, если так можно выразиться, и пресек конфликт.

Ладно, глупо было надеяться, что она его когда-нибудь поймет… но и не станет же он ради Стефании так прогибаться, что свободные очки характеристик раскидает под нее. Ну, чтобы соответствовать лучше. Хотя много ли для этого надо? Прокачать Харизму? Или лучше Интеллект и Восприятие? Очевидно, они у нее на высоком уровне, а подобное тянется к подобному, это он еще из школьных уроков по магнетизму помнил… стоп! Там как раз одинаковые полюса отталкивались… да, поднять интеллект бы не помешало. Хотя ладно, подумаешь спутал, столько лет прошло.

А ведь именно такой план он и составил, когда только заехал на зону. Цель, правда, была другой – познать науку, химию. Может быть все-таки вложиться? Сколько у него нераспределенных очков накопилось за последние годы апатии?

– Роман Павлович, – легонько коснулась его руки Стефания. – Можно вас попросить… не дадите, пожалуйста, с вашего телефона Машу набрать? Вдруг она только мне не отвечает… может быть обиделась на что-то?

– Да ну, вряд ли, – вырвалось у Пластинина, – она не похожа на такого человека…

– На какого на такого? – вцепилась в фразу женщина.

Роман осекся… ну как рассказать, что уж в людях-то он разбирается, насмотрелся всякого. И в детстве, и студенчестве, и на службе, и… и в банде, и на зоне.

Машка была светлой, солнечной, без примеси гнили и ржавчины, которые стачивали, выедали со временем даже очень приличных людей. Стоило им только попасть под удар, как прогнившее нутро или уже дряхлый стержень, еще недавно казавшийся металлическим и несокрушимым, трещали, лопались и рушились вместе с человеком.

Машка была другой, совершенно точно! В детстве ходила по кружкам, любила читать, причем достаточно взрослые, серьезные книжки; в школе ее не сбило с пути окружение, мало интересующееся такими вещами; успешно миновала она и чисто дворовые пристрастья подростков – сигареты, алкоголь, наркотики. При этом, она не была ботаничкой, у нее много подруг из всех социальных слоев, но даже самые испорченные не могли затянуть ее вниз, наоборот, многие преображались под ее влиянием. Видимо, много очков вкладывала в Харизму. А может какой-то перк специальный выбрала в детстве.

Дальше она поступила в питерский университет, пришлось, правда, переехать от мамы в общагу. Мотаться каждый день со станции Волховстрой – выше человеческих сил и логики, но на каникулах и длинных выходных приезжала домой. Со Стефанией у них сильная связь, завязанная и на стандартных отношениях мать-дочь, и на доверительных подруга-подруга.