Дэниел молча наблюдал за битвой. Казалось, минуты превратились в часы, и само время стало густым, осязаемым, словно жидкий свинец. Мысли расступались, давая дорогу внутренним сомнениям. В голове загудело, и этот новый тяжелый звук причинял нестерпимую боль. Воспоминания поднимались из самых глубин сознания, тяжелые, горькие, казалось надежно похороненные под слоями памяти, они возвращались, усугубляя мучения. Кровь, смерть, лица друзей и врагов, все те, кто погиб, кто убил или был убитым; раскаяние, слабость; люди, умиравшие у него на руках, люди, умиравшие от его руки... Слезы выступили на глазах, и Дэниел бессильно опустился на колени. Оглянувшись вокруг себя, Дэниел вдруг увидел, как окружавшие его люди также падали: все еще пытаясь подавлять рыдания, не в силах сдерживать себя, закрывая лицо руками, в порыве беспомощности они хватались за холодный камень улиц, ища защиты и опоры. Воспоминания поднимались, ломая сознание, ломая все барьеры разума, вызывая к жизни самые страшные моменты прошлого - сама магия кричала внутри, тщетно ища выхода. Наконец, поддавшись минутной слабости, не в состоянии выносить происходящее, Дэниел позволил магии уносить его прочь - прочь от этого страшного города, прочь от страшных воспоминаний, прочь от всего - бежать, вырваться из власти самого страшного заклинания - памяти.
Да, это была магия - магия в самом жестоком ее проявлении - магия, на которую был способен лишь один из живых людей - Архивариус. Эта магия уничтожала, раздавливая противника, ломая его волю и способность сопротивляться. Против этого заклинания не мог устоять никто, если только он не успевал вовремя выстроить щит разума. Насколько могли судить иерархи, Монах таким щитом не владел. И все же он продолжал битву, словно сила заклинания обошла его стороной. Направив все свои чувства наружу, охватывая внутренним взглядом всю площадь, он то ли не замечал своих воспоминаний, то ли не имел их. Однако усталость брала свое - в таком бешеном ритме он не выдержит и пяти минут...
Но размышлять было некогда. Монах продолжал появляться и исчезать, наносить удары и уворачиваться от ледяных стрел и огненных шаров. Он возник перед очередной фигурой, замахнулся... Меч с глухим скрежетом скользнул вниз по длинным одеждам, несущим на себе магический щит. "Настоящий!" - мелькнуло в голове, Монах развернулся, защищаясь от удара, и в этот момент черная молния Султана впилась в землю между ним и Архивариусом. Невероятный взрыв, усиленный соприкосновением магий, разбросал противников в разные стороны. Защищенный магией Архивариус почти сразу же оказался на ногах, но Монаха взрывная волна отбросила на землю, словно игрушку. Меч вылетел из руки и рассыпался в прах. Поднимаясь, Монах едва успел увернуться от второй молнии, однако, не спуская глаз с Архивариуса. Время словно замедлилось: вот иерарх начал исчезать, вот его контур стал размытым, вот его уже нет - и только магия еще висит в той точке, где он только что стоял - вот магическое пятно лениво начало свое передвижение по площади... Не связанный столь мощными каналами силы, Монах в следующий миг уже был рядом с Архивариусом - они появились одновременно - их взгляды встретились... Выхватив из рукава клинок, Монах одним движением вогнал черненую сталь в грудь иерарха по самую рукоять.
Первым, что увидел Архивариус после телепортации, были глаза. Его глаза. Светлые, карие глаза, с каким-то зеленоватым оттенком, они были бесконечно тверды, почти холодны, но все же это были ясные, живые глаза. Неуловимо знакомые... Острая боль пронзила грудь и растеклась по всему телу. От неожиданного толчка, словно споткнувшись о несуществующий камень, маг начал падать навзничь, разорванное сердце тщетно силилось продлить жизнь хоть на секунду...
Время остановилось. Внезапно, без какого-либо переходного состояния. Еще миг назад мир был полон движения, а теперь - все просто замерло, воцарилась абсолютная тишина. Еще не успев коснуться земли, Архивариус так и остался в полупадении. Однако, сообразив, что раз он ощущает эту остановку времени, то, значит, на него это не подействовало, он поднялся - странно, будто бы даже не прилагая никаких усилий... На камнях площади, в паре шагов перед собой он вдруг увидел белые одежды, из-под которых выглядывали приподнятые к небу мысы синих сапог. Еще прежде, чем он поднял глаза, Архивариус почувствовал - перед ним стоит сам Хранитель Миров. Тонкий разрез губ на неподвижном лице сложился в едва слышное:
- Ты мертв.
Что? Что это значит? Нет, невозможно, не может быть! Как? Почему? - Вместе с осознанием к Архивариусу приходил страх. Вид собственного тела, застывшего в воздухе, казалось, вызвал приступ панического ужаса:
- Нет! Хранитель! За что? Пожалуйста, не надо! Не сейчас, прошу!.. Я еще могу все исправить... Пожалуйста! Верни меня... - Похоже, страх лишил его разума - Гефер с удивлением наблюдал, как Архивариус (тень, не более чем сам Гефер) умоляет вернуть ему жизнь.
- К сожалению, это не в моей власти, - и никакого сожаления в голосе, все тот же ровный, спокойный тон, скорее даже безразлично-отрешенный. - Это был честный бой, и ты - увы - проиграл. Я, кажется, предупреждал вас о его силе, но ты сделал выбор. А теперь... Теперь ты не принадлежишь мне. - Ксаргон чуть сместился в сторону, уступая дорогу возникшей неподалеку фигуре.
Фигура приблизилась и, поравнявшись с Ксаргоном, остановилась. Серое пальто скорее напоминало какой-то бесформенный балахон, серый же капюшон покрывал голову, с плеч ниспадали две белые ленты, а лицо... На месте лица красовалась белесая маска скорби. Черты лица практически стерлись от времени, от пустых черных глазниц спускались к подбородку темные полосы, словно следы от слез. Так, кажется, одевались плакальщики у каких-то народов.
- Приветствую тебя, Хранитель Миров.
Ксаргон слегка кивнул в ответ:
- Приветствую тебя, Данатиэль Акрон.
Если бы Гефер мог дышать, он задохнулся бы от страха. Акрон! Смерть. Одно из множества имен Тьель. Столько лет он провел, поклоняясь Тьель, но теперь, когда он увидел... Архивариус, без сомнения, понял происходящее и теперь беспомощно заметался, не в силах оставить свое тело.
- Что-то часто стали мы встречаться в последнее время.
- На этот раз все обошлось без моего вмешательства. Но не каждый день такие маги уходят в мир мертвых.
Данатиэль махнул рукой:
- Тогда прощайся. Ты знаешь, у меня много дел.
Ксаргон повернулся к Архивариусу.
- Вот и все, твоя жизнь окончилась. Но если тебя что-то еще интересует в этом мире - спрашивай.
Геферу показалось, что иерарх начал терять очертания, словно растворяясь в пространстве. Слова Ксаргона он слышал, но возвышающаяся перед ним фигура Тьель уже полностью завладела его вниманием. Чувствуя, что теряет интерес ко всему, что окружало его в этом мире, Архивариус указал на то, что было ближе:
- Что будет с ними?
Хранитель улыбнулся такому выбору. Монах и Султан - это даже интересно... Обойдя зависшее в воздухе тело, он приблизился к Султану.
- Ну здесь все просто. Он уже увидел, что проиграл - думаю, он вряд ли будет продолжать бой. А затем... У него впереди не один десяток лет - будет время все обдумать, - на этих словах он передвинулся к Монаху. - Ну а этот, хм, сдается мне, его судьба сейчас уже не в его руках. - И Ксаргон исчез.
Серая фигура приблизилась к Архивариусу, протянула руку, и...
Зажмурившись так, что глаза превратились в две тонкие щели, Султан, по привычке поглаживал подбородок. Хмурые Ваятель и Гладиатор молча переводили взгляд с него друг на друга и обратно. Слов больше не требовалось, каждому было понятно, что дела обстояли не то, что плохо, а совсем плохо, кхм, мягко говоря.
Ну то есть хуже уже некуда.
Приготовившись получить заслуженный разнос за то, что упустили аколита Ордена и так и не разобрались, откуда в Империи взялись служители Пресветлого, двое иерархов с немалым удивлением узнали, что Архивариуса Монах убил. Как такое оказалось возможно, в голове не укладывалось, но факт есть факт - величайших магов Империи осталось всего трое.
