Когда глаз Билла направил сосредоточенный взгляд в ответ, тритон замер. Будто за секунды, которые они провели, объятые тишиной, перевернулся весь мир.
- Просто, я солгал, - спокойно ответил блондин. Для него эта борьба была не легче. Он стойко выдерживал чужой взгляд только потому, что его собеседник был сейчас напуган по неизвестным причинам. Этот взгляд давал только надежду на то, что можно начинать действовать.
- Я должен был попрощаться с ним… - на выдохе произнес капитан.
Диппер почувствовал, как болезненно даются ему удары сердечной мышцы. «Они ошибались. Они не собираются трогать мою стаю…» Мысли тритона в беспорядочном урагане носились в голове, но теперь он сам не желал обращать на них внимания. Эта гармония с самим собой и желанием увидеть настоящего капитана, которого описывал ему Мэст все это время, пришла неожиданно, как дождь среди ясного неба в Китае. Полет этой неудержимой фантазии будто подхватил шатена, ведя его по волнам понимания собственной глупости и осознания собственной радости. Как же жалок он был, когда обвинял Сайфера в том, в чем он не был виноват, как бесполезен был, когда забивался в угол со своими проблемами, которые были совершенно пустые и безобидные по сравнению с тем, что переживает его капитан. «Добрый и дружелюбный скат, да?» Диппер не мог позволить себе улыбнуться, но его душа пела от радости. Он ошибался, когда думал, что капитан не такой сентиментальный для прощания с отцом. Почему-то эта ошибка делала его счастливым.
- После смерти моего отца, я собрал команду и отправился в кругосветное путешествие. Я не собирался возвращаться, пока в одном из сражений не потерял своего первого помощника. Он служил еще моему отцу, а защитил от удара в спину меня, закрыв собой… - слегка осипшим голосом проговорил Сайфер и перевел взгляд на горизонт, исчезающий в общем мраке.
- Они на многое идут, чтобы спасти Вас, капитан, - с печальной улыбкой произнес тритон.
- Понимаешь, Сосна. Даже если у меня будет шанс броситься под пули, чтобы защитить их всех, у меня ничего не получится. Они слишком хорошо знают меня. Железная стена из всех этих людей будет защищать меня до конца. Они без раздумий закроют меня собой. И мне от этого паршиво, - Билл ввел пятерню в волосы, слегка растормошив их, после чего снова посмотрел на Пайнса. - После смерти того человека, который пожертвовал собой ради меня, я вспомнил то, что потерять близких мне людей очень легко, я должен был вернуться к отцу и проститься. То, что это произошло только сейчас – глупое стечение обстоятельств, именуемое судьбой… Судьбой, где я встретил тебя.
Дипперу снова пришлось удивиться. Настолько, что забыл как дышать. Удивиться, от куда в этом моменте столько милых сцен, которые так любит его сестра и большая половина женского населения мира; удивиться, насколько спокойно сейчас лицо его капитана, как печален, и в то же время пронзителен его взгляд. Пайнс не мог осознать, что только что сейчас произошло, а в голове крутилась только одна мысль: “может, мне показалось?”.
Сайфер не был романтиком, никогда не любил, не состоял в серьезных отношениях. Он понятия не имел, что значит это чувство, которое зародилось в душе при первом взгляде на нерадивого официанта, не знал, что за эмоции он вызывает, попадаясь на глаза каждый день, не знал, как следует себя вести, когда они остаются наедине. И только Диппер начал понимать его без слов, читая в одном только взгляде все то, что когда-нибудь так хотел услышать, но, услышав, не мог в это поверить. В тот миг время, будто, остановилось, отдавая свои считанные секунды лишь одному тритону, чтобы он осознал все мелочи сказанных слов. Ему показалось, что в тот момент, когда Билл произносил их, его голос дрогнул. Сильный и отважный капитан, человек, который влетел в его жизнь, как яркая вспышка, раскрасил его серый мир радугой, взрывами и бесконечными мыслями, сейчас боялся. И чего? Того, что его чувства отвергнут! Но… “может, мне показалось?”
От секундных размышлений, которые длились для тритона вечностью, отвлекла лишь далекая, чарующая песня.
И последнее, что увидел Пайнс, прежде, чем капитан резко развернулся: покрытый голубой пеленой взгляд его глаза.
========== Глава 12. Сирены ==========
Диппер не был уверен ни в чем. Он всегда верил фактам, которые мог понять сам на все сто процентов, или увиденному, что рассматривалось более логично, чем бессмысленные доводы. Он прекрасно понимал, что теории о тайнах вселенной будут оставаться теориями, пока их не обоснуют законами физики, что, опять же, было логично. Если разбираться в точных науках, то ничего, кроме фактов, не могло доказать обратного явления, уже изученного человечеством, но когда дело касается понимания того, что нельзя потрогать, увидеть или почувствовать еще каким-либо образом, установление фактов казалось невозможным.
Так Диппер думал всегда, хотя учили его немного иначе. Образ мышления тритона не был предназначен для воображения себя Аполлоном, перед которым горами падали издыхающие от одного взгляда на него девушки. Именно поэтому, недоразвитое чувство прекрасного у парня не давало ему субъективно рассуждать о чувствах других людей. Лишь жалкие нотки эгоизма и проблески фантазии иногда давали себе волю, заставляя окунаться в пучину необъяснимых химических явлений, которые, окрылено, можно было назвать любовью.
Он уже облажался однажды, решив, что та милая русалка с двумя очаровательными хвостиками влюбилась в него. Эти томные вздохи, нежные взгляды украдкой, смущенный смех… Только Диппер не догадался, что она просто стеснялась познакомиться с первым мальчиком-тритоном, проплывая со своей стаей мимо его дома. И страдания, которые он получил в отместку за свою недогадливость, он переживал еще очень долго.
А потом была та рыжеволосая русалка с красивым зеленым хвостом, которая стала его взрослой подругой, с которой было так хорошо проводить время вместе, с которой снова появился этот «ту-дум», что не давал покоя долгими, неспокойными ночами. Он снова облажался, когда подумал, что такой маленький, неловкий, ничего не смыслящий в отношениях тритон, сможет заставить такую прекрасную, волевую и очаровательную русалку полюбить его. И снова были эти страдания, боль, бессонные ночи и бессмысленные прогулки по холодному океанскому дну.
Кажется, эти методы проб и ошибок, выбили из него ту сентиментальную дурь, которая давала ему мыслить более субъективно, когда требовалась ни то смелость, ни то разумность.
Спустя несколько лет с тех пор, тритон понял свои ошибки не так, как должно, переключил рубильник в своей голове на сторону, которая никак не реагирует на прямые логические доводы, объясняющие поведение других людей. Раньше это было незаметно, раньше от этого было спокойно. Сейчас, сидя на борту «Веселого Роджера», Диппер страдал. Страдал от непонимания, что имел ввиду его капитан, говоря эти слова, этой печальной ночью, с таким грустным, казалось, полным надежды взглядом.
Только песня, что пронеслась эхом в голове, заставила заблокировать все мыслительные процессы. Песня, которая увела его капитана к центру палубы.
Пайнс опомнился не сразу: чувство, что его тело сковали невидимые цепи, было настолько сильно, что пошевелиться удалось не сразу. Паника, охватившая тело, била в голову сигналом SOS, а когда на горизонте появился голубой туман, быстро приближающийся к судну, новая волна беспокойства заставила его подняться с борта и быстро ретироваться к центру носа, чтобы быть подальше от опасной сейчас воды.
Глаза быстро пробежались по палубе, находя на ней нескольких матросов, что вылезли из трюма, рулевого, покинувшего пост, и спешно возвращающегося к земле марсового. Голубой туман, тем временем, подобрался к кораблю с невероятной скоростью, а песня, что билась о его борта, стала громче и сильнее. В следующий миг тритон мог видеть, как несколько зачарованных песней матросов подбежали к краю корабля, с глупой улыбкой смотря в воду, а еще пара новых поднялась из трюма.
