— Облизывай, — рука замирает секундой позже рядом с лицом. Мэтт мешкает лишь мгновение, перед тем как втянуть шершавые пальцы в рот и старательно их вылизать. — Вот так, запоминай свое место, — наставляет Джеймс, толкается пальцами между губ сильнее и сам ощущает слабую дрожь. Даже сейчас все в стократ лучше, чем он только мог себе представить. — Ты никто, я просто пользуюсь тобой, — продолжает чеканить он и лишь напоследок приближается к уху, втягивая губами мочку. — Стоп-слово — красный. Запомнил?
Пальцы пропадают изо рта, Мэтт сквозь мутную пелену пытается разобрать сказанное только что и поспешно кивает:
— Я запомнил, хозяин.
— Хороший мальчик, — Джеймс трепет его по волосам, ерошит светлые пряди и едва ли сдерживает себя от предвкушения. Потому что Мэтт подается ладони, смотрит прямо в глаза и дышит часто. Потому что у него крепко стоит от одних лишь слов, и Джеймс ощущает свою власть. Это чувство похлеще любых наркотиков затягивает его с головой. — Иди к тумбе, — произносит Уильямс и отнимает ладонь от головы. Ведь время продолжать.
Мэтт неловко разворачивается, теряет зрительный контакт и вздыхает чуть спокойнее. Ноги ватные, все тело налито тяжестью и в голове страшно шумит и барахлит. Прохладный паркет касается стоп, и Мэттью впервые удивляется, как не сгорел еще — все тело кажется настоящей батареей. Он подходит к тумбе, смотрит на нее невидяще, пока сзади не раздается новое указание:
— Достань смазку. Верхний ящик, — в голосе Джеймса даже сквозь холод слышатся предвкушение и интерес.
Мэтт тянется к ящику, выдвигает его и замирает под тихие шаги за спиной. Он сглатывает один раз, другой и пытается собрать картинку воедино, потому что та заметно плывет в расплавленном воздухе.
— Доставай, — повторяет Джеймс шепотом рядом с загривком. — Ты же не струсил?
О нет, Мэтт не трусит. Но от созерцания боевого арсенала Уильямса его окатывает таким возбуждением, что весь мир на секунду распадается тысячей осколков, прежде чем собраться воедино. Одно дело видеть все в порно на экране, другое — созерцать вживую. У Джеймса настоящий склад из вибраторов, колец, анальных шариков, зажимов и прочих игрушек. Разных размеров, разных расцветок, разных форм. Мэттью торопливо вытягивает смазку, и Джеймс тут же забирает ее из горячей ладони.
— Представляешь, как это может оказаться в тебе? — продолжает дразнить он, щелкая колпачком. — А знаешь, какие ощущения можно при этом испытать? Например, вот от этого…
Джеймс смотрит через плечо Уильямса и свободной рукой ловко подцепляет пробку. Он нарочно касается ей ладони Мэтта — тот ощущает гладкую, приятную на ощупь поверхность и заливается краской еще сильнее, хотя, кажется, дальше уже некуда.
— Нет, хозяин, — шепчет он. Горло не слушается и хрипит, звук выходит скомканным, задавленным, и Джеймс усмехается все сильнее.
— Послушный мальчик никогда не играл с собой? Значит, сейчас узнаешь, — его довольный голос сливается с прохладной влагой, которая ползет между ягодиц. Мэтт даже понять ничего не успевает, не успевает собраться с мыслями и подготовиться морально, а пальцы уже скользят по заднице, обводят напряженные мышцы и дразнят круговыми движениями. Мэтт давится вздохом и хватается за тумбу под тихий издевательский смех.
— Наклонись сильнее и раздвинь ноги, — указывает Джеймс и чуть надавливает на колечко мышц.
Мэтт задыхается, но торопливо выполняет. Он утыкается взглядом в чертову тумбу, но не видит ее, потому что Джеймс водит неторопливо, размеренно, чуть надавливает и отступает; надавливает и сползает рукой к мошонке; обратно и снова давление, пока палец, наконец, не проникает внутрь на фалангу, чтобы тут же исчезнуть. Это пытка, сладкая пытка, а Джеймс не торопится совершенно. Мэтт чувствует только, как разрывает от частого дыхания легкие, как дрожат ноги и как дразнит чертов палец сзади. Это становится приятным, но слишком незначительным. Это ненавязчивое движение не дает сосредоточиться ни на чем, в том числе и на новом давлении. Палец исчезает, вместо него между ягодиц скользит что-то куда более весомое, гладкое, приятное на ощупь…
«Пробка», — Мэтт жмурится и поджимает пальцы на ногах, когда закругленный смазанный кончик чуть сильнее давит.
Уильямсу немного страшно, но Джеймс все так же не думает торопиться, напротив, он действует аккуратно, почти мягко и наблюдает. Наблюдает и впитывает в себя каждую дрожь. Наблюдает и круговыми движениями понемногу проталкивает игрушку внутрь, миллиметр за миллиметром. С Мэттом не так, как с омегами — туго, волнующе, сладко. Он не стонет блядски, не кричит о своем желании, но смущается, возбуждается, постепенно теряет себя. Джеймс давит сильнее и ослабляет напор, прокручивает кончик и едва ли сдерживается, чтобы дышать размеренно и спокойно. Ему нужен контроль, а контроль летит к чертям вместе с шумными вздохами и вцепившимися в тумбу пальцами, вместе с Мэттом, который слабо дрожит всем телом, но не от боли, а от предвкушения и желания. Мэтт девственник — эта мысль так же добавляет своего жара и прелести. Джеймса буквально выкручивает от осознания, что он будет первым, что он единственный пока, кто увидит этого альфу именно таким, доведенным до крайности. А Джеймс точно уверен, что доведет.
— Ты расслаблен даже сейчас, верно? — Джеймс почти мурлыкать эти слова готов, но он еще помнит свою роль, играет ее грубо и небрежно. Мэтт вздрагивает и пробка проникает чуть глубже. — Любой другой альфа давно бы взбунтовался, попытался прекратить, а ты ловишь с этого кайф, гребаный извращенец.
Джеймс слышит участившееся дыхание и снова вынимает игрушку почти полностью под разочарованный вздох. Мэтт жмурится и закусывает губы, пока его всего выкручивает от слов и вновь окутавшей пустоты. Но пробка возвращается, Мэттью отчетливо ощущает, как все свободнее поддаются мышцы, и едва ли не всхлипывает от этого чувства. Член уже попросту разрывается от крови и возбуждения, но Джеймс не спешит помогать, а ему не было дано приказа. Правила здесь устанавливает только омега, и Мэтт словами не может передать, насколько сильно его это заводит. Да что уж там, все тело колотит как в лихорадке, внутри все кажется скрученным в тысячи узлов от напряжения, а Джеймс вдруг усмехается и проталкивает пробку до конца.
Мэтт распахивает глаза и ловит губами воздух. Ощущения странные, распирающие и в то же время игрушка слишком короткая. На задницу возвращаются влажные ладони и мнут ее с силой, разводят в сторону и впиваются в кожу.
— А вид заманчивый, — выдыхает Джеймс, выливая новый ушат кипятка на голову.
Он обводит стопор большим пальцем, чуть надавливает и оттягивает, а Мэттью удивляется, как из ушей еще не валит пар от перегрева. Все, о чем он сейчас может думать, это игрушка в собственной заднице и взгляд Джеймса, который направлен только на него. Все остальное пятнами смывает из сознания немыслимое возбуждение.
— Мне нравится твое послушание, — одобрительный тон так и сквозит своей наигранностью. — Расскажи своему хозяину, что ты сейчас чувствуешь? — Джеймс снова подцепляет стопор и слабо двигает им.
— Я… — Мэттью приходится прокашляться, чтобы голос звучал внятно. Получается плохо, Джеймс отвлекает, играется с пробкой, а по телу Уильямса от этого ползут нескончаемые волны. — Жарко, хозяин… и так хорошо, но странно… Я просто словами передать не могу… — Джеймс вдруг тянет на себя сильнее, а потом резко вгоняет до упора.
Вся речь Мэтта обрывается громким, надрывным стоном и он едва ли удерживается, чтобы не осесть прямо тут на пол бесформенной массой. Это немного больно, но вся боль теряется за удовольствием и полной пустотой в голове.
— Дыши глубже, — Джеймс жадно смотрит на дрожащую сгорбленную спину и ободряюще хлопает по ягодицам. — И раз уж тебе так нравится, то тебя ждет награда, — он облизывает губы, не в силах удержаться и ведет ладонью по влажной коже. — Иди к кровати.
Мэтт замирает. Он смотрит пустым взглядом перед собой и сквозь пустую голову понимает, что это будет сложно. Ноги дрожат и подгибаются, член стоит болезненно и ноют яички, а между ног чертова пробка, которую Джеймс и не думает убирать. Мэтт стискивает зубы и старается осторожно выпрямиться, но тут же охает и едва ли удерживается, хватаясь за стену.
