У Гилберта рядом тем временем челюсть медленно ползет к полу. Но он все же берет себя в руки и трясет головой, затягиваясь по новой.

— Не прошло и года, — хмыкает он. — Я уж думал, вы до скончания времен будете недотрог из себя строить. Мэтт так точно.

Джеймс лишь качает головой, но молчит. Фантазия снова услужливо подкидывает слишком яркие картинки, и Уильямс просто искренне радуется, что уже пятница, и скоро всем этим мыслям придет конец.

***

— Проходи, — Джеймс хмыкает и отступает в сторону от двери, пропуская внутрь своего гостя.

Мэтт улыбается и протягивает ему пакет со сладостями к чаю, пока сам торопливо раздевается и вешает все на крючок. Он вообще часто приносит что-то вкусное с собой, и сколько бы Джеймс не сердился поначалу на эту привычку, теперь окончательно привыкает.

— Стив дома? — Мэттью неторопливо оглядывает кухню и не отмечает привычных коробок из-под пиццы — значит, как минимум, днем старший брат Джеймса еще был здесь.

— Нет, ушел недавно к своему парню, — Уильямс раскладывает по полкам конфеты и баранки. — Чай будешь или сначала поиграем?

Мэтт сглатывает — настолько вкрадчиво звучат слова в разом поменявшемся тоне. Но сам Джеймс стоит спиной, словно ожидает отказа и готовит план к отступлению. Мэттью видит это по напряженным плечам, чуть сгорбленной спине и нервным движениям рук, которые кажутся абсолютно бессмысленными — Джеймс просто перекладывает мелкие коробочки с места на место.

— А ты сам как хочешь? — Мэттью чувствует, как сохнет глотка от простых слов и поднимается с места.

Он подходит к Джеймсу почти вплотную, но не касается, не тянется руками, лишь смотрит на окаменевшую спину, затянутую в обычную черную футболку, сильно растянутую на плечах.

— А ты все еще хочешь позволять мне делать с собой что угодно? — он так и не поворачивается, но ладони больше не теребят предметы, лишь упираются в столешницу до побелевших костяшек.

— Брось, ты думаешь, я давал свое согласие на эмоциях? — Мэтт тихо смеется и втягивает носом знакомый аромат — он его порядком успокаивает. — Я хочу, Джей.

— Даже если это противоречит природе? — Джеймс все-таки разворачивается неторопливо и смотрит прямо в глаза. Взгляд тяжелый, угнетающий, приковывающий к месту, но Мэтт выдерживает его с легкостью и смотрит твердо в ответ. — Разве тебя, как альфу, это ни капли не напрягает?

— Какое мне дело до природы? Важен только ты, — Уильямс улыбается широко и уверено.

Джеймсу как никогда хочется верить, что эти слова не ложь. Они стоят лишь в десятке сантиметров друг от друга — наклонись, и стукнешься лбами, но Джеймс выдерживает это расстояние, не тянется по обыкновению вперед за поцелуем, не сгребает в объятия. Он получит все это сполна, но немного позже, а пока — игра началась.

— Иди наверх, в мою комнату, — Джеймс тянет это холодно, твердо, но с едва заметной ухмылкой.

Мэтт теряется лишь на секунду от сменившегося тона, но тут же кивает и разворачивается на пятках. Он слышит позади тяжелые шаги, но не оглядывается. Джеймс ведь хотел вести, а Мэтт не был наивным дурачком, чтобы не понимать — сегодня он должен полностью подчиняться. Не только из-за желания Джеймса, но и потому, что самому этого невероятно хотелось. Мэтт уже давно осознал и свои желания, и предпочтения, а потому одного взгляда на кухне ему сейчас хватило, чтобы понять — он нашел именно то, что хотел.

Лестница кончается быстро, и Мэтт торопливо переступает порог чужой комнаты. Здесь непривычно прибрано и чисто, нигде не валяется лишних вещей, словно хозяин жилища не хотел, чтобы хоть единый предмет отвлекал его сегодня. Джеймс заходит следом и прикрывает за собой дверь.

— Раздевайся.

В голосе омеги сочится не просто твердость, настоящая сталь. Это не похоже на его обычную агрессию и ворчание, не сравнимо ни с одной интонацией, которую Мэтт слышал от него доселе. И только от этого голоса по телу бежит дрожь. Уильямс вздыхает чуть глубже и торопливо тянет за молнию толстовки. Джеймс не отводит от него взгляда, пронизывает насквозь, и от этого самую малость стыдно. Он никогда прежде не раздевался перед омегами. Мэтт скидывает футболку на стул вслед за толстовкой. Он никогда прежде даже не думал спать с омегами. Джинсы с носками отправляются за остальной одеждой, и пальцы неуверенно ложатся на резинку белья.

— Снимай с себя все.

Чеканка слов бьется в голове пульсом, и на теле не остается ничего. Мэтт пересиливает себя и поднимает взгляд, хотя знает, что по щекам ползут сейчас алые пятна — для некоторых вещей он слишком стеснительный. Для некоторых вещей стеснительностью можно и пренебречь.

— Что ж, — Джеймс осматривает все тело высокомерно, заинтересованно, оценивающе и подходит чуть ближе. Он все еще на расстоянии, но его запах окутывает Уильямса с головы до пят, пропитывает собой легкие. — Сейчас ты пойдешь в душ и подготовишься, — начинает твердо проговаривать он, но Мэтт лишь качает головой, стискивая губы в тонкую полоску. — Это еще почему? — прищур Джеймса опасный, хищный, и от него ощутимо веет угрозой.

— Я готовился. Дома, — Мэтт сглатывает и пытается перебороть желание прикрыться хотя бы руками. У Джеймса по лицу проползает странная тень, и он подходит еще ближе, почти вплотную.

— Вот как? — его холодный, вкрадчивый голос хуже всех подкатов вместе взятых. От него словно ведром раскаленной лавы окатывает все тело от самой макушки и вниз по позвоночнику. — Значит ты и впрямь полностью осознаешь, что я хочу с тобой сделать? — Шепот приближается к уху, дразнит светлую кожу и отрывисто скатывается с губ воздухом. — Отвечай.

— Да, — Мэтт пытается быть чуть тверже и не таять так сильно от слов.

— И ты будешь полностью подчиняться каждому моему слову? — Джеймс нарочно выдыхает сильнее. Щекотно. — Полностью находиться в моей власти от и до? И не посмеешь мне перечить?

— Да, — в глотке пересыхает от всего этого перечисления.

— И ты не будешь противиться, когда я разложу тебя на этой самой кровати и заставлю стонать как течную суку?

Что-то в груди обрывается и окатывает новой обжигающей волной. Мэтту требуется секунда, чтобы вдохнуть чуть спокойнее и кивнуть:

— Не буду.

Он сам не верит, что это его собственный голос. Не верит, что простой диалог может выбивать настолько землю из-под ног.

— И тебя это возбуждает, — Мэтта ведет от разом вспыхнувшего смущения.

Джеймс не спрашивает. Он немного отстраняется, втягивает носом воздух, смешавшийся с запахом, и насмешливо смотрит вниз. Привставшая только от слов плоть окончательно крепнет под этим нахальным взглядом, и Мэтту отчаянно хочется отвернуться, скрыть свой стыд.

— Ты будешь смотреть только на меня, — словно улавливает его желание Джеймс и разом пресекает его. — Никогда бы не подумал, что ты такой извращенец, — усмехается брезгливо он.

— Да, — соглашается Мэтт и пересиливает себя, смотрит в эти бесстыдные глаза. Он знает, что это лишь игра, знает, что Джеймс попросту входит в роль и потому сам старается полностью влиться в нее и расслабиться.

— Похотливый альфа, — Джеймс облизывает губы, не прерывая зрительного контакта. — Могу поспорить, ты только и мечтаешь о том, чтобы подчиниться и встать на колени. Прячешь свои постыдные желания, но представляешь, как тобой командуют омеги.

Мэтт не представлял до этого момента ни разу, но сейчас от твердых уверенных слов в голове дурман. Он видит, как им командует Джеймс, видит, как его ставят раком и с размаху ударяют по заднице. И от этого не мерзко. От этого член крепнет сильнее, а Джеймс смотрит все презрительнее, хотя в глазах горит неподдельное желание.

— Да, — шепчет Мэтт и пытается сморгнуть мутную пелену.

— Да, хозяин, — поправляет его Джеймс строго. — Ты моя игрушка, собственность, вещь. Обращайся подобающе.

— Хорошо, хозяин.

Мэтта всего передергивает от слов, от этого уничтожающего взгляда, от того, что его делают вещью. Уильямсу это нравится до одури, нравится настолько, что на кончике члена набухает капля, что не укрывается от взгляда Джеймса. Он тянется ладонью к плоти, ведет крепко по стволу снизу вверх и стирает белесую каплю пальцем.