– Сванеке! Забавно. Потому что я в данный момент нахожусь в противоположном конце Дании, а именно в Эсбьерге, и хотя бы по этой причине мне будет сложно оказаться рядом с тобой.

«Хотя бы по этой причине», – сказала она. Не слишком приветливо.

– Ясное дело. Я просто хотел тебе сказать об этом. Может быть, встретимся, когда я приеду…

– Ну да, звони, о’кей? Всего хорошего, Карл. Только не падай в Балтийское море. Там, должно быть, холодно.

Вот и весь разговор. Нельзя сказать, что он вышел приятным.

Когда Карл вернулся, Ассад уже сидел на скамейке и вовсю трепался с мужиком.

– Да он чокнутый, – кудахтал тот как-то по-детски. – Валяться на земле кверху задницей и болтать какую-то тарабарщину…

Ассад рассмеялся.

– Ханс, оказывается, решил, что я клянчу у него пиво. Зато теперь он точно знает, что таким, как я, это неинтересно.

– Ну да, потому что он вообще не пьет, даже на первое мая. Вы собираетесь на демонстрацию в Рённе? Я, помню, как-то побирался там, но теперь голосую за Датскую народную партию со знанием дела. Мы все-таки в Дании живем, как ни крути. И этот, который не пьет, тоже. Верно я говорю? – Ханс захохотал.

– Ханс рассказал мне, что знает всех в городе. Ему не понравился вчерашний поступок Хаберсота, вот он и сбежал. Но, вообще говоря, он и самого Хаберсота не очень жаловал.

– О да, Хаберсот! Он совсем рехнулся. Я и то в два раза умнее его. Как минимум в два раза.

– Почему вы так говорите? – поинтересовался Карл.

– Какая ж у него была жена красотка, да-да, настоящая красотка… Я никогда не видал никого красивее, клянусь. А он ее упустил, вот тупица. Да уж, я видел, как она гуляла по городу с рыбаками, а однажды в Кнархое наткнулся на нее с каким-то чужаком. Хаберсот был полным придурком. Все ее целовали… – Он вдруг вытянул шею. – О! Вы ее ждали, и она пришла. Аккуратнее, она уже тут.

Ханс от души хлебнул из банки и указал на Розу, которая кивнула ему в ответ. Щеки ее разрумянились, волосы растрепались на ветру. Она явно собиралась прервать завязавшуюся беседу.

– Минутку, Роза, Ассад кое за что уцепился, – с этими словами Карл вновь повернулся к парню на скамейке: – Добрый день, Ханс, я приятель Ассада. Я вообще-то неплохой малый. Правда, довольно-таки дотошный. Скажите, а из рыбаков, с которыми, по вашим словам, она целовалась, вы с кем-нибудь знакомы? Можно ли мне с ними поговорить?

– Тех рыбаков уже давно в городе не осталось.

– А еще вы упомянули, что Юна Хаберсот встречалась с парнем на… как там, Кнархой, кажется? Так вот, если б вы вдруг поделились его именем, я бы и с ним с удовольствием поговорил.

Ханс расхохотался, так что из уголков рта во все стороны полетели пивные брызги.

– Ха-ха, боюсь, не придется вам с ним разговаривать, ибо я понятия не имею, как его звали. Он же был не из города. Но вы могли бы спросить у Бьярке, мальчика, которого я выучил резьбе по дереву. Там, на Кнархой, он выглядел совершенно по-дурацки в скаутской куртенке и коротких штанишках, когда они с этим парнем что-то выкапывали или закапывали…

– По-дурацки? Почему же?

– Ну, он же был уже почти взрослым.

– Так он, может, являлся членом какого-то отряда?

Ханс просиял, словно кто-то подлил ему в мозг топлива.

– Именно, точно так!

– Хорошо, Ханс. То есть вы утверждаете, что Бьярке общался с мужчиной, с которым встречалась его мать?

– Да. Однажды она забралась туда, когда там уже были ее сын с любовником. Там сейчас лабиринт. Наверное, тот самый лабиринт, про который в нескольких книгах написали. Я так понимаю, что вы не в курсе.

Они оставили ему двадцать крон. Как раз хватит до конца дня, обрадовался Ханс. Больше, чем на три пива. Можно сказать, гораздо больше. Он не относился к людям, которые требуют от жизни невозможного.

– Эй, вы двое, слушайте, – выпалила Роза по пути к машине. В глазах у нее сверкали огоньки, мозг пронизывали электрические разряды; она явно пришла к какому-то выводу. – Я стояла там и все думала, думала… Кто же все-таки такой этот самый Хаберсот и почему он делал то, что делал? С чего ему быть настолько одержимым именно этим делом?

– Возможно, своего рода противовес неладам на семейном фронте. Ты же слышала обеих дамочек и бравого полицейского. Ну, и профессиональную честь Хаберсота тоже не стоит сбрасывать со счетов, – предположил Карл.

– Может быть, и так. Он, несомненно, был прекрасным полицейским, тут без вопросов, – согласилась Роза. – Он преследовал свою цель, а когда понял, что зашел в тупик, застрелился. И все же – он поступил так, потому что был больше не в состоянии продолжать? Вы как думаете?

Карл пожал плечами:

– Вероятно.

– Роза, скажи лучше, к какому выводу ты сама пришла, – улыбнулся Ассад.

– Ну, я вот, например, так не думаю. Уже не думаю. Мне кажется, он застрелился, чтобы продемонстрировать, насколько важным было для него это дело. И знаете, что еще я думаю по поводу важности? Ассад?..

– Наверняка дело было достаточно важным, раз из-за него человек пробил себе башку.

– Очень смешно, Ассад. Но только Хаберсот пустил пулю себе в лоб, так как изо всех сил хотел, чтобы мы продолжили дело. Я убеждена в этом. Он хотел передать дело нам, потому что сам окончательно зашел в тупик.

– Может, наоборот?

– Нет. Конечно, такое предположение кажется наиболее логичным, и все же я думаю, что в конце концов он понял, кто сбил Альберту, только никак не мог доказать это. – Она скептически покачала головой. – Либо не мог найти его. А может, и то, и другое. Да уж, мне кажется, есть от чего рехнуться… И еще, сдается мне, – если мы как следуем поищем в его доме, наверняка сможем найти те или иные подсказки.

– Роза, прекрати. Я вижу, что ты уже погрузилась в дело с головой, и все же – не проще и логичнее было бы поведать о своих подозрениях в письменной форме, чтобы облегчить нам работу? Если его самоубийство действительно было хорошо просчитано и спланировано, тогда почему у нас на руках не оказалось ни единой зацепки? Ответ напрашивается сам собой: потому что никаких зацепок не существует. Я не прав?

– Нет, в моем представлении все не так. Быть может, он и сделал какие-то записи, просто мы их еще не успели прочитать… не знаю. Может, и нет. – Роза вновь покачала головой; очевидно, она находилась на перепутье и никак не могла выбрать один из вариантов пути. – Или, возможно, он и сам не знал ответа, а знал только, что решение маячит у него перед носом, а он никак не может его разглядеть. И тогда ему понадобилось прибегнуть к помощи нового, незамыленного взгляда на проблему. – Роза решительно кивнула. – Да, пожалуй, так оно и было.

Она посмотрела на Карла сияющими глазами. Поразительно, насколько проникновенным и обольстительным может быть ее взгляд.

– Карл, знаешь, что? Он выбрал именно нас, чтобы прояснить ситуацию окончательно, и мы должны гордиться его выбором. Я уверена – прежде чем решиться на последний шаг, Хаберсот убедился, что мы приедем сюда. Он знал, что должен принести себя в жертву, чтобы дело вновь оказалось на поверхности. Я нисколько не сомневаюсь в этом.

Карл кивнул, покосившись на своего курчавого напарника, взгляд которого недвусмысленно выражал: «Вот теперь она точно тронулась умом».

И с этим трудно было не согласиться.

Сентябрь 2013 года

Ванда Финн не устраивала никакого скандала, она просто самоустранилась. Бросила фуражку на пол, попрощалась с женщиной, сидевшей на посту, и выскользнула за дверь.

Вот она, настоящая свобода, бесконечная и абсолютная! Стена, окружающая парк Виктория-Эмбаркмент-гарденс, промелькнула мимо, не вызывая ни малейшего чувства сожаления. Улетучилось беспокойство по поводу напрасно потраченного времени, звуки парка затмили недавнее прошлое. Перед Вандой лежали теперь весь мир, вся жизнь и большое будущее, уготованное лишь малому количеству избранных.