– Можно я спрошу у вас кое-что, пока мы не ушли? – обратился он к хозяйке. – Юна, почему вы не поехали к сыну, чтобы обо всем сообщить ему лично? Неужели вы действительно настолько ненавидели своего мужа, что никогда не задавали себе вопрос – испытывает ли к нему такие же чувства и ваш сын? То есть вы считали, что ему было совершенно безразлично, жив его отец или мертв? Вот что мне хотелось бы узнать.

Роза опередила Карла, резко схватив Ассада за локоть. Что у него на уме? Вообще-то нельзя было назвать эмпатию его слабостью.

Дрожащий взгляд Юны был прикован к полу; она словно еле сдерживалась, чтобы не схватить Ассада за горло и не придушить его на месте.

– Почему ты хочешь это знать, уродливая обезьяна? – прошипела женщина сдавленным голосом. – Тебя это вообще не касается! Или, может, у тебя этот ублюдок Кристиан отнял целую жизнь? Погляди вокруг, давай-давай! Думаешь, вот на это все я соглашалась, когда в один прекрасный день симпатичный парень встал передо мной на колени на лужайке в Альминдингене и попросил моей руки?

Ассад задумчиво почесал подбородок цвета голубой плесени – возможно, пытаясь придумать ответ на оскорбления, возможно, чтобы продемонстрировать женщине, что он готов выслушать очередную порцию ругани, если это поможет делу.

– Ты вообще собираешься отвечать или как? – с ненавистью выдавила она из себя.

Ассад выпростался из тисков Розы и приблизился к хозяйке, а затем сказал несвойственным для себя дрожащим голосом:

– Юна, я видал жилища и похуже вашего. Я встречал людей, готовых пожертвовать своими конечностями, чтобы получить такую, как у вас, ветхую крышу над головой и убийственную еду из вашего холодильника. Да, я повидал многое и разговаривал с людьми, готовыми убить кого угодно за ваше платье и полпачки сигарет. Но на ваш вопрос отвечу – нет, я думаю, что мечтали вы совсем не об этом. Только вот что: разве за мечту не надо бороться? Я думаю, в том, что вы сидите здесь, как и в том, что ваш сын теперь лежит в морге, виноват не один только Кристиан Хаберсот. Во всей этой истории кое-что не сходится. К примеру, почему ваш сын в своей коротенькой предсмертной записке написал: «Прости, папа»? Почему он не попросил прощения у вас?

Теперь уже Карл схватил Ассада за рукав.

– Что за хрень из тебя поперла? Идем, нам пора.

Но Юна протянула к ним руку, поднимаясь с дивана. Сообщение о прощальной записке не просто шокировало ее, она отказалась поверить в услышанное. Для нее это казалось абсурдным. В ее глазах эта записка словно принадлежала иной реальности.

– Ты говоришь неправду, мерзкий лгун! – воскликнула она, сжимая кулаки. – Это не так.

Роза кивнула, подтверждая слова Ассада. Карл тем временем потащил араба к выходу.

Как только вся троица оказалась на противоположной стороне улицы рядом с машиной, Карл и Роза вопросительно посмотрели на Ассада.

– У тебя в душе поселилась какая-то тревога, которой ты мог бы с нами поделиться? – поинтересовался Карл. – Видимо, тебя что-то мучит, а иначе какого черта было проделывать эту выходку? Как это могло бы нам помочь?

– Клоун! – по-своему прокомментировала эпизод Роза. Поразительно лаконично.

Сзади раздался грохот – это Юна широко распахнула входную дверь.

– И все же я отвечу тебе, кусок дерьма! – орала она, пересекая улицу. – Бьярке было не за что просить у меня прощения, чтоб ты знал! – выплюнула она в Ассада, а затем обратилась к Карлу с Розой: – Мы замечательно жили без Кристиана. Откуда мне знать, почему Бьярке так написал? У него незаурядные мозги. – Женщина замолчала и переосмыслила сказанное. – Были незаурядные мозги, – исправилась она, губы ее задрожали, она схватила Розу за руку. – Наверное, вы в курсе истории об Альберте?

Роза кивнула. Юна удивилась и ослабила хватку.

– Ну ладно. Больше тут ничего и не добавишь. – Она вытерла глаза тыльной стороной ладони. – Мой муж был одержим ею. С того самого дня, как обнаружил ее, он перестал принадлежать нашему миру и сделался строптивым, злобным и скользким типом. Я не испытывала к нему ничего, кроме отвращения. Ну что, вы наконец услышали то, за чем пришли? – Затем она обратилась лично к Ассаду: – А тебе могу сказать – хотя ты и уверен в обратном, но ты понятия не имеешь о моих мечтах, как и о том, как я боролась за их воплощение, ясно тебе?

В этот момент в ней что-то надломилось, будто она и сама не знала ответа на собственный вопрос. Будто, вот так стоя перед ними в сумерках на тротуаре, она переключила свою жизнь на более низкую передачу.

Именно теперь Карл впервые увидел ее такой, какой она была. Не просто шестидесятилетняя отвергнутая женщина – это была женщина, которая пропустила целый отрезок жизни, в то время как тело ее постепенно изнашивалось. В данный момент она, кажется, находилась в некоем промежуточном состоянии простоя, в котором Карл время от времени мечтал себя похоронить.

Юна ткнула в Ассада пальцем, с минуту постояла, собираясь с мыслями, и наконец вновь открыла рот:

– Я б желала по реке вдаль унестись на коньках, – почти что пропела она, – но снега здесь нет никогда, а есть лишь листва…

Казалось, женщина была готова продолжить мысль, но передумала. Выражение ее лица резко изменилось, когда наконец она вернулась в прежнюю колею, вспомнив о своей неприязни к смуглому кудрявому человеку, стоявшему перед ней.

– Так что заткнись на тему моих мечтаний, – отрезала она, уронив руку. – Ты еще решил выяснить, почему я не отправилась прямиком к сыну и не сообщила ему о смерти отца лично, вместо того чтобы позвонить по телефону. Ты и правда хочешь это знать?

Ассад кивнул.

– А знаешь что, вот именно поэтому я тебе ничего и не расскажу.

Затем она устремилась назад через улицу, бросив на каждого из собеседников взгляд, полный отвращения.

– И проваливайте, наконец! – раздалось на прощание. – В следующий раз я вам даже дверь не открою, если вы вдруг этого еще не поняли!

Они сидели втроем в гостиничной столовой перед ноутбуком Розы. На улице уже стемнело, так что пришлось отложить на следующий день встречу с заместителем, отвечающим за состояние Дома собраний Листеда. В настоящий момент у них оставалось несколько невыясненных вопросов и неоднозначных мнений, которые требовалось обсудить в первую очередь. Дама, в один день узнавшая о смерти сына и бывшего мужа, но так и не выбитая из колеи, никак не давала им покоя.

– Зачем она упомянула о реке, по которой хочет умчаться на коньках? – недоумевал Ассад. – Мы не знаем, может, она в «дырке» когда-нибудь лежала?

– В «дурке», Ассад. Но случается, туда попадают из-за дырки в башке, – сострила Роза. – Скорее уж у тебя в башке полная «дурка», судя по твоему сегодняшнему поведению.

– Допустим. Но ведь сработало, а? Итак, что мы имеем?

– В течение многих лет она работала в парке Брэнесгордсхэвен, сейчас он называется Джоболэнд, понимайте, как хотите. Зимой подрабатывала официанткой в нескольких заведениях. Не вижу никаких перерывов в ее трудовой деятельности, которые могли бы свидетельствовать о лечении в психушке.

– Завтра мы отправимся в Листед взглянуть на дом Кристиана Хаберсота и Дом собраний, и там, возможно, кто-нибудь сможет помочь нам подробнее разобраться во внутрисемейных отношениях Хаберсотов. Так что с этим пока подождем. Давайте посмотрим диск. – Карл обратился к Розе: – Ты уверена, что тоже хочешь это увидеть?

Та несколько опешила.

– А почему нет? Я все-таки, черт возьми, училась в полицейской академии и видела фотографии трупов.

– Да, конечно, но тут все-таки не фотография. Насколько я понял, тут содержатся весьма жесткие кадры, на которых человек стреляет себе в висок. Это не одно и то же.

– Я согласен с Карлом, Роза, – вклинился Ассад. – Поаккуратней. Когда видишь такое впервые, тебя запросто может выдрать.

Карл покачал головой. Некоторые слова явно давались Ассаду труднее остальных.

– Ассад, в таком случае говорят «вырвать». Тем не менее, Роза, это действительно может оказаться довольно неприятным зрелищем.