Через пару часов Дедюхин принёс протокол допроса Жирмунской. "Я шла по улице, в бока впился корсет", - недоумённо начал читать Мазепа и, кивнув на листочки, весело осведомился у Дедюхина:
- Интересное начало. И много здесь таких пикантностей?
- Так я же слово в слово записывал, господин ротмистр. Ничего от себя. Как она, значит, говорила, так и писал. Можно сказать, неудобство сей интимной детали и привело мадам к месту убийства. Там подробно всё изложено.
- Успокойтесь, ради бога, Вера Феоктистовна известна в городе своими замашками базарной торговки. Любит нравственниц наших и скромников подобным фраппировать.
Но по мере дальнейшего чтения лицо ротмистра всё больше мрачнело. Перевернув последнюю страницу, он тяжело посмотрел на Тихона Макаровича:
- Что ж, корсет мадам Жирмунской плохо зашнурованным оказался весьма кстати. Благодаря ему мы теперь, по крайней мере, точно знаем, что убийц было двое - хромая молодая особа и выше среднего роста, чернявый горный инженер. Давайте подытожим. Очевидица показывает, что направлялась в этот утренний час к своей модистке, живущей неподалёку от торговых рядов, для срочной починки своего туалета. И случайно увидела спешащего куда-то смотрителя тюрем. Жирмунская уверяет, что была, хоть и шапочно, лично знакома с полковником и хотела, было, поздороваться с ним. Но к тому неожиданно приблизилась молодая дама, после чего полковник вдруг бросился бежать. Вера Феоктистовна точно видела, что стрелял в Богоявленского выскочивший откуда-то горный инженер, так как хорошо разглядела форму, бывшую на нём. Дальнейшее помнит плохо из-за помутившегося сознания. Когда пришла в себя, вокруг уже никого не было. Всё это похоже на правду. Поэтому, Тихон Макарыч, немедленно готовь словесные портреты, вооружай ими всех околоточных и городовых. А твои орлы пусть на время оставят другие дела и сосредоточатся исключительно на розыске этой парочки. Лично инструктируй, награду денежную обещай. Размер премии с Устиновым согласуем. Я же свяжусь с приставами, чтоб те дворников и общественность привлекли.
Мазепа достал папиросы и предложил Дедюхину:
- А ты чего, Тихон Макарыч, ссутулился? Не веришь Жирмунской? Или добавить что-то хочешь?
Дедюхин помялся:
- Да барышня эта хромая в сумнении меня держит, Иринарх Гаврилович. По описанию Жирмунской уж очень она похожа на ту, что попадалась нам месяца полтора тому. Докладывать вам тогда не стали. Дело-то неявным было.
- Что за дело? Изложите подробней.
- В марте, в середине, кажется, квартальный Чернолобов сборище боевиков, как думаем, спугнул. За племянником Корякова филёр мой тогда ходил с заданием проверить, с кем тот встречается. Ну, и привёл его как-то парень к одному из домов на Леонтьевском ручье. Племянник - в дверь, а топтун - под окно. И подслушал, как люди, бывшие в доме, обсуждают план чьего-то убийства. Побежал мой дурак по неопытности не мне, а квартальному докладывать. А Чернолобов, - что ему в голову ударило? - с командой туда нагрянул. Но в дому ничего не нашёл и схватить никого не смог. Двое - хозяин дома Акулов и парень живописец по прокопу в лес убежали, а барышню, что, вроде, тоже с ними была, один из команды - урядник фамилией Громыхайло, - жалеючи, отпустил. Калекой оказалась. Так я и думаю: не та ли самая и есть?
- Удивительные у нас дела творятся, - недовольно протянул Мазепа и внутренне напрягся, - Громыхайло, говоришь, по фамилии? Лично отпустил? Прекрасно. А признать сегодня он её сможет?
- Мы тогда его допрашивали, но, - Дедюхин развёл руками, - Темно, говорит, было, хорошо девку не разглядел.
- Ладно, Тихон Макарович, иди, работай. Я с этим сам разберусь.
Проводив Дедюхина, приказал секретарю никого в кабинет не впускать. Бормоча: "А ведь она это сделала, тихоня, ох, чую, она", достал из несгораемого шкафа папки с делами своих секретных агентов и "штучников". Лихорадочно перебрал их. Но нужной не нашёл. "Я что же, - обругал себя мысленно, - не завёл на "Трапецию" дело? Как такое могло случиться? Забыл? Откладывал? - он тяжело опустился в кресло и сам себе ответил, - Да нет. Всё я помнил, ничего не откладывал. Просто серьёзно не относился к этой покалеченной циркачке, да и решил из любви к искусству не заставлять её приносить какие-то клятвы верности и унижать расписками в получении денег от охранного отделения. И уж тем более не оскорблять обязательной процедурой съёмки анфас и в профиль, замера роста и прочих формальностей. Я даже адреса её не записал. И вот оказалось: зря либеральничал. А ведь имейся сегодня фотографический снимок Татьяны Андреевны, мы бы уже наверное знали: она вручила эсеровский приговор Богоявленскому перед смертью или кто другой. Но верно и третье. Если "Трапеция" на самом деле является соучастницей убийства, и мы схватим её, не исключено, что в суде она может предать огласке свои связи со мной, и, следовательно, охранным отделением. Представить, что тогда начнётся - не трудно. Значит, думай Мазепа, думай".
Скоро его попросили срочно явиться к Устинову. Выслушав доклад о ходе розыска и похвалив ротмистра за первые результаты, полковник, как-то зло ухмыльнувшись, предложил ему почитать только что доставленное донесение одного из агентов. Из него явствовало: сегодня полиция, не слишком афишируя, приступила к проверке заявления мадам Дюшон об обнаружении в одном из номеров её заведения боевого пистолета. Нашла оружие горничная. Случайно. Но это ещё не всё. Осведомитель сообщал и о последовавшей затем странной находке на лестничной площадке чёрного хода. Полиция наткнулась там на дорогое пальто, оставленное неизвестно кем и в каких целях.
- Вы поезжайте туда лично, Иринарх Гаврилович, и разберитесь. Следователей судебной палаты я предупрежу. Может оказаться, что в этом тихом уютном гнездышке, которое опекает Тройницкий, не только голубки воркуют, но и падальщики яйца несут. Оружие безотлагательно отдать на экспертизу. И к шести вечера я хотел бы получить пусть пока и предварительную, но главное - вашу оценку инцидента. И закрывайте, к чёрту, эту богадельню! Благо, момент представился.
В назначенное время Мазепа дал разъяснения Устинову о находках в "жёлтом доме":
- А ведь пистолет, Павел Александрович, что найден у Дюшон, той же системы и калибра из какого стреляли в Богоявленского. А именно - дамский браунинг образца 1906 года. Оружие для наших мест пока редкое. И, заметьте, дорогое. Это первое. Далее - ещё интереснее. Оставленное на лестнице пальто. Дворник показал, что точно в таком же к нему недавно с просьбой открыть двери чёрного хода обращался господин, назвавшийся доверенным лицом вице-губернатора. Вёл он себя странно, выспрашивал о посетителях заведения, выпить и повеселиться ему предлагал. Но потом испугался чего-то и бегом удалился. Я думаю, господин полковник, что было бы уместно задать по этому поводу несколько вопросов самому надворному советнику.
- Иринарх Гаврилович, голубчик, ваша озабоченность мне понятна и предложение ваше не лишено смысла. Тем более что всё произошедшее в интимном заведении к нашей выгоде. Но я считаю преждевременным беспокоить Тройницкого: сильные позиции вице-губернатора мы таким образом пошатнуть не сможем. Поэтому материалы следствия, бросающие тень на этого надушенного сутенёра, стоит представить лично Его высокопревосходительству. Что я сегодня же и сделаю. Кабинетные шаркуны в своё время наверняка доложили ему, как "любили" друг друга Богоявленский и Тройницкий. Вражда их была очевидной, и кто знает, насколько далеко она зашла? Пусть губернатор подумает и в своём окружении разберётся сначала, а уж потом Петербургом меня пугает. Вижу, что у вас ещё не всё.
- Да, господин полковник, я хочу испросить у вас дозволения взять в разработку бывшего штабс-капитана Алымова.
- Кто таков? - удивился Устинов, но потом протестующе воскликнул, - Постойте, постойте, Алымов - это же владелец шапито! Вы что, ротмистр, в своём уме? Какие основания? Я не разрешаю!
