- Так может его сразу убить? - прямодушно предложил урядник.

Мазепа покачал головой:

- Не бывать тебе унтером, Громыхайло. Начальство понимать не умеешь. Ещё раз повторяю: будет сидеть господин смирно, значит, пусть и сидит себе. А вдруг руками баловать начнёт, тогда и стреляй без задержки.

- Мне бы покушать чего, ваше высокоблагородие, руки трясутся кой день. А так всё в лучшем виде исполню. Согласные мы.

- Подойди сюда. Вспомоществление тебе в десять рублей выдам. Грамотный? Тогда ставь вот здесь свою подпись и ступай домой. Завтра чтоб с утра у меня был. Искушаем кофию и отправимся. Но гляди: наберёшься водки, упеку в рудники на веки вечные.

Тут мне хотелось бы, следуя истине, поправить самого себя. Был ещё один человек, невольно посвящённый в тайну гибели Алымова. Это жена урядника - Глафира. Громыхайло, как только получил деньги, тут же завеялся в лавку и, потратив аж целых два рубля с полтиною, накупил баранок, селёдки, сахару и много ещё чего. Вывалив свёртки со снедью перед удивлённой супругой, похвастался:

- Готовь ужин, Петровна. Теперь кажин день так стомах свой ублажать будем.

Глафира, крупная и видная - под стать мужу - бабёнка, с посеревшей, однако, от постоянной нужды кожей, засуетилась у стола.

- Ларион Ульяныч, - освобождая от икры селёдку, спросила вкрадчиво, - А что рыба, она откуда? День-то выдачи жалованья рази сегодня?

- Вот завтрева ротмистр поручил мне важного подпольщика напужать, а то и пристрелить, тогда, говорит, в унтеры выйдешь. И денег дал. А те, что сын пропил, обещал списать без претензиев. Благодари господа, заживём вдвое лучше против прежнего, - хлопнул её по чреслам Громыхайло.

Счастливая женщина не удивилась словам мужа. Сам службу такую выбрал: он стреляет, в него стреляют. Ни вздохом, ни упрёком не огорчила благоверного. И утром спокойно проводила его, наказав купить, как домой возвращаться станет, фунта два семечек подсолнечных. Истосковалась душа, мол, по жареным. Громыхайло крякнул непонятливо: эх, деревенщина! Но разве откажешь?

Мазепа, оглядев чисто выбритого, помолодевшего, как-будто, за ночь урядника, остался доволен:

- Только винтовку свою оставь, налегке пойдём, - и сам перекинул через плечо городового оранжевый шнурок с кобурой, - Надеюсь, не забыл, как с наганом управляться?

Они подъехали к дому недалеко от площади Ермака аккурат в обеденное время. Алымов пил чай. Граммофон голосом Саши Давыдова кручинился об увядших розах, и в глазах гувернантки Стеши таились слезы. Услышав звонок в передней, она пошла узнать, кого принесло в столь неудобный час, и вернулась встревоженной:

- Цезарь Юльевич, там полиция.

- Полиция? - отставил чашку Алымов, - Что они хотят?

Барышня указала на дверь:

- Вас требуют.

- Ну что ж, проси господ. Пусть прямо сюда проходят, а сама иди, пожалуй. На сегодня ты мне больше не нужна.

Стеша попрощалась и покинула дом. А в столовой завязалась короткая и нервная беседа.

- Ротмистр Мазепа, охранное отделение, - войдя, представился Иринарх Гаврилович, - Вы Алымов Цезарь Юльевич? Тогда имею задать вам несколько вопросов.

Алымов, даже не привстав со стула, усмехнулся:

- Извините, господин жандарм, но предложить вам сесть у меня нет ни малейшего желания, как нет такового и откровенничать с вами. Хотя! Очень любопытно: зачем я вам понадобился, и почему вы пожаловали именно сюда, а не пригласили меня для разговора в своё учреждение? Случилось что-то серьёзное?

- Случилось. Но для начала перемените тон, штабс-капитан, - угрожающе потребовал Мазепа, - В вашем положении следует быть более учтивым.

- Каком положении?

- Любопытном, - Мазепа помолчал и пошёл напролом, - Укажите нам, милейший, сегодняшнее местонахождение известной вам мещанки Денисовой, и мы мирно расстанемся. В противном случае я вынужден буду привлечь вас к ответственности за укрывательство особо опасной государственной преступницы. И что ещё хуже - за помощь ей в совершении злостного убийства.

- Помилуйте, ротмистр, но какое же убийство могла совершить Татьяна Андреевна? Она же совсем ещё девочка и калека притом!

- Да бросьте вы эти сопли: девочка, калека. Эсерка она, член боевой организации. И не говорите мне, что вы не знали об этом. Я бы на вашем месте застрелился, Алымов, чтобы в дальнейшем избежать позора разоблачения и постыдного наказания.

Цезарь Юльевич внимательно посмотрел в глаза жандарму:

- Нет уж, стреляйтесь сами, Мазепа, - и сделал роковой жест - потянулся рукой в карман за платком.

Громыхайло, стоявший за спиной ротмистра, тут же выстрелил.

Дальше - пунктирно.

Алымова при большом стечение народа похоронили со всеми возможными почестями. Отпевание. Речи над могилой. Золотые трубы оркестра и чёрная вуаль Оленьки Угрюмовой.

Громыхайло от греха подальше тихо отправили на пенсию, посоветовав реже показываться на людях.

Убийц Богоявленского так и не нашли. И следствием этого стала скорая отставка полковника Устинова, а следом и любителя ночных развлечений - вице-губернатора Тройницкого.

Выслали из города и Люсьен Дюшон, которая, поговаривали, скоро объявилась под именем Софи Монтаньяри уже в Новониколаевске, где обольстила и разорила дряхлого миллионщика Сажина.

Цирковых лошадей спешно и, как-будто, втридёшево продал приехавший из Москвы брат Цезаря Юльевича. Он же, рассчитавшись с труппой, распустил её за ненадобностью.

P.S.

Пройдёт десять лет. Сибирь заполыхает пожарами гражданской войны. И судьба сведёт полковника Мазепу (призванного Сибирским правительством возглавить отдел военного контроля (контрразведки) в освобождённом от красных Тобольске), с Григорием Платоновичем Калетиным, Палестином и другими героями нашего рассказа. Но автор не счёл возможным тревожить всуе прах тех, кто вольно или невольно стал жертвой дележа единственного в мире состояния, которое невозможно потратить, и имя которому - человеческая глупость. Переведя же сию оговорку на язык романистов, вы поймёте, что так обычно отсылают уже к другой, отдельной истории.

50