В те дни мысли об этом доводили оруженосца коадъютора до исступления.

Крикс точно знал, что он умеет терпеть боль. В конце концов, он выдержал, когда из него доставали каларийскую стрелу. А еще раньше, когда ему было лет двенадцать и у него воспалилась рана на руке, Ирем прижег ее железом, и у южанина хватило выдержки не закричать. Но эту_ боль он победить не мог. Это была та правда, на которую нельзя было закрыть глаза, и никакие слова Князя о Предназначении этого не меняли. Для Крикса его неспособность достать Меч была лишь мерой его слабости и недостатка воли.

Князь сказал, что он должен оставить мысль о Мече Альдов — если бы он в самом деле был наследником Энрикса из Леда, у него бы получилось сразу. Крикс не мог не понимать, как странно и самонадеянно было считать, что величайший маг, который лично помнил Энрикса, ошибся, а на самом деле прав был он — со своими тогдашними пятнадцатью годами и нечеловеческим упрямством.

Но, в каком-то смысле, так оно и было.

Другое дело, что тогда_ у него в самом деле не было никаких шансов достать Меч. Для этого с ним должно было случиться то, что случилось за последние два года. Разрыв с Лейдой, гибель Марка и Эллисив, плен в Кир-Роване…

Все дело в том, что Эвеллир — это не титул, который предназначался кому-нибудь из дан-Энриксов со дня его рождения. Взять этот меч мог бы любой из них, если бы с ним случилось то же, что и с Криксом. Чтобы стать Эвеллиром, ему нужно было дойти до последней крайности, перенести такое, что он раньше не способен был даже вообразить — и в самую тяжелую минуту осознать, что и физическая боль, и страх, и даже сама смерть бессильны перед Тайной магией.

Крикс дошел до границы огороженного Очистительного огнем круга, но ни на секунду не замедлил шаг. Он не стал протягивать руку к огороженной огнем подставке для меча, как делал это раньше, а просто шагнул в круг огня. В Кир-Роване он перенес такую боль, в сравнении с которой все, что он когда-то испытал в этом подземном зале, могло показаться сущим пустяком. Но даже это ничего уже не значило.

Эти воспоминания не стерлись и не потускнели — просто они больше не имели над ним власти.

Как и Олварг.

Или сила Темного истока.

Или даже его собственные слабости.

Мерцающий вокруг огонь погас, а пламя в освещавших зал светильниках, наоборот, внезапно разгорелось с небывалой яркостью, и на одну короткую секунду Меченый почувствовал себя ослепшим.

Но все это уже не имело ни малейшего значения. Меч Энрикса из Леда отделился от подставки и лежал в его руках.

Крикс засмеялся, стискивая рукоять так сильно, что заныли сломанные Музыкантом пальцы — а спустя пару мгновений осознал, что уже не смеется, а, скорее, плачет, хотя и без слез. Никогда в жизни он не чувствовал такой невероятной смеси счастья, облегчения и пронзительной грусти.

Крикс повернул клинок плашмя и взвесил его на ладонях, наслаждаясь ощущением этой чужой и в то же время удивительно знакомой тяжести. Как долго он мечтал о том, чтобы ощутить эту тяжесть у себя в руках, сомкнуть ладонь на рукояти, рассечь воздух узким серебристым лезвием! Когда-то он считал, что ему никогда не встретится клинок, который показался бы ему удобнее Эльбриста, но Меч Альдов был сбалансирован еще лучше, хотя его и не подгоняли по руке «дан-Энрикса». Меченому казалось, будто меч дрожит от нетерпения — ни дать ни взять, норовистая лошадь под седлом — но через несколько секунд он понял, что дело не в этом. Скорее, сам воздух в подземелье уплотнился и вибрировал от магии. Пожалуй, все магистры из Совета ста проснулись и уже с минуту не находят себе места, тщетно пытаясь понять, что за Сила затопила Верхний город. Крикс еще раз посмотрел на клинок в своих руках и подумал, что теперь мечу необходимо имя, Истинное имя, которое свяжет их друг с другом.

Разумеется, для этого меча годится только Древнее наречие.

— Ривален, — негромко сказал Крикс. «Возвращенный». Может быть, кто-нибудь вроде Кэлрина придумал бы что-то получше, но Крикс полагал, что выбранное им имя вполне подходит для меча, который ждал своего часа четыреста с лишним лет.

Клинок как будто потеплел в его руке, и Эвеллир решил, что имя было принято.

Треснувшая после давнего землетрясения печать, в центре которой стоял Меченый, нельзя было назать порталом в настоящем смысле слова, но сейчас вокруг Эвеллира бушевал такой вихрь магии, что все границы истончились и на время потеряли прежнее значение. Крикс чувствовал, что сейчас он мог бы попасть в любую точку времени или пространства, в которой пожелал бы оказаться. Даже собственное тело казалось Меченому не вполне материальным.

Он закрыл глаза, сосредоточившись на мысли, что ему необходимо попасть в Галарру. Мгновение спустя воздух вокруг Меченого стал холодным, мертвым и каким-то затхлым. Крикс открыл глаза, приготовившись увидеть красноватую луну, пустырь и жертвенник, воспоминание о котором до сих пор вызывало у него приступ тошноты — словом, все то, что видел прошлый раз, когда попал в Галлару по вине Галахоса. Но вместо этого Меченый оказался в подземном зале — точной копии того, в котором находился Меч, с той только разницей, что вместо Очистительного огня в центре этого зала находились такие же Врата, как в Хоэле или же в Солинках. Крикс впервые видел арку Каменных столбов, которая бы находилась не под открытым небом, а в каком-то помещении. Он вдруг подумал, что Галарру, cудя по всему, тоже строили Альды, и от этой мысли ему почему-то стало грустно. Но мгновение спустя Меченый напомнил самому себе, что у него нет времени на отвлеченные размышления. Он должен найти Олварга и сделать то, что надлежит.

Меченый был готов в любой момент столкнуться с кем-то из Безликих, но коридоры, по которым он шел, были пусты. Пару раз ему попадались горящие факелы, закрепленные в скобах на стене, но большую часть времени ему приходилось идти в полной темноте. Под сапогами хлюпала вода, точь-в-точь как в самых старых и заброшенных галереях Подземного города. Если бы Крикс не чувствовал присутствие Истока, он, пожалуй, усомнился бы, что попал именно в Галарру, а не в какое-то другое место. Но Исток был где-то рядом, и его присутствие казалось почти материальным, как бывает только с самой мощной магией. Наверное, если ночью открыть окно и встать на подоконник, спиной к темному провалу, ощущение будет точно таким же, как сейчас. Сосущий холод в животе и ясное сознание того, что одного неловкого движения будет достаточно, чтобы упасть в пустую ледяную черноту. Ни служба в Серой сотне, ни самые рискованные вылазки в отряде Астера не шли ни в какое сравнение с той задачей, которая стояла перед ним сейчас. Все чувства Крикса были напряжены до предела.

Царившую в коридоре тишину нарушил скрип несмазанных петель. Обитую железом дверь, мимо которой только что прошел «дан-Энрикс», несомненно, отрывали изнутри. Меченый бесшумно развернулся, приготовившись к возможной схватке. Его предполагаемый противник оказался не Безликим, а обычным человеком, причем, судя по всему, уже не молодым — связанные в косицу волосы были совсем седыми. Длиннополая мантия и отсутствие какого-либо оружия указывали на то, что по роду своей деятельности этот мужчина отнюдь не был воином. А секунду спустя Крикс присмотрелся к незнакомцу более внимательно и узнал в нем Галахоса. Крикс ощутил, как губы против воли растягивает недобрая улыбка.

Маг закрепил у двери факел, который держал в руке, и начал запирать замок. Он до такой степени не ожидал увидеть здесь кого-то постороннего, что с нескольких шагов не разглядел «дан-Энрикса», замершего посреди коридора. Ключ скрежетал в замке, а Крикс смотрел на освещенный факелом профиль Галахоса и пытался сопоставить то, что видел, со своими давними воспоминаниями. Получалось плохо. Человек, похитивший его из «Золотой яблони», был уже далеко не молод, но отнюдь не выглядел развалиной. А потом, когда Лар видел его на Томейне, маг вообще имел вполне цветущий вид. Не приходилось сомневаться в том, что он поддерживает свои жизненные силы с помощью Дара, как делали все магистры его уровня, благодаря чему они и жили значительно дольше, чем простые люди.