— Бросьте… Фраза про отсутствие другого выбора — последнее прибежище слюнтяев и тупиц. Он мог бы отказаться от участия в суде, мог добиваться встречи с вами, мог попробовать поднять мятеж, захватить власть и самому возглавить оборону Руденбрука… Но он предпочел не делать ничего и бросить Эсселвиль на произвол судьбы. Это и значит «сделать выбор».

«Да ведь он прекрасно понимает, что я здесь! — внезапно понял Крикс. — Он говорит все это не для Истинного короля, а для меня».

В какой момент Олварг почувствовал его присутствие? Во время разговора с пленником — или еще тогда, когда стоял на башне? Может быть, не будь дан-Энрикса, он не спустился бы сюда? Самому Олваргу это не нужно, ему уже ничего не нужно…

Меченого окатило ужасом, какой бывает, когда сон внезапно превращается в кошмар. После Кир-Рована он слишком ясно представлял себе эту манеру Олварга и знал, что дело не закончится на разговорах… Оставалась лишь одна надежда — может быть, лишившись шанса навредить дан-Энриксу, Олварг оставит Истинного короля в покое.

Меченый попытался выскользнуть в реальность, но внезапно обнаружил, что видение больше не подчинялось его воле. Пока он, не ожидая ничего дурного, наблюдал за мрачным представлением, устроенным Интариксом, чужая воля незаметно оплела его сознание густой и липкой паутиной. Он совсем забыл, что Олварг — очень сильный маг, а сила Темного Истока вполне может потягаться с Тайной магией.

Меченый приказал себе расслабиться, пытаясь отрешиться от сознания того, что он в ловушке. Меня здесь нет, подумал он со всей доступной ему убежденностью. Я очень далеко отсюда, в кресле у горящего камина…

«Не спеши, — чужая мысль пронзила его мозг, как ядовитое паучье жало. Будь у дан-Энрикса подобная возможность, он бы закричал. Фантомная, магическая боль внезапно оказалась ужасающе реальной — резкой и внезапной, как удар обычного ножа. Олварг смотрел в пустоту перед собой — смотрел осмысленно и зло, как будто в самом деле видел своего противника. — Разве тебе не хочется узнать, что будет с вашим королем?..»

Когда южанин стиснул подлокотники резного кресла и негромко, хрипло застонал, лорд Ирем приподнялся с места и тревожно заглянул дан-Энриксу в лицо, пытаясь угадать, что сейчас видит Меченый. Судя по страдальчески нахмуренным бровям и резкой складке возле губ, навряд ли это было что-нибудь хорошее…

Ирем окликнул Меченого и потряс его за плечи. Никакой реакции. Рыцарь потратил еще несколько секунд, пытаясь разбудить южанина, даже плеснул ему в лицо водой из стоявшего на столе кувшина, но довольно скоро убедился в бесполезности подобных методов. Ирему стало страшно. Когда Меченый следил за Лэром и Дарнторном, он выглядел, как человек, который то ли слишком глубоко задумался, то ли уснул с закрытыми глазами. В любом случае, достаточно было заговорить с дан-Энриксом, чтобы он сразу же пришел в себя — а сейчас разум Меченого, без сомнения, был очень далеко от этой комнаты.

Лорд Ирем бросился к дверям.

— Зови сюда Викара. Быстро!.. — рявкнул коадъютор на дежурного гвардейца. К счастью, маг по-прежнему приглядывал за подопечными дан-Энрикса и в связи с этим временно переселился во дворец. Гвардеец в самом деле обернулся быстро — на то, чтобы поднять ворлока с постели и привести его в гостиную дан-Энрикса, ему потребовалось около пяти минут, но Ирему эти минуты показались вечностью. Меченый выглядел ужасно — его лицо побагровело, жилы вздулись, как у человека, который пытается поднять слишком большую тяжесть. Волосы и ресницы слиплись от воды, которую лорд Ирем вылил бывшему ученику на голову, стараясь привести его в себя. В остальном ничего не изменилось — как и раньше, Крикс отчаянно вцеплялся в подлокотники своего кресла, бормотал какие-то неразборчивые фразы, и попеременно то стонал, то яростно скрипел зубами.

— Что с ним такое? — спросил маг, быстро входя в гостиную дан-Энрикса.

— Он отправился следить за Олваргом.

Никаких дальнейших объяснений не потребовалось. Ворлок прошептал какое-то ругательство и положил ладонь дан-Энриксу на лоб.

— Я постараюсь вытащить его оттуда. Но у него непереносимость к магии… есть риск, что ему станет только хуже.

— Куда уж «хуже»?.. — не сдержался Ирем.

— Например, он может умереть от перенапряжения, — безжалостно ответил маг. — Как вы могли позволить ему рисковать собой?.. Вам следовало бы его остановить.

— Это была моя идея, — глухо сказал Ирем. Его собеседник выразительно поморщился.

— Великолепно… Сядьте. Вы мешаете сосредоточиться, когда вот так стоите над душой.

Лорд Ирем молча опустился в кресло, отстраненно наблюдая за манипуляциями мага и старательно отгоняя от себя мысли о том, что тот сказал про Крикса. Меченый не может умереть. Во всяком случае, сейчас точно не время думать о такой возможности.

Минуты текли ужасающе медлительно. Долгое время в комнате не было слышно ничего, кроме потрескивания огня в камине, а потом Меченый согнулся в кресле и закашлялся.

— Велите принести ведро, — не оборачиваясь, сказал маг.

— Принести что?..

— Ведро. Его сейчас стошнит.

Ирем поспешно встал и пошел звать слугу. Только вернувшись, он позволил себе посмотреть на Крикса. Теперь Меченый был бледен, взгляд налитых кровью глаз казался мутным, как у человека, который страдает от жестокого похмелья. Но он, вне всякого сомнения, пришел в себя. Ирем неслышно перевел дыхание.

— Так мне и надо, — пробормотал Крикс, согнувшись над ведром. Мужчины удивленно посмотрели на него, и Меченый, пытаясь отдышаться, пояснил — Тайная магия — не лошадь, чтобы гнать ее туда, куда тебе захочется…

Встретившись взглядом с Иремом, Крикс покачал головой.

— Я не увидел ничего полезного. Он с самого начала знал, что за ним наблюдают, и воспользовался этим в своих целях.

Заметив, что Викар намеревается задать дан-Энриксу вопрос, лорд Ирем дернул мага за рукав, надеясь, что тот догадается заткнуться, но Викар небрежно высвободил руку и спросил:

— Что именно вы видели?

Между бровей дан-Энрикса возникла резкая, страдальческая складка.

— Он пытал одного пленника.

— Я бы хотел, чтобы вы рассказали поподробнее, — негромко сказал маг.

Ирем метнул на ворлока испепеляющий взгляд, но тот выдержал его с редким самообладанием. «Я знаю, что я делаю, — читалось на его лице. — Вы свое уже сделали, когда заваривали эту кашу, так что теперь просто постарайтесь не мешать». Впрочем, последние слова наверняка принадлежали не Викару, а самому Ирему — деликатный ворлок выразился бы как-то иначе.

Крикс смотрел мимо Викара тусклым взглядом и молчал. Лорд Ирем сильно сомневался в том, что Меченый захочет говорить о том, что видел — если бы самому коадъютору пришлось смотреть на то, как Олварг мучает другого человека, он бы послал Викара с его просьбой о подробностях к Хегговой матери. Если бы ворлок не затеял этот разговор, лорд Ирем приказал бы слугам принести побольше белого ландорского и «Пурпурного сердца», и помог бы бывшему ученику напиться в дым, беседуя о чем угодно, кроме Олварга и его пленника.

Но, к его удивлению, спустя почти минуту давящей, тяжелой тишины Меченый нехотя заговорил:

— Когда я оказался там, Олварг стоял на башне…

Ирем озадаченно сморгнул. Неужто Меченый действительно собрался пересказывать увиденное?.. Ворлок опустился в кресло, продолжая пристально смотреть на собеседника, и чуть заметно дернул подбородком в сторону двери. Лорд Ирем понял, что маг просит его выйти. Коадъютор покривился, но все-таки подхватил валявшийся на кресле плащ и вышел в коридор.

Возможно, ворлок в самом деле знал, что делает.

Шасс наблюдал за Домом милосердия с крыши большого склада, расположенного по соседству с госпиталем. И старая каменная ограда, окружающая Дом, и большинство внутренних строений были не особенно высокими, так что с облюбованного Шассом место открывался замечательный обзор на все, что происходит в парке. Меченый в сопровождении своей охраны медленно прохаживался взад-вперед по узенькой тропинке, вьющейся между теплиц с лекарственными травами — должно быть, дожидался, когда к нему выйдет настоятельница. Не считая Крикса, в парке находилась только одна из сестер, которая, присев на корточки, старательно выкладывала вокруг небольшой цветочной клумбы ограду из камней. Призрак сперва не понял, зачем это нужно, но потом сообразил — сейчас, когда от высаженных сестрами цветов остались только неприглядные сухие палки, торчащие из-под слоя первого ноябрьского снега, гулявший по парку человек мог просто не заметить клумбу, растоптав останки розовых кустов.