— Мне нужно время, — сухо сказал Призрак. — У дан-Энрикса прекрасная охрана. Каждый раз, как он выходит в город, его окружает дюжина гвардейцев. У меня всего одна попытка, так что нужно действовать наверняка. Кроме того, дан-Энрикс — очень сильный маг, а значит, он наверняка почувствует опасность раньше, чем окажется в пределах досягаемости.

Лицо белоглазого набухло, словно грозовая туча.

— Меченый не маг, — проскрежетал он глухо. — У него нет не капли Дара. Ты болтаешь, будто наблюдал за ним весь этот месяц — неужели тебе не хватило времени, чтобы заметить у него на лбу огромное клеймо? Или ты слишком глуп, чтобы спросить себя, как человек, который может загодя почувствовать опасность, получил такое украшение?..

Шасс промолчал, поскольку в словах собеседника, пожалуй, был определенный смысл. Белоглазый выразительно скривился.

— Ар-Шиннор утверждал, что ты — один из лучших в Цитадели. Каковы же тогда остальные?.. Я устал от отговорок. Ты должен покончить с ним к концу недели.

Говорить больше было не о чем. Шасс поклонился и ушел, а вечером того же дня, закрывшись засов в своей каморке в «Черном шершне», разжевал несколько зерен спрятанного в поясе люцера. Большая часть Призраков хватались за люцер по поводу и без, и к двадцати годам уже не отличали настоящий мир от вызванных дурманом радужных видений. Шасс, напротив, прибегал к этому средству только в самых крайних случаях, когда был ранен или вынужден был оставаться на ногах много ночей подряд. Но сейчас в его распоряжении было всего пять дней, и времени на обстоятельные и неторопливые раздумья больше не было. Необходимо было как-то подстегнуть свой ум.

Шасс плотно закрыл ставни и зажег огарок восковой свечи, которую хозяин выдал постояльцу, чтобы тот не расшиб себе лоб на лестнице. По правде говоря, Шасс мог пройти по всей гостинице с закрытыми глазами, и не разу не наткнулся бы на стену или балку, выступавшую из потолка, но жалкую свечу он принял с благодарностью. Размышляя над какой-нибудь проблемой, Шасс любил смотреть на пламя. Это помогало ему сосредоточиться.

Под действием люцера маленький блестящий огонек казался ему ослепительным, как зарево пожара. Призрак в который уже раз перебирал места, в которых Меченый бывал за этот месяц — укрепления на Северной стене, Дом милосердия, Книгохранилище, Лакон… — и напряженно размышлял, как сделать так, чтобы дан-Энрикс оказался без охраны, и его внимание было поглощено чем-то другим.

Идея осенила Шасса в тот момент, когда от маленькой свечи осталась только лужица желтого воска, а плавающий в ней фитиль последний раз блеснул из темноты крошечной алой точкой, выпустил чахлую струйку дыма и потух.

На столе перед дан-Энриксом лежал теплый, только что испеченный хлеб, зажаренный до золотистой корочки цыпленок и нафаршированные чесноком и пряностями колбаски, но дан-Энрикс едва притронулся к своему ужину. Он медленно отхлебывал вино, глядя на пляшущие в камине языки огня, и чувствовал, как по телу медленно растекается приятное тепло. За дверью раздались шаги, негромко лязгнуло оружие, и чей-то голос приглушенно произнес пароль. Гвардейцы Ирема сменялись ровно в полночь.

Меченый расслабленно откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

Большая белая луна светила в маленькое тусклое оконце, как будто бы пыталась побыстрее выманить его на улицу, но сытому и разморившемуся Льюберту хотелось еще немного посидеть в тепле.

Улучив момент, когда хозяева будут смотреть в другую сторону, он потихоньку взял последний кусок мяса и быстрым вороватым жестом опустил его под стол. Зубы у Молчаливого были такими, что он без особого труда перегрызал говяжьи мослы, но вот угощение он всегда брал очень аккуратно — не выдергивал из рук, как жадная дворняга, и не норовил облизать тебе руку до локтя, как избалованные псы, которые когда-то жили в дома лорда Бейнора, а принимал любую пищу вежливо и деликатно, не касаясь пальцев. Вот и сейчас кусок крольчатины исчез, как будто бы по волшебству. Льюберт смущенно улыбнулся, встретив недоумевающий взгляд Юлиана Лэра, и слегка пожал плечами, извиняясь за свое ребячливое поведение. Конечно, Молчаливому и так досталась целая тарелка потрохов, но за те годы, которые они провели вдвоем, Льюберт привык делиться с другом всем, что он ел сам. Льюсу казалось, что для Молчаливого этот ежевечерний ритуал значил не меньше, чем для него самого. Во всяком случае, когда охота и рыбалка одинаково не ладились, и Льюс совал под стол кусочки хлеба, смазанные маслом, или вообще кусок вареного яйца, Молчаливый тяжело вздыхал, но ел, даже если за время их блужданий по лесу успевал придушить и съесть достаточно полевок.

С другой стороны, Юлиан Лэр, по воле случая и Крикса оказавшийся его проводником, не имеет к этому никакого отношения и вправе недоумевать, с чего он должен делить еду не только с Льюбертом, но и с его собакой. Впрочем, Юлиана больше интересовало продолжение их путешествия. Он предоставил Льюсу скармливать остатки ужина своему псу, а сам вернулся к прерванному разговору.

— Говорите, до парома два часа пути?..

— Да на что вам туда ехать на ночь глядя? Все равно в такое время вас никто не повезет, — сказал хозяин, заразительно зевнув. — Хотите — оставайтесь на ночлег. Устроим вас в амбаре. Там тепло.

— Оставь людей в покое. Едут — значит, надо. Лучше вымой сковородку, — осадила его жена, качающая на колене спящего ребенка.

— Спасибо за предложение, но мы все же поедем, — усмехнулся Юлиан.

— Дорогу разберете?

— Там светло. Луна сегодня полная, и облаков почти не видно, — отозвался Лэр. И неожиданно выкинул штуку — вставая на ноги, призывно свистнул Молчаливому. Пес поднял уши и недоуменно посмотрел на Льюберта, как будто бы хотел спросить — твой друг сошел с ума или действительно считает, что я побегу на свист?.. Дарнторн пожал плечами. Молчаливый фыркнул, выбрался из-под стола и соизволил сделать два шажка к двери — достаточно, чтобы не оскорбить попутчика с его внезапным дружелюбием, но и не уронить свое достоинство.

— Тебе нужно хоть чуть-чуть поспать, — голос мессера Ирема вернул дан-Энрикса к реальности. — Нельзя все ночи напролет просиживать перед камином. Днем, когда мы ехали от Разделительной стены, мне показалось, что ты сейчас свалишься с седла.

Меченый улыбнулся. Мало того, что Ирем приставил к нему охрану и следит за каждым его шагом, он, по-видимому, думает, что Эвеллиру нужна нянька — он даже не поленился заглянуть к нему после ежевечернего доклада Их Величествам, чтобы напомнить Меченому, что пора ложиться спать.

— Помнишь, ты рассказывал, что вы с Вальдером не могли понять, откуда Светлый узнает о том, что происходит на другом конце страны?.. — спросил он, пропустив замечание мессера Ирема мимо ушей.

— И что?

— Дарнторн и Юлиан сидят в крестьянском доме. Хозяин уговаривает их остаться на ночлег, но они собираются продолжить свое путешествие. Рядом с Льюбертом была большая серая собака, он втихаря кормил ее кусками мяса со своей тарелки.

Коадъютор несколько секунд обдумывал его слова.

— И часто у тебя случаются подобные видения? — поинтересовался он.

— С тех пор, как я вернулся в город и спас Кэлрина — довольно часто, — кивнул Крикс.

Во взгляде Ирема зажегся интерес.

— А Олварга? Ты можешь видеть Олварга?

— Не думаю, — помедлив, отозвался Меченый. — Эти видения похожи на обычный сон — ты никогда не знаешь, что увидишь в следующий раз. Но, с другой стороны, однажды я просил у Тайной магии ответа на один вопрос… о Наине Воителе… и получил его. Так что, возможно, если бы яочень захотел увидеть Олварга, то у меня бы получилось. Я не знаю.

— Ты что, даже ни разу не пытался это сделать? — изумился Ирем. — Почему?.. Если ты сможешь наблюдать за Олваргом, мы всегда будем в курсе его планов и не дадим застать себя врасплох.