— Передай его величеству, что я сейчас приду, — сказал дан-Энрикс Рельни.

— Хорошо, — кивнул Лювинь, шагнув в сторону лестницы. Но почти сразу замер и с безмерным удивлением дотронулся до своей щеки. Сначала прикоснулся осторожно, кончиками пальцев, а потом, заметно осмелев, нажал сильнее. Недоверчивое выражение лица сменилось на восторженное. — Слушай, а ведь боль действительно прошла! Не понимаю, как ты это делаешь?..

Крикс собирался возразить, что он тут совершенно ни при чем, но в самую последнюю секунду усомнился в том, что это было правдой. И тогда, у Адаланы, и сейчас он в самом деле ничего не делал — просто от души желал хоть как-то облегчить их страдания. Но что, если для Тайной магии было вполне достаточно его желания?.. Крикс посмотрел на щеку Рельни. Отек, разумеется, не спал, но, судя по тому, как тот решительно ощупывал больную щеку, боли он действительно не чувствовал.

— Знаешь, Крикс, иногда я тебя боюсь, — задумчиво сказал Лювинь. — Ты бы хоть руками поводил или прочел какое-нибудь заклинание — ну, просто для приличия.

Меченый пропустил его слова мимо ушей — он напряженно размышлял. Устранить болевые ощущения — это простейшее воздействие на грани магии и самого обычного внушения. Такое может сделать даже деревенский знахарь. Главная проблема в том, что убрать боль — еще не значит вылечить болезнь.

— На твоем месте, я все же зашел бы к Алинарду, — сказал Крикс, но замолчал, поняв, что Рельни его уже не слышит. Посмотрев на него, Меченый заподозрил, что эта история облетит замок еще до обеда — и отныне все солдаты из охраны Истинного короля, а может, и крестьяне из ближайших деревень станут идти за помощью не в госпиталь, а прямиком к нему.

Определенно, следовало побыстрее раздобыть люцер и собственные хирургические инструменты.

Оставив Рельни наслаждаться избавлением от боли, Меченый отправился к наместнику. Его покои находились этажом ниже, чем комнаты его жены.

Услышав раздававшийся из-за двери голос сенешаля, Меченый ускорил шаг.

— …сплошное лицемерие, — услышал он еще за несколько шагов. Атрейн определенно не пытался приглушать свой голос. — Вот только посмей опять сказать, что все это время, пока ты ел с гвинами с одной тарелки и казнил моих парней, ты делал это для того, чтобы спасти как можно больше айзелвитов!.. Если тебя что-то и заботило, так это твое личное благополучие и безопасность твоих близких. Признай, что предал Тэрина, чтобы не рисковать собой и обеспечить своей дочери и жене благополучное существование. Ради того, чтобы они обедали на серебре и спали на перинах, не жаль кого-нибудь повесить, правда?..

Крикс резко дернул створку на себя, и с облегчением удостоверился, что Атрейна с Уриенсом разделяет расстояние почти в полкомнаты. Значит, сенешаль, по крайней мере, не намеревался ткнуть противника кинжалом или свернуть ему шею.

— Ты можешь и дальше говорить обо мне все, что хочешь, но оставь мою жену и дочь в покое, — сказал Уриенс с твердостью, которой он наверняка не ощущал. — Они ни в чем перед тобой не виноваты.

— В самом деле? Если я не ошибаюсь, твоя дочка родилась в тот самый год, когда мой первенец умер в Лисьем логе. Это была страшная, голодная зима… у его матери пропало молоко. Я думал, что у нас будут другие дети — но на следующий год ее убили гвины. Я приложил все усилия, чтобы узнать, кто это был, но ничего не вышло. Кстати говоря! Никто из тех, с кем ты садился пировать за этот стол, как-нибудь мимоходом не упоминал о том, как надругался над моей женой?..

Уриенс провел ладонью по лицу, то ли стирая проступившую испарину, то ли пытаясь хоть на миг отгородиться от пылающего яростью взгляда напротив.

— Не понимаю, чего ты пытаешься добиться?.. — глухо и как будто через силу, спросил он. — Если ты так сильно меня ненавидишь, то иди и посоветуй королю меня казнить. Может быть, он тебя послушает.

— Казнить тебя? — эхом откликнулся Атрейн. — А толку-то?.. Я бы хотел, чтобы предатели вроде тебя на своей шкуре испытали все, что пережили мы. Но для такого мне пришлось бы пойти к твоей дочке и поступить с ней так же, как те гвинские ублюдки поступили с моей Тальей.

Уриенс резко вскинул голову.

— Ты этого не сделаешь! — должно быть, он хотел, чтобы это звучало угрожающе, но Крикс услышал только страх измученного, загнанного в угол человека. Уриенс, должно быть, понимал, что в войске Истинного короля у Атрейна найдется множество единомышленников, готовых воплотить угрозы сенешаля в реальность.

— Не сделаю, — признал Атрейн бесцветным голосом. — Мне бы хотелось думать, что я не могу поступить с тобой так, как ты заслуживаешь, потому что мне бы помешали люди короля или дан-Энрикс… — сенешаль махнул рукой на Меченого, замершего на пороге, — Но проблема в том, что я бы в любом случае не смог. Сам по себе. А значит, справедливости не существует.

Он развернулся и стремительно вышел в коридор, едва не налетев на Крикса. Долю секунды энониец колебался — войти в зал и попытаться как-то успокоить Уриенса или идти за Атрейном, но потом все-таки выбрал сенешаля. В конце концов, Уриенсу наверняка будет спокойнее, если будет знать, что за Атрейном кто-то приглядит.

— Король послал тебя удостовериться, что я не придушил этого выродка?.. — хрипло спросил Атрейн, не глядя на дан-Энрикса. — Можешь не беспокоиться. Я уже сказал ему, что такие, как он, не заслуживают легкой смерти.

— Я слышал, — кивнул Крикс. И, помолчав, добавил — Ты никогда не рассказывал о том, что у тебя была жена и сын.

Атрейн пожал плечами.

— Это было очень давно, — с заметной неохотой сказал он. — Зачем теперь об этом вспоминать?..

Крикс подавил тяжелый вздох. Он давно убедился, что «не говорить о чем-то» и «не вспоминать об этом» — вещи совершенно разные. Дан-Энрикс готов был побиться об заклад, что сенешаль не вспоминает про свою погибшую жену примерно так же, как он сам «не вспоминает» Лейду Гвенн Гефэйр. Бешеная ненависть Атрейна к гвинам была тому лучшим подтверждением.

Крикс мог бы попытаться побеседовать с Атрейном о наместнике, но знал, что это ни к чему не приведет. Немного обнадеживало то, что разговор, который до сих пор предотвращало присутствие посторонних, все-таки состоялся — и в итоге ни Атрейн, ни Уриенс не пострадали. Криксу хотелось верить в то, что кризис миновал, и дальше отношения двоих мужчин будут мало помалу становиться лучше. А пока что оставалось только ждать.

Меченый приобнял Атрейна за плечо.

— Как думаешь, Его Величество не будет против, если я решу отправиться в Адель?.. — спросил он.

В дни, последовавшие за поездкой на Драконий остров, Олрис чувствовал себя так, как будто между ним и окружавшими его людьми возникла невидимая стена. В мыслях он постоянно возвращался к этой ночи, но ни с кем не мог о ней поговорить. Это было как заноза, которую невозможно вытащить.

Иногда Олрис пробовал представить, как бы Ингритт отнеслась к тому, что он узнал о Дакрисе и остальных гвардейцах, и от этих мыслей ему делалось не по себе. Правда, потом Олриса всегда захлестывало раздражение. С какой стати его вообще должно заботить то, что скажет Ингритт? Она — женщина, что она может понимать в таких вещах?.. Та магия, которая творится на Драконьем острове, не предназначена для женщин. Даром, что ли, к ритуалам на Холме допускают только тех, кто выдержал рискованные и болезненные Испытания, и доказал свое мужество на деле.

Часто Олрису делалось стыдно за тот страх и отвращение, которое он испытал на острове. Воин не должен бояться смерти — ни чужой, ни своей собственной. Если бы Дакрис или еще кто-то из прошедших посвящение узнал, о чем он думает — то такой человек наверняка решил бы, что у Олриса кишка тонка для настоящего мужского дела. Больше всего мальчика пугала мысль, что это может оказаться правдой. Перед другими он, положим, еще сможет притворяться — но от самого себя не убежишь. Олриса раздирало два прямо противоположных желания: приложить все усилия, чтобы доказать Дакрису и остальным, что он достоин занять место на Холме, и — забыть про все, что связано с Драконьим островом.