Ты бросаешь на меня взгляды, улавливая настроение. Подходишь ближе, незаметно сжимаешь мою ладонь. Вздрагиваю от звука вдруг резко начавших сигналить мотоциклов и шума рычащих движков. Начинает выстраиваться колонна. Ты наклоняешься.

— Переждем чуток, или хочешь поехать в первых рядах? — шепчешь мне на ухо, посылая мурашки вслед за словами.

— Не знаю, я же ни разу не ездил, — растерянно отвечаю тебе, предполагая, что, может быть, тут есть какие-то правила или иерархия.

— Давай обождем, так, если что, легче сбежать, — ты улыбаешься, и мы, экипируясь, садимся и выруливаем к образовавшейся длинной колонне байков.

Начало движения я запомню надолго. Гудки сигналов, рев двигателей и единая скорость. Красиво, эффектно, громко. Но через десять минут надоедает: как-то все не то и не так. А вскоре это медленное передвижение с периодическими остановками и повышенное внимание прохожих, снимающих действо на камеры и ляфоны, просто начинает выбешивать. “Понты голимые!” — думаю я, вцепившись тебе в защиту: — “Никакого драйва!” Такая езда утомляет, наскучивает, хочется вырваться из этой общей массы. Не быть “в”, а быть “вне”.

Вдруг чувствую, как ты напрягаешься, и слышу твой сдавленный стон.

— Лет, что случилось? — даже отпустил тебя, думая, что причина во мне, и я просто слишком сильно тебя приобнял.

— Да от напряжения, похоже, дала знать старая травма, — слышу твой ответ и почему-то чувствую странную тревогу за этого парня. В мыслях мелькает, что ты, наверное, не раз бился на этой коняшке.

— Может, да ну, эту колонну, честное слово, меня самого утомило, — предлагаю тебе вариант, и ты, недолго думая, выныриваешь из этой рычащей массы на ближайшую развилку, сразу выжав газ.

— Да, валим отсюда, никогда не любил эти коллективные заезды. — Мы рванули вперед. Слышу твое бормотание в динамике.

— В гробу я видал эти покатушки. Вот же знал, что от напряжения травма даст о себе знать. Кстати, Ал, а ты умеешь уколы делать?

— Да, умею. На коте тренировался, — шучу я, вспоминая, как мучился перед тем как пересилить себя и все же сделать своей любимой животинке укол. Ты хмыкаешь.

— Ну, значит, иглой мне в зад попадешь? — задаешь мне свой вопрос, а у меня как-то мысли убегают не в ту „степь“.

— Я бы и не только иглой тебе в зад попал, — отшучиваюсь, но ты делаешь вид, что не понимаешь, про что я, и переводишь разговор.

— Нахер мне это внимание? Напрягает. И вообще, я индивидуалист, сам путь выбираю и скорость. — Что-то екает внутри: „Так, а сейчас про скорость и путь ты к чему? Это что же, мне не светит?“ Твой новый стон отрезвляет.

— Рыцарь, может, все-таки в замок? Или у тебя на сегодня подвиг запланирован? — пытаюсь скрыть за игрой слов тот факт, что беспокоюсь о тебе.

— Не спеши, мой Дракон. У меня все запланировано: и замок с апартаментами под крышей, и подвиг на любовном фронте. Но сначала полетаем, раз уж Рыцарь вытащил тебя из твоей пещеры. Полетаем низко? — ты с пол-оборота включаешься в игру, и мы, рванув вперед, ускоряемся до предела. Летим мимо ползущего черепахой четырехколесного транспорта.

— А у тебя грандиозные планы, — офигеваю, а сам в предвкушении жмусь к тебе сильнее.

— У меня на тебя других и не может быть, любимый, — звучит твой ответ, и я замираю, только крепче сжимая тебя. И что это значит?

— Да у кого-то борзометр конкретно зашкаливает! Или ты опять собрался меня в койку затащить? — летим мимо редких строений и зеленеющих первой листвой лесопосадок.

— А ты против? Говорят, наглость — второе счастье, — летим за уходящим за горизонт светилом.

— Ну, что ты, Лет, я никогда не против, когда дело касается игры, — продолжаю дразнить тебя, судорожно соображая, как же повернуть игру ко мне передом, а тебя к себе задом.

— Так и я не против. — Ты что, провоцируешь меня? — Так что? Продолжим?

Мы проносимся мимо небольшого озерца, над которым в лучах заходящего солнца висит молочное облако испарений, такое же призрачное, обманчивое и зыбкое, как наша с тобой игра.

— Конечно, Рыцарь, — азартно подхватываю я. В голове уже все перемкнуло, шестеренки прокручивают варианты и комбинации. Говорю тебе, теснее прижавшись и переместив руки, сцепленные на животе, пониже. — Не будем изобретать велосипед. Правила все те же. Вот тебе загадка. Отгадаешь, ты сверху, нет — не обессудь. Твоя попка в опасности. — У тебя на животе скрещиваю пальцы на удачу и выдаю:

Он может быть, а может и не быть.

Он детище воды, тепла и стужи.

Его ты не обнимешь никогда,

Его объятья проберут до дрожи.

Мы замедляемся. Знакомые места. Мы едем к твоему дому. Ты молчишь, видимо, прикидывая варианты ответов, а я молюсь всем кришнахарям, чтобы ты не отгадал. Доебываюсь до тебя, сбивая с мысли.

— Ну, и как? Долго мне ждать ответ?

— Темный, дай подумать, ты такой нетерпеливый, — твой смеющийся голос у меня в шлеме. — Или не терпится залезть ко мне в постельку?

— Да, не терпится, рыцарь. Только не к тебе, а на тебя. Так где ответ? — пытаю тебя. Да, черт возьми, мне не терпится, я уже весь горю, мечтая, как я тебя и так, и эдак, и даже вот так.

Знакомая стоянка. Ты, притормаживая, выруливаешь, паркуешься. Мы останавливаемся, я спрыгиваю с байка, ты следом. Снимаем шлемы, ты смотришь на меня с легкой усмешкой. А я думаю, что тоже так смотреть умею, и еще про то, что у тебя невероятно красивые глаза. Ты возвращаешь меня в реальность из моих эротических фантазий и подступаешь ко мне вплотную возле самого подъезда.

— А знаешь, о чем я думал всю дорогу? — смотрю на тебя с вызовом и озвучиваю предположение.

— Не знаю, как насчет всей дороги, но последние минут пять ты лихорадочно соображаешь, как не оказаться подо мной. — Мы проходим мимо консьержки, и лифт уносит нас на последний этаж твоего замка.

— Может и так, Темный. А еще я думал, что каждый, уверяю тебя, каждый хочет хоть раз подчиниться. — Я мужественно, из последних сил, держал челюсть на месте, чтоб не поднимать ее с пола. Вот это заява!

— Почему бы и нет? — мое сердце начинает отбивать бешеный ритм.- Быть сверху или снизу — это выбор сильного. — Ты так быстро меняешь темы разговора, что я порой не сразу улавливаю ход твоих мыслей.

— Так значит, верна теория, что каждый хочет быть ведомым, главное, под достойным? Я помню, ты назвал меня достойным. — Ты зажимаешь меня в кабинке лифта и прижимаешься к моим губам. Замок на моей куртке, зажатый в твоих руках, ползет вниз. Ты ощупываешь меня буквально всего, гладишь по груди, бокам и даже пах успел жамкнуть.

Всего лишь миг, но я стою как обухом ударенный. Подставляюсь под твои поцелуи и ласки, а в голове набатом мысль: „Мне не послышалось? Я правильно тебя понял? Или это какой-то ход лошадью?“

Наш поцелуй разрывают открывающиеся дверки лифта. Ты разворачиваешься и шагаешь вон, увлекая меня за собой, вцепившись в отворот куртки. Поворот ключа, и игроки перешагивают порог замка, оставаясь наедине в своей игре, в своей сказке.

Ты прямым ходом идешь в ванную, на ходу стаскивая с себя экипировку, и бросаешь мне:

— Ал, я в душ, в холодильнике есть еда и пиво, холодненькое, в капельках росы, — смеюсь. Да тебе прямой путь в промоутеры на полставки! Раздеваюсь, направляюсь на кухню, кричу тебе вдогонку:

— Холодное пиво — это кулл, только роса тут ни причем, — достаю из холодильника прохладное пойло. Подхожу к ванной, дергаю ручку. Закрыто. Странно. Кричу тебе через закрытую дверь.

— А жрать мы что будем? Дракон налетался и есть хочет! — слышу из ванной шум льющейся воды и твой смех.

— Там на холодильнике визитка есть. Позвони. Закажи, что хочешь. — Звоню в доставку суши, а сам смеюсь над тобой: “Давай, Рыцарь мой, смейся. Хорошо смеется, сам знаешь, кто”.

Прохожу в зал, плюхаюсь на пижонский бело-кожаный диван. Думаю, что эти штаны уже задолбали меня, но переодеться не во что. Потом соображаю, что мы уже и в костюмах Адама друг друга видели, да и намеки твои наличие одежды не предполагают, так что стесняться особо нечего, поэтому стаскиваю эти спортивные шмотки и забрасываю в полет. Остаюсь в футболке и боксерах, заваливаюсь на подушки, закинув уставшие ноги на спинку дивана.