Вот и получалось, что, направляясь сюда для того, чтобы меня спасти, Израиль Иммануилович мог рассчитывать только на чудо.

…

Человек в белой шляпе уже целую минуту разглядывал Израиля Иммануиловича. Вероятно, он пытался понять, блефует хозяин магазина подержанных членов или нет, а заодно прикидывал варианты развития событий и возможные свои действия. Только все это было зря.

Самоуверенный кретин! Никакого выбора уже не существовало. Оставалась неясной только одна деталь: чей выстрел будет последним.

– Ты не Авраам, старик, а щенок, который тебе почему-то так дорог, – не Исаак. Чудес не жди! – сказал он весело и некрасиво сплюнул в сторону.

Верный слуга великого дела, без сомнения, был смел. К жизни своей он относился как к игре, как к кинофильму без дублей, и, видимо, поэтому был весьма склонен к мелодраматическим эффектам.

…

Я так и не понял, что послужило триггером для старта апофеоза. Может быть, у кого-то сдали нервы, а может быть, это был какой-то условный сигнал или что-то еще, чего я не заметил, но только вдруг в воздухе возникло гудение пули крупного калибра, и в тот же момент боковым зрением я увидел, как водителю машины оторвало голову.

Рухнув инстинктивно на землю, я сразу понял, насколько мне повезло с тем, что я не успел отойти от автомобиля и что оказался с той его стороны, которая была обращена к морю, – здесь я был укрыт от огня.

Впрочем, война случилась предельно короткая: сначала раздались три или четыре выстрела – точное количество я не запомнил, а немного позже, с небольшими интервалами, еще несколько. И хотя я непроизвольно жмурился и вжимался в нагретую солнцем железобетонную плиту после каждого, ни один из них не был произведен по мне.

Потом все стихло, и снова остались только шум ветра, плеск волн и раздраженные вопли потревоженных птиц.

…

Я лежал без движения, ожидая, что вот-вот все начнется снова, однако время шло и ничего не происходило.

Я приподнял голову и посмотрел вперед.

Там они и лежали оба: Израиль Иммануилович и человек в белой шляпе.

Можно было долго думать о том, кто, зачем и почему, но сейчас только один факт имел значение: я был все еще жив, а человек, который по сути спас меня, – нет.

Я снова уткнул нос в шероховатую от дождей и ветра бетонную поверхность причала и заплакал. В один момент пронеслись у меня в голове картины наших с ним встреч, разговоров и посиделок за чаем. Вспомнился ром и то, что теперь я никогда уже не узнаю, как к нему пришла идея открыть свой магазин. Где-то внутри меня образовалась гулкая пустота, обещавшая остаться со мной навсегда, с невеселой, правда, оговоркой, что это самое «навсегда» может быть совсем недолгим.

После того как мысль моя коснулась темы человеческих запчастей, она тут же пошла дальше: там, в нескольких шагах от меня, в рыжем саквояже находился источник невероятного зла. Даже своим трехдюймовым кончиком Последний Император все еще сеял смерть, хотя и очистил от себя мир уже невесть когда, и с этим нужно было что-то делать.

Я вытер с лица слезы и подумал о том, что работа у снайперов тяжелая: тихо приди, забейся в какую-нибудь дыру, сиди или лежи в ней час, день, и так далее. Ни поесть, ни погадить толком. А после того как вышибешь у мишени мозги, все то же самое: снова сиди, лежи, пока не смоешься по-тихому. Сколько их, бедняжек, сейчас мается вот так вокруг? Судя по тому, что до сих пор никто не рискнул выйти и прихватить саквояж, такие еще были.

Удивительно, но страх, который мучил меня все последнее время, исчез. Я не смог бы сказать точно, когда это произошло: то ли после того, как я подумал, что в некоторых ситуациях нужны не таблетки от запора, а таблетки для запора, то ли после того, как вспомнил сцену из одного древнего фильма, где во время войны солдаты яростно сражаются за мост, потому что он очень нужен генералам для реализации их гениальных стратегий, а сами при этом больше всего на свете мечтают о том, чтобы пришел кто-нибудь посторонний и взорвал его.

Ужасно захотелось покурить. И выпить.

Любитель цитировать Матфея все время напирал на то, что Бог на его стороне. Настал момент проверить, прав он был или нет.

…

Израиль Иммануилович лежал в луже крови лицом вверх и смотрел в небо. Одна из пуль попала ему в шею и перебила артерию. Смерть его была ужасной, но лицо осталось удивительно спокойным.

Не было никаких тайн. Он просто пришел сюда, чтобы подарить мне шанс, пусть один из миллиона. Это все, что он мог сделать, и он сделал это.

Я снова почувствовал, как подкатывает комок к горлу и просятся наружу слезы. Кое-как сдержавшись, я нагнулся и осторожно закрыл его потускневшие глаза.

Потом я подошел к саквояжу, открыл его и извлек оттуда контейнер с пенисом.

Идеи движут людьми. С ними люди живут, за них они умирают. Глядя на этот кусочек плоти, я, как ни старался, не мог себе представить, какую такую замечательную идею могло воплощать это синюшное дерьмо, утащившее в могилу столько людей.

Решение пришло само собой: я размахнулся и изо всех сил подбросил блестящий медицинской сталью сосуд вверх.

Описав в воздухе дугу, он упал на бетон набережной метрах в двадцати от меня, стекло разбилось, поднялся клубочек сизого дыма, и драгоценное содержимое выкатилось наружу.

Я стоял и ждал, чувствуя, как чьи-то глаза смотрят на меня через окуляры прицелов.

Нахальная чайка спикировала вниз, подхватила все, что осталось от человека, мановением пальца двигавшего когда-то в атаку танки, самолеты, боевые корабли и подводные лодки, и, неспешно взмахивая крыльями, улетела вдаль.

Дождь приближался – природа хотела смыть следы человеческого безумия.

…

Сказано было: «И поставит овец по правую Свою сторону, а козлов – по левую».

Человек в шляпе не учел одного: если перевернуть систему отсчета с ног на голову, то стороны эти меняются местами.

–

–

–

–

Восемь стихов от Макса

–

Я знал, что Макс не хотел, чтобы кто-нибудь, кроме Хелен, присутствовал на его похоронах. Он не единожды высказывался на эту тему вполне определенно. Поэтому, когда Хелен позвонила мне и сообщила время и место, где я мог бы с ним попрощаться, «если, конечно, захочу», я понял, что она в отчаянии, и пообещал приехать.

Честно говоря, я и сам в последние дни пребывал в исключительно гадком расположении духа. В груди моей будто горела куча пожухлых прошлогодних листьев, то тоскливо тлеющих, то вспыхивающих вдруг яркой обидой на слепую жестокость судьбы, то почти потухших и источающих клубы удушливой горечи.

Последний раз я видел Макса недели две назад: он был привычно сдержан и саркастичен и «Дикой индейки»⁴ выпил не больше, чем обычно.

…

В наших взаимоотношениях с Максом Хелен присутствовала всегда. С нее начало быть все то, что начало быть, и я, сколько ни старался, не мог представить себе, что бы получилось и получилось бы вообще что-нибудь, если бы ее не было.

Вспоминая о Максе, я неизбежно вспоминал и о ней, а думая о Хелен, заканчивал все равно Максом.

Она нас познакомила. Она спала с нами обоими. Она пила наравне с нами и точно так же никогда ни о чем не спрашивала.

Она была такая же пропащая, как и мы.

…

Вдруг выяснилось, что идти на мероприятие мне решительно не в чем.

Из вещей траурных расцветок имелись только темно-серые брюки и две черные футболки: одна – с компиляцией из голов веселых финских лосей, а другая – с копией этикетки Old № 7⁵

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.