Силуэты людоедов закачались в мерцающем свете, они замычали что-то непонятное для ушей Далго-По, хотя из-за звона в ушах он бы и так ничего не понял; только открывающиеся рты, как чёрные отверстия на бледных лицах, виделись Хмурому Весельчаку; эти могильные ямы были живые и приближались к несчастному, чтобы втянуть внутрь и растворить в себе, как в космической пустоте…

«Тебя поглотит Бесконечность, ― подумалось Далго-По или кто-то неведомый прошептал ему. ― Вот она перед тобой…»

Вдруг из темноты, справа от Весельчака, вынырнула чумазая физиономия с всклокоченными волосами. Лицо было абсолютно гладкое с мягкими чертами, и можно было предположить, что это существо женского пола или подросток.

– Хо, и что это канитель тут развели?.. ― голосок у чумазой физиономии был осипший, то ли от простуды, то ли от долгого крика. ― Доходяга прям… ― она осматривала Весельчака, словно купленный товар с разных сторон, а один глаз смотрел почему-то совсем в другую сторону. ― Предлагаю обменять его на вжизика, на одного, больше всё равно не дадут. Зато вжизики плотненькие все ― прям как огурчики!..

– Да заглохни, дура! ― заорал Шершавый с рассечённой бровью. ― Я уже второй месяц пощусь этой поганой брюквой. Скоро сам стану вжизиком!..

Остальные загоготали.

– Если станешь вжизиком, мы тебя оприходуем! ― аж задним числом!.. ― алкаш брызгал слюной и тряс головой, как баран, радуясь собственному остроумию.

Издевательский смех товарищей по банде только раззадоривал Шершавого: он ловко ухватил это непонятное существо за тонкую шею и сдавил так, что та засипела:

– Зачем мы держим эту косоглазую сучку? Всё равно с ней никто не спит ― она, видите ли, боится залететь!.. ― она пыталась отбиться, размахивая руками и ногами, как игрушечная обезьянка на ниточках, но не могла дотянуться до его туловища. ― Я сейчас её трахну или задушу ― одно из двух!.. Может ещё кто-нибудь хочет поиметь эту подтирку? ― сказал он и встряхнул её как следует. С его стороны это было весьма неосторожно: она использовала инерцию движения, высоко подкинула ноги и заехала насильнику ботинком в ухо, отчего Шершавый взвыл и ослабил хватку.

Этой секунды оказалось достаточно: она, взметнув во все стороны тряпьё на своём худом теле, отчего стала похожа на храброго воробья с воинственно нахохленными перьями, взлетела вверх и оказалась на плечах у своего врага, в руках её блеснуло длинное лезвие ― и тут же впилось остриём в горло Шершавого!..

– Хо! Предлагаю всем Шершавого вместо себя! ― крикнула она недругу в ухо. ― Задолбала эта тупая тварь!

– Ну, Косая, ну, шустрит! ― радовался алкаш больше всех. ― Даю ухо на отсечение, она сейчас прикончит Шерша.

– Не прикончит, ― отрезал Бурый. Он подошёл к маленькой амазонке, сидящей на закорках лохматого мизера, и протянул руку: ― Слезай… Шерш с голодухи всегда нетерпеливый, вот и несёт всякую чушь… Я прав, Шершавый?

– Прав, прав, ― проговорил Шершавый, косясь на блестящее лезвие.

Косая слетела с его плеч так же легко, как и запрыгнула, похожая теперь на хищного зверька с мохнатым туловищем и торчащими оттуда худыми, но цепкими лапками.

Тут и Угрюмый вернулся от двери в своей вязаной шапочке с неизменно каменным лицом: неясно было в курсе он всего произошедшего секунду назад или нет. Он неспешно подошёл к Весельчаку и ухватил за щеку, оттянул кожу так, что у бедолаги брызнули слёзы из глаз.

– Хилый улов, ― выговорил он. ― Но если со святошами как следует поторговаться, можно выгадать даже двух вжизиков.

Бурый, видимо, был у них за авторитета, потому что к нему сразу же развернулись остальные физиономии с немым вопросом. Бурый осклабился, опять блеснув своими тремя зубами, наверное, не знал точно, что ответить, сплюнул в сторону и выдавил из себя:

– Смотрите сами… Если есть резон, почему бы и нет. Если резона нет… ― он пожал плечами, отделываясь от окончательного решения.

Алкаш с картофельным носом закашлялся в сжатый кулак, будто прочищал горло для длинной и важной речи.

– Давайте сделаем так, ― сказал он. ― Пусть Косая идёт к святошам и перетрёт с ними эту темку. Если согласятся, идём на обмен, ну, а если нет…

Косая хищно вынырнула из темноты, обошла кресло с Далго-По, то ли принюхиваясь, то ли пытаясь понять мысли пленника, ухватила его за волосы и больно дёрнула.

– Чё это я одна попрусь. Чё это мне бегать туды-сюды!.. ― она была обижена, и голос её становился визгливым. ― Идём все вместе или никуда не идём.

Бурый наморщил лоб как при решении сложной задачи:

– А это мясо куда денем?

– С собой возьмём, ― Косая удивилась вопросу. ― Сразу там и обменяем.

За всё это время душа Далго-По несколько раз падала на самое дно тёмного колодца и так же несколько раз взмывала вверх, почуяв лёгкий ветер надежды… Он кое-что слышал про вжизиков, про этих странных сектантов, которые готовили себя для Вечной Жизни ― отсюда, кстати, и пошло их прозвище «вжизики», намекая на шизоидные отклонения или просто умственную отсталость. Когда-то Мунга официально исповедовал Протуберанскую веру, но все высокие священники исчезли вместе с правительством, остальные святоши разбрелись кто куда. Эти бедолаги, видать, и стали основой новоявленной секты.

Больших подробностей о вечножизниках он не знал, да и не стремился узнать, самое главное на Мунга ― выжить, вся остальная информация лишняя. Ходили слухи, будто эти сумасшедшие исповедуют какие-то опасные обряды, но жили они так скрытно, что никто ничего толком не знал. Почуяв надежду на спасение, ум Далго-По проявил удивительную цепкость и сообразительность, он сразу же понял, что его хотят обменять на двух вжизиков, а сие означало, что бесславная гибель в желудках этих уродов откладывается… Он не знал, удастся ли ему сбежать от полоумных сектантов, он лишь вспомнил, что те обитали в старой клинике для душевнобольных с решётчатыми окнами и массивными железными воротами на колёсах, за которыми он никогда не был. Весельчак рассудил, что сектанты вряд ли занимаются людоедством, а его скорее всего обменяют на каких-нибудь «грешников», которых в наказание отдают людоедам на съедение. Он уже придумал целую речь о спасении души и прелестях райской награды, которую скажет своим спасителям и, может быть, станет их идейным вдохновителем, тем самым обезопасит себя, а в дальнейшем заставит отпустить его с почестями, то есть с едой и с ящиком зелёного пива… Хотя если он станет их идейным вдохновителем, если святоши в беспрекословном подчинении, зачем уезжать из обители ― благоденствуй там до скончания века!.. Далго-По погрузился в мысли, не обращая внимания на своих захватчиков, на их разговоры, будто бы он наблюдает всё со стороны, когда на киноэкране ему крутят хронику давно прошедших событий.

Он шёл, окружённый лохматыми выродками в меховых куртках и брезентовых штанах, которые больше всего ценились на Мунга. В руках у каждого были стальные арбалеты ― огнестрельное оружие считалось огромной редкостью, старые запасы патронов кончились, а новые взять было неоткуда ― они готовы были выстрелить в любую секунду, если бы кто-то вдруг выскочил из-за толстого корявого дерева. Центральный проспект города был когда-то проложен поверх древней топи, которая, учуяв смерть мегаполиса, взбунтовалась и теперь разрывала асфальт и даже бетон стволами деревьев, толстыми корнями и через несколько десятков лет грозилась превратить некогда многолюдный широкий проспект в непролазную лесную чащу.

Пока они шли вдоль заростающего проспекта, Далго-По несколько раз чуть не упал, запинаясь о толстые корни вязов и тополей.

– Не вздумай сломать руку или ногу, ― пригрозил Бурый. ― Прикончу на месте. Сразу же.

Какая заботливость! Хмурый Весельчак и сам бы рад остаться целым, только вот идти приходится слишком быстро, а сил не хватает…

Косая, увидев, как часто и тяжело дышит их пленный, предложила остановиться и немного передохнуть.

– Ничего, дойдёт, ― Угрюмый переложил арбалет с одного плеча на другое и зыркнул на пленника. ― Осталось нет ничего… Сейчас многие двинулись к воротам. Не нарваться бы на каких сумасшедших.