Начинается процесс разобучения. В нашей студии любой может начать с чистого листа. Всем ученикам предлагают решить хитрую задачу, преодолеть препятствие. Задачу специально выбирают такую, чтобы заставить мыслить вне рамок тех категорий, которые они принесли с собой в нашу школу.
Каждый год задания различны, но общее у них то, что они побуждают мыслить и одновременно действовать самостоятельно. Подготовки не бывает. Не бывает никаких предварительных лекций. Никакой заранее объясняемой теории. Ученики должны разобучиться.
Задача ставится четкая и понятная, но трудная. В ходе работы, как вы увидите, ученики должны сбросить груз предубеждений и освободить сознание. Как бы они ни были уверены и как бы ни хотели оставаться уверенными, им приходится смириться с неопределенностью. Но чтобы избежать разочарования, мы начинаем решение проблемы с небольшого вдохновения: ученики рассматривают через микроскоп клеточный материал – а это всегда вдохновляющее зрелище.
Вдохновение открывает разум навстречу новому, и человек понимает, что за границами известного всегда находится что-то неизведанное, но вполне осязаемое. Мне нравится ощущение, возникающее при осознании, что неизвестное где-то рядом и интуитивно досягаемо. Вдохновение сродни ощущению при созерцании открытого места – открытого для сознания. Открыться навстречу новому и предоставить место для новых идей можно, просто избавившись от предубеждений.
В творческой практике важно находиться в таком открытом месте, потому что, избавившись от предубеждений, вы научитесь обитать в неопределенности. Будь вы архитектор, художник, ученый, инженер или представитель другой профессии, неопределенность необходима для творчества. Это все равно, что нестабильность, необходимая для зарождения шторма.
Неопределенность
В письме к братьям Джорджу и Томасу, написанному в 1817 году, английский поэт-романтик Джон Китс (1795–1821) подчеркивал важность неопределенности в творческом процессе:
Я кое-что осознал – и меня тут же осенило, какое качество отличает по-настоящему талантливого человека (особенно в литературе) и которое в высшей степени было присуще Шекспиру: Негативная Способность, умение пребывать в состоянии неуверенности, сомнения, таинственности, вне зависимости от фактов и не прислушиваясь к доводам разума[6].
Непредвзятость ассоциируется с готовностью воспринимать новые идеи. Но то, что я подразумеваю под «открытым умом», выходит за рамки этого представления. Я имею в виду готовность вообще не иметь никаких идей – настоящая tabula rasa, «чистая доска». Приступая к новому архитектурному проекту, я задаю себе вопросы, которые ставят под сомнение любые «ответы», которые изначально могли сопровождать это задание. Моя цель – начать с чистой доски, с пустого листа. Неопределенность – ключевое условие роста и перехода за границу того, что вам известно. Если вы уверены в чем-то, вы не можете мыслить непредвзято и потому не можете создавать ничего нового. А если это не новое, то это никакое не творчество.
Сомнения, неуверенность, вопросы – эти составляющие неопределенности становятся крайне важными. Сознание открывается навстречу новому, освобождаясь от прежнего груза.
Ученикам, рассмотревшим клеточные элементы под микроскопом, давали задание построить трехмерную структуру того, что они видели, используя неудобный, «упрямый» материал. Я выбирала такой материал, который бы с трудом реагировал на воздействие; ученики должны были сами прислушиваться к нему. Им приходилось выяснять, на что он способен, а на что нет. Упрямому материалу безразлично, что от него хочу я или что от него хотят ученики. Он не позволяет им обратиться к тому, что они уже знают. Он мешает им претворить в жизнь заранее составленный план.
Мне кажется, что данный подход в чем-то схож с методом «использования ошибок», применяемым Ежи Гротовским в своем Театре-лаборатории, основанном в Польше в 1959 году. Гротовский пересмотрел природу театра. Его учение повлияло на режиссеров, актеров и всех, кто интересуется актерским мастерством. Он считал, что тело – это материал, с помощью которого актер творит. Ошибки, по сути, это проявление непредсказуемого характера такого «материала».
Гротовский учил своих актеров пользоваться ошибками и воспринимать их как возможность создать что-то новое. Невольные телодвижения, обмолвки, неправильные реплики – все это можно творчески осмыслить и включить в структуру своей роли. Целью Гротовского было не учить актеров делать ошибки, а, скорее, научить их импровизации, работе с непроизвольными жестами и словами. Импровизация – это искусство настоящего времени, не определенная заранее реакция на то, что происходит сейчас, противопоставление готовому сценарию. Это живая форма творчества.
Точно так же и упрямый или своевольный материал мешает следовать заранее составленному плану. Его приходится как-то обрабатывать. Вот почему мне нравится слово, которым художники обозначают свой материал: «средство». Средство – это нечто, что находится посередине. Средство – это также нечто, что передает идеи. Оно находится между задуманными и выраженными идеями.
Ученикам, которым дают такое задание, кажется, будто их бросили в глубокую реку или будто они оказались на необитаемом острове после кораблекрушения. Но все они выживают. Как в одном из своих многочисленных эссе писал испанский философ Хосе Ортега-и-Гассет (1883–1955)[7]:
Потерпеть кораблекрушение – не значит утонуть. Несчастный человек, чувствуя, как его затягивает в бездну, неистово машет руками, пытаясь удержаться на плаву.
Чувство тревоги, которое испытывают ученики, расставаясь со своими предубеждениями, полезно тем, что позволяет им раскрыть сознание. Ортега-и-Гассет продолжает:
Поэтому должен произойти некоторый разрыв – чтобы человек мог обновить свое ощущение опасности, суть своей жизни. Все его спасательное снаряжение должно отказать, а он должен понять, что ему не за что цепляться. Тогда его руки снова смогут двигаться свободно.
Несмотря на тревогу, ученики движутся вперед. Открытый разум требует от них отвечать на различные вопросы, связанные с их работой. Я не даю никаких подсказок и не учу каким-то методам заранее, поэтому некоторые спрашивают: «Вы этого от меня хотели?» Но цель их обучения – не научиться выполнять мои пожелания, поэтому я ничего не отвечаю. Если вернуться к Ортега-и-Гассету:
Эти взмахи рук, реакция на свое собственное разрушение и есть культура – плавательное движение… Когда культура – не более чем такая реакция, она выполняет свою истинную функцию, и человек поднимается из своей пропасти. Но десять веков непрерывного культурного развития помимо многочисленных преимуществ принесли с собой и значительный недостаток – человек теперь верит, что он находится в безопасности, он утратил ощущение кораблекрушения, а его культура продолжает отягощаться паразитическим и лимфатическим грузом.
Ортега-и-Гассет писал о культуре, но его идея универсальна и применима к любому творческому действию, которое и лежит в основе культуры. Культура развивается в процессе своего сотворения. Если культуру понимать как набор существующих представлений, как контекст для дизайна, то дизайн – это не творческий процесс, а всего лишь попытка показать свою осведомленность. Другими словами, цель его – подстроиться под некие стандарты, культурные условности или вкусы.
Если вы опираетесь на предубеждения, вы просто соглашаетесь с тем, что было до вас. С поистине открытым сознанием вы делаете открытия. Мои ученики совершают потрясающие открытия о структуре и пространстве, которые потом воплощают в своей архитектуре. Мне нравится смотреть на учеников, потому что они погружаются в «состояние благодати», которое испытываю и я, когда творю с открытым разумом. В таком состоянии я не знаю, что делаю, не знаю, где нахожусь, но знаю, что должна проделать весь путь до конца, куда бы он меня ни завел. Мысли, которые возникают в таком состоянии, – всего лишь смутные догадки, но за них хватаются, потому что ухватиться больше не за что. Я называю эти первоначальные догадки «плотами», которые строят из плавающего морского мусора. Образ морского мусора пришел сам по себе, но это все, что остается от наших предубеждений после кораблекрушения.
