- Найди мне Лучию Мерлозе, - коротко бросил он, - немедленно.

Плотный коротко кивнул и вышел.

Через полчаса на его месте стояла женщина в черном платье и почти непроницаемой вуалью, закрывавшей лицо. Годы не пощадили гордую женщину, умудрявшуюся работать на несколько разведок одновременно, а также на Церковь и, что самое интересное, оставшуюся в живых, несмотря на это.

- Лу, - не зная с чего начать, протянул Симон VIII, - на всех нас Брессионе повлиял по-разному. Благодаря этому, ночью я почувствовал, что в Вероне твориться некая волшба. Очень и очень могучая, такая, что потрясает самые основы нашего мира.

- Хочешь, чтобы я разобралась с этим, - прервала Отца Церкви Лучия, она одна из немногих позволяла себе такую вольность. - Хорошо. Разберусь. И не стоило для этого срывать меня с постели, практически с мужика. - Когда Лучия была рассержена чем-либо, то редко стеснялась в выражениях. - Он, кстати, едва дуба не дал, когда дверь спальни открылась и на пороге возникли дворе инквизиторов при полном параде.

- Сей достойный муж, вероятно был женат, - о пристрастии Лучии именно к женатым мужчинам было известно всем, - и подумал, что его настигла вполне заслуженная кара в лице этих самых инквизиторов. Ничего, теперь он будет меньше грешить, а это - благо само по себе.

- До следующей встречи со мной, - усмехнулась под плотной вуалью Лучия. - Канал передачи новостей обычный...

- Нет, - неожиданно оборвал ее Симон VIII, - самый секретный. Используй только трижды проверенных и перепроверенных людей.

- Хорошо-хорошо, - усмехнулась Лучия, - не стоит так горячиться в вашем возрасте.

И махнув ему на прощание, вышла, оставив наедине с совершенно невеселыми мыслями. Почему-то Отца Церкви не оставляла уверенность, что без одного старого знакомого тут не обошлось.

Леонардо ди Амальтено был человеком уже совсем немолодым и опытным. Он начинал как разъездной преподаватель основных наук, но со временем, благодаря удачному сочетанию ума, напористости и бесспорного таланта в обращении с людьми (как учениками, так и коллегами) достаточно быстро выбился в университетские учителя энеанского языка, которым, действительно, владел в совершенстве. Леонардо и не думал, что через столько лет после того, как он успокоился на "теплом" местечке в Клеварском университете, ему придется припомнить навыки из прежней, бродяжьей, жизни. Дело в том, что в Вероне скоропостижно скончался его не слишком горячо любимый дядюшка, однако единственным наследником дома, стоявшего практически в центре этого одного из самых красивых в Салентине городов. Ди Амальтено решил, что продавать или сдавать кому-то его слишком хлопотно и накладно, как контролировать имущество, находящееся в сотнях миль от дома? Вот и попросил он места в Веронском университете и теперь, как раз ехал туда - обживать новый дом и обживаться на новом месте. В кошельке весело звенели новенькие монеты и шуршал чек банка Ломбарди, которому он продал свою квартиру в Клеваре. Именно они и привлекли к скромному преподавателю внимание нескольких разбойного вида мужчин, сидевших за соседним столиком придорожного трактира, где остановился на ночь ди Амальтено, уже трижды пожалев об этом. Совершенно оправдано не нравились ему взгляды, которые бросали на него мужчины. Драться Леонардо не любил, хотя и умел - сказывались годы жизни в качестве бродячего учителя; да и весьма сомневался, что сумеет многое противопоставить этим разбойникам (а в том, что это именно криминальный элемент он был почти уверен), несмотря на длинный корд, висящий на поясе.

Однако драке не было суждено начаться - ее в зародыше подавил высокий человек в длиннополом плаще с капюшоном, воротник которого весьма удачно закрывал большую часть лица. Лишь длинные серебристые волосы ниспадали на плечи незнакомца, хотя на старика он не походил.

- Не стоит этого делать, - просто сказал он разбойникам, опершись ладонями на их столик, - незачем брать на душу лишние грехи.

- А ты кто такой, чтобы о душах наших трепаться? - буркнул один из них.

- Салентина, - неприятно рассмеялся второй, говоривший с отчетливым билефелецким акцентом, - тут все не то поэты, не то клирики. Только о душе и поют! - Он снова рассмеялся и был поддержан остальными.

- И все же, я бы вам советовал убраться...

Человек в плаще не успел договорить. Билефелец схватился за нож, спрятанный под плащом, и взлетел на ноги, широким взмахом попытавшись перерезать горло среброволосому. Никто, включая самого билефельца, не заметил движения незнакомца - все видели только как разбойник отлетает к стене трактира, причем нож его по самую рукоять был воткнут в столешницу. Это не остановило его товарищей, они повскакивали, обнажая оружие - самое разнообразное, от кордов и ножей до шипастых дубинок и даже небольших шестоперов. Драки, как таковой, не было - разбойники разлетались, как и билефелец минуту назад, и никто не видел молниеносных движений среброволосого.

По окончании сего странного действа незнакомец подошел к столику ди Амальтено и опустился рядом с ним, щелчком подозвав подавальщицу.

- Расслабьтесь, сеньор учитель, - бросил он Леонардо и тот понял, что все еще сжимает рукоять корда.

Ди Амальтено усмехнулся, разжал пальцы и с благодарностью сказал своему спасителю:

- От всей души говорю вам спасибо, синьор незнакомец.

На тонкий намек по поводу того, что хорошо бы и представиться среброволосый не отреагировал. Он заказал лучшего в трактире вина для себя и учителя.

- Выпьем за ваше спасение, синьор. - Он поднял оловянный стакан с вином.

Поежившись от неожиданно налетевшего порыва ледяного ветра, ди Амальтено одним глотком выпил свой стакан. Перед глазами разом все поплыло, Леонардо покачнулся, схватившись за столешницу, едва не сполз под стол. Потом стало темно...

Дом семьи Адоррио был не самым большим или шикарным в Вероне, но и не самым плохим. Выстроенный в стиле "под энеанцев", украшенный лепниной и даже с симпатичным витражом в окне самого верхнего этажа. Я постучался в могучие, деревянные, укрепленные сталью, ворота особняка. Мне тут же открыл благородно стареющий человек, одного взгляда на которого хватило, чтобы понять: слуга семьи, чей отец служил ей и дети, если таковые имеются, также будут служить. Правой рукой он держал поводок здоровенного пса какой-то особенно зверской породы. Я оценил юмор моей ученицы и без страха шагнул в открытую дверь, благо хватка у слуги была железная, да и пес не желал особенно ближе познакомиться со мной. Убрав пса в какую-то незаметную дверцу, старый слуга проводил меня в фехтовальный зал, где уже ждала меня Рафаэлла, одетая в легкий костюм для фехтования, отлично переделанный под ее фигуру. В руках она держала совсем не тренировочную, хотя и отсюда было видно, что затупленную, шпагу. Слуга, почтительно поклонившись, удалился, оставив нас наедине.

Я не мог видеть ее лица, закрытого маской, однако был готов поставить золотой, что оно сейчас застыло не хуже той же маски.

- Снимай ее, - бросил я Рафаэлле, - она будет тебе слишком сильно мешать.

- Не положено, - коротко бросила она, подтверждая мои догадки о ее настроении.

- Ты сама просила меня быть твоим учителем, - ответил я в том же тоне, - так что изволь подчиняться. Снимай маску.

Рафаэлла недовольно засопела, однако маску сняла и сделала несколько быстрых, но довольно бестолковых движений, целью которых было, видимо, показать мне, что она готова к схватке. Я сбросил с правой руки повязку, поддерживавшую ее, за ней последовала перевязь с ножнами, подошел к стенду, на котором крепились несколько десятков самых разнообразных шпаг, как откровенно тренировочных, так и вполне боевых. Отличная коллекция! Я выбрал себе с молчаливого разрешения хозяйки дома такую же как и ее - затупленную, но вполне пригодную для боя, сделал пару пробных выпадов.