Лишь несколько секунд я видел Данте Фьеско графа Риальто, по прозвищу "Шпага Баала", нанизанного на четыре окровавленных клинка, после это зрелище от меня скрыла лестница, но мне хватило и их. В душе вновь проснулся Айнланзер - Меч Драконов; и кровь в жилах стала огнем чистого гнева, запульсировал давний шрам на груди. Я рванул пальцами по груди, разрывая одежду и алую полосу - след Меча Драконов. И вот в руке уже рукоять длинной шпаги с закрытой гардой - нынешней формой Айнланзера, более удобной в мире смертных. Для его клинка не было никакой разницы между плотью и костью, тканью и сталью. Я пролетел через убийц, как вихрь - смертельный вихрь, оставляющий за собой только трупы. Лишь однажды я замер на мгновение, приставив кончик клинка к горлу Лоренцо Фичино графа Бандини, устроившего все это. Наши глаза встретились и я не увидел в его взгляде ни капли страха, нет, расчетливый и бывалый охотник умел признавать поражение, даже если оно означало его смерть.

Вытерев клинок, я огляделся снова и глазам моим предстала жуткая картина - трупы, кровь и осколки стекла устилали пол ровным ковром. Я покачнулся и осел прямиком на острые осколки, не обращая внимания на боль.

В таком виде меня и застали стражи, прибывшие наконец к месту побоища, по своему обыкновению - слишком поздно. Правда, меня они подхватили под белы ручки и уволокли, так и не пришедшего в сознание, в городскую каталажку. Там-то я и очнулся.

Первым, что я увидел был потолок, с которого на лицо мне капала какая-то гадость. Найдя в себе силы переползти из-под этого дождя на кучу соломы (с нарушителями закона у нас не особенно церемонились), сваленную в углу, я немедленно сделал это и вновь отключился, правда, на сей раз - уснул крепким и почти здоровым сном. Из объятий его меня вырвал чувствительный пинок под ребра, в котором правда не было никакой злобы, только желание разбудить меня.

- Ишь-понимашь, - пробурчал голос над головой, - вчера валялся труп трупом, а тут уж и храпит. - Шутник сам рассмеялся на собственной неказистой шуткой. - Вставай, парень, синьор капитан желает поговорить с тобой.

- Желает, - буркнул я, принимая сидячее положение и рассматривая надзирателя, пришедшего за мной, - так пускай сам ко мне и приходит.

- Ишь-понимашь, только проснулся и уже хамит, - добродушно осклабился надзиратель, позванивая увесистой связкой ключей. - Вставай, парень, синьор капитан ждать не любит.

- А вот я могу ждать его сколько угодно. - Я демонстративно устроился поудобнее и закинул руки за голову.

Надзиратель осклабился еще шире и почти не наклоняясь (он был невысокого роста) подхватил меня и поставил на ноги коротким рывком. После он ухватил меня за шиворот и так трещащего по всем швам камзола и буквально поволок меня по коридору, бурча себе под нос нечто нечленораздельной, лишь то и дело повторялось его излюбленное выражение "ишь-понимашь". Таким образом он доставил меня в кабинет начальника тюрьмы, который сейчас занимал мой отец, бросив меня на жесткий стул, надзиратель удалился, оставив нас с отцом наедине.

- Что ты наделал, Габриэль? - спросил отец. - Что произошло в доме Лоренцо Фичино?

- Бой, - только и ответил я, - если твои стражи этого еще не поняли. - Я решил придерживаться обычной линии поведения.

- Ты ворвался в дом Герцогского ловчего с целой толпой убийц, - произнес отец, - и прикончил его. Наш сюзерен жаждет крови, твоей крови.

- Ты и сам понимаешь, что это - чушь, - рассмеялся я. - Ты же видел, как лежат тела, и где нашли меня.

- Тебе и мне это отлично видно, но не герцогу. Ты единственный выживший в доме его ловчего, а значит - единственный виновный. Там ведь нашли еще и тело Данте Фьеско, а в Вероне сейчас только немой не болтает о его любовной связи с женой Лоренцо. Ты же последние годы жил в его доме и был его другом, так что для герцога все более чем очевидно.

- Если меня отправят на плаху, то что ты можешь сделать - ты ведь даже семью не сумел спасти.

- Почему? - Отец как-то весь поник после этих слов. - Почему ты так ненавидишь меня?

- А почему ты не ненавидишь меня?! - Я вскочил на ноги и ударил кулаком по столу. - Меня выгнали из университета за историю с мальчишкой, влюбленным в собственную сестру, я бабник, пьяница и дуэлянт. Я воплощение всего того, что так презираешь в людях, что ненавидишь в них, но на меня твоя ненависть не распространяется. Почему?!

- Ты мой сын, - просто ответил он, - мое дитя и я не могу не любить тебя. Иначе я бы был не отцом, а просто родителем.

Будь ты проклят, баалов философ, все мои старания идут насмарку из-за твоей неизбывной доброты. Сколько же страданий ты приносишь самому себе, не желая отказаться от меня, стать, как ты сам говоришь, просто родителем. Это все только для тебя!

- Лучше тебе покинуть город, отец. - Я и не заметил как моим голосом помимо моей воли заговорил Айнланзер. - Уезжай из Вероны, скоро тут начнется такое, что грешники Долины мук позавидуют жителям города.

- Что с тобой, Габриэль, тебе что, дурно?

- Нет, - теперь уже снова говорю я, а не почуявший что-то Меч Драконов. - Я просто устал от бессмысленных разговоров с тобой, отец, - в отличии от моего alter ego я не стал выделять это слово тоном, да еще и таким издевательским образом. - Если уж мне предстоит умереть, так дай мне отдохнуть от тебя перед смертью.

Отец долго глядел на меня, но через несколько секунд, поняв, что разговаривать я дольше не намерен, поднялся и стукнул в дверь, вызывая надзирателя.

Я не спал, после столь долгого отдыха сна, естественно, не было ни в одном глазу. Я погрузился в нечто, вроде транса или медитации, какой предаются цинохайские горные монахи, не имеющие никакого отношения к представителям Церкви (они даже в Господа не веруют), в этом состоянии я видел то, чего никак не хотел бы видеть, но мои желания мало интересовали Айнланзера.

Паоло вышел из дилижанса и помог Изабелле, потом взял у носильщика их небольшой чемодан с немногочисленными вещами молодой семьи, которой они должно быть казались другим. Оглядевшись в поисках Габриэля, Паоло был неприятно удивлен его отсутствием и теперь терялся в догадках, где его искать. Ведь он совершенно не представлял куда ему податься в родном городе - не в университет же, в конце концов, идти, в комнату в общежитии. Усмехнувшись этой мысли Паоло взял сестру под руку и, взяв левой чемодан, двинулся прочь со станции дилижансов, чтобы не толкаться среди множества людей, выходящих и садящихся в дилижансы.

Катан завис в воздухе на расстоянии примерно трех ярдов над головами людей. Пора покончить с этим Паоло, из-за него лорд Розиэль, лишенный силы, просто сходит с ума - пусть он умрет и тогда, восстановив свои силы полностью, его возлюбленный повелитель сможет, наконец, освободить своего брата-бунтаря. Но это будет не сейчас, не сегодня и не завтра, пройдут годы, прежде чем Алексиэля можно будет "вынимать" из тела смертного. А сейчас Паоло должен умереть!

Катан собрал силу в единый кулак и швырнул его в мрачноватого, озирающегося по сторонам юношу, шагающего под ручку с сестрой сквозь толпу на станции имперских дилижансов.

Мостовая станции когда-то была довольно хорошей, но годы и тысячи человеческих ног сделали свое дело - многочисленные выбоины пятнали ее полотно, как следы от оспин - лицо больного. В одну из таких и попала случайно нога Изабеллы, она споткнулась и упала бы, не подхвати ее Паоло за локоть. Это и спасло ему жизнь. Сгусток силы, посланный Катаном попал точно в спину Изабеллы, пробив в ее теле дыру величиной с кулак. Но самое страшное то, что через мгновение грудь ее взорвалась, обдав лицо Паоло дождем алых брызг.

Юноша дико закричал, оседая на мостовую, он все еще машинально поддерживал тело сестры, на лице которой застыло удивление.