Вампир взвыл и снова отбросил Лосстарота, словно тряпичную куклу. Корни вкупе с так и не пожелавшими гаснуть искрами причиняли ему жуткую боль и граф прокусил себе губу, уронив несколько капель на терзавшие его корни. Те вспыхнули жарким пламенем, так что оставался лишь серый пепел, искры также погасли. Усмехнувшись, вампир аккуратно стер и слизал ее с лица кровь, слизав с пальцев, так чтобы ни капли не пропало, и двинулся к Хардину и Фернану, сочтя их вполне приемлемой жертвой для пополнения своих, изрядно истраченных, сил. Страндарец обнажил меч без особой надежды остаться в живых или хотя бы причинить врагу хоть какой-то ущерб.

Граф усмехнулся отчаянной отваге смертного, не пожелавшего ни быть жертвенной овцой на алтаре его силы, ни отдавать ему мальчишку. Редкое качество для сыти. Одним ударом он выбил из рук человека меч и поднял, держа за шиворот. Уже когда вампир подносил горло оглушенного первым ударом Хардина ко рту с отрастающими клыками, холодная сталь прошлась по его горлу. За левым плечом возник вампир-ренегат Эльген.

— Я лишь вскрыл тебе горло, — шепнул он ему на ухо издевательским голосом, — закон не нарушен, не так ли, граф? — И отступил на полшага от потока крови, хлещущей из рассеченной шеи аристократа.

Граф взвыл от дикой боли, развернувшись лицом к Эльгену. Он провел ладонью по горлу, пачкая кровью, и рванулся к авантюристу, выставив руку перед собой. Эльген не успел увернуться и пальцы сомкнулись на его лице, из-под них потянулись струйки дыма. Эльген вырвался из смертоносного захвата, отпрыгнув на несколько шагов и выдохнув изо рта клуб дыма, словно заправский любитель модинагарской травы табакко. Шпага его вновь сверкнула в лучах заката. Хардин, завороженный схваткой, поспешил убраться подальше вместе с Фернаном, даже его более чем скромного магического таланта хватило, чтобы ощутить всю мощь, исходящую от противников.

И вовремя же он это сделал, ибо хватка вампиров была страшной. Две размытые фигуры метались по поляне, сверкала сталь, свистели кулаки, гремел покореженный доспех, шелестел изорванный плащ, но верх не мог взять не один не другой. Исход решил Эшли, вновь вынырнувший из глубин небытия и на последние крохи магии, еще остававшиеся в его теле, сотворивший заклинание. Всего несколько ледяных искр угодили в лицо графу, но этого оказалось более чем достаточно. Аристократ замешкался на мгновение и, плюнувший на все писаные и неписаные законы Алого Анклава, Эльген вонзил свою шпагу ему в сердце по самую рукоять. Граф рухнул навзничь, увлекая за собой оружие авантюриста, у которого просто не было сил удерживать его. Он осел рядом, прислонясь спиной к поваленному дереву, тому самому, что рухнуло на голову Рыцаря Смерти. Последнего, кстати, и след простыл.

Лосстарот рискнул подняться с земли и подойти вампирам. Один из них был окончательно и бесповоротно мертв, во втором же еще теплилась та странная жизнь, коей живут вампиры. Сидней не пожелал тратить силы на умерщвление и так находившейся на полпути на тот свет (или что там у вампиров место него?) и двинулся к Хардину, как раз выходившему из-за дерева, за которым предусмотрительно укрывался.

— Жаль рисколома, — бросил Лосстарот, покосившись на распростершегося на земле в луже собственной крови Эшли, — он оказывается был сильным магом. Мне бы пригодился такой союзник.

— Он знает слишком много. — Хардин подобрал свой меч и направился к рисколому с явным намерением прикончить.

— Оставь его, — отмахнулся Лосстарот. — Он уже умер, не видишь? Бери Фернана и пошли, времени осталось слишком мало. К утру следующего дня Брессионе займут войска кардинала. Так ведь?

— Но я видел его в будущем, — неуверенно сказал Хардин.

— Это ведь был всего лишь один из вариантов, Джон. А вот Рыцари Креста были тут к утру во всех, ты же сам так говорил.

Хардин недовольно покачал головой, но зашагал к Фернану.

Эльген пришел в себя очень и очень нескоро. Солнце давно закатилось за горизонт, стояла глубокая ночь, взошла луна, давшая ему силы и исцелившая раны, правда не все — до полнолуния было далековато. Однако на то, чтобы превратиться в летучую мышь и покинуть Белый лес, его вполне хватило.

И как раз вовремя, ибо как только стихли хлопки кожистых крыльев, на злосчастную поляну вышли отец Симоэнш в сопровождении брата Гракха. Клирики были немало удивлены открывшейся ей картиной. Труп графа со шпагой в груди и распростершийся на другом конце поляны Эшли, залитый кровью, все еще сочащийся из разорванного лица. Епископ подошел к рисколому и склонился над ним, пускай и не надеялся на то, что тот жив. Однако мрачные предчувствия его не оправдались. Эшли еще дышал.

— Его держит на этом свете магия, — загробным голосом произнес брат Гракх, — иначе давно уже отправился на тот.

Епископ покачал головой, однако вынул из сумки корпию и принялся накладывать ее на лицо рисколома. В итоге Эшли стал похож на мумию. Отец Симоэнш влил ему в рот порцию обезболивающего снадобья, изрядно разбавленного спиртом, и дождался пока тот ровно задышал, уснув ном выздоравливающего.

— Зачем, отче? — спросил брат Гракх. — Он же еретик и водится в нежитью.

— Я ведь из ордена святого Каберника, а мы не бросаем нуждающихся в помощи, кем бы они не были.

— Все еще желаете переманить его на свою сторону?

В чем не откажешь брату Гракху, так это в проницательности.

— Все равно ведь откажется, — бросил он следом.

— Если в этом городе будет еще хоть один верный сын Церкви, нам будет намного легче разбираться с тем, что тут твориться. А пока мы оставим его одного. Когда он восстановит силы, магия, что не дала ему умереть сейчас, исцелит его окончательно.

Мистик равнодушно пожал плечами и они вместе с кардиналом двинулись прочь от места побоища.

Я словно горел в огне, том самом внутреннем, магическом огне, он не жег, но исцелял, восстанавливая силы и кровь. И вот, я уже не спал, я бодрствовал, пускай и не мог пошевелить и пальцем, ибо исцеляющий пламень не давал мне сделать этого. Я отлично видел орков, крадучись продвигающихся по лесу, мог даже пересчитать их, а вот сделать ничего был не в состоянии. От этого хотелось скрипеть зубами, ничего иного не оставалось. Тем временем орки окружили меня, осмотрели труп графа (интересно, кто его прикончил?) и не без опаски направились к моему неподвижному телу.

Оговорюсь, с момента, как я заглянул в глаза Лосстароту, увидел сначала свое (которое желал позабыть навсегда), а затем и его прошлое, узнал, кто он такой и как стал тем, кто он есть сейчас, я не могу припомнить ничего. То есть абсолютно, ничего, хоть и знаю, что что-то происходило.

Орки же оглядели меня со всем вниманием, только что не обнюхали, но трогать не спешили, явно ожидая кого-то или чего-то. Дождались. Ко мне подошел старый орк, увешанный разнообразными амулетами, по которым я распознал в нем шамана. Тот кряхтя опустился рядом со мной на колени, со всей аккуратностью положив рядом свой посох, когтем подцепил перевязку на моем лице. Кто-то основательно постарался, остановив кровотечение и обработав раны, — остальное сделала магия.

Приглядевшись к моим глазам, шаман вдруг резко отшатнулся, едва не рухнув на землю, с большим трудом удержав равновесие. Переведя дыхание, он вновь приблизил свое лицо (с большой натяжкой, конечно) к моему, так что я почуял его зловонное дыхание, затем ощерился, не то в оскале, не то в улыбке, и воскликнул, обдав меня еще одной волной вони:

— ОГНЕННООКИЙ!

— ОГНЕННООКИЙ! — поддержали остальные. Кто с торжеством, кто с откровенным недоверием. Последним особенно отличался вождь (или еще какой-то командир) отряда, его взгляд то и дело перемещался с меня на шамана и обратно.

— Он пришел к колену Улага! — продолжал шаман, поднимаясь на ноги и потрясая резным посохом. — Он поведет нас на битву! И будет кровь, и будет сталь, и будет смерть!

— СМЕРТЬ! СМЕРТЬ! СМЕРТЬ! — понеслось над поляной.