Как всегда не выспавшимся Максим как штык стоял на перроне уже за пять минут до подачи поезда. Народ узкой змеей рассредоточившийся у края платформы представлял собой весьма занимательное зрелище. Согласитесь, есть весьма существенные различия между скажем людьми спешащими на работу в десять часов и ранними пташками оседлавшими остановку в ожидании самого первого рейса. Родин совершенно не выделялся среди своего окружения. Лица с глубокими тенями под глазами, землистый цвет лица и несколько механические движения могли вызвать нездоровое беспокойство у так называемых борцов с ожившими мертвецами. По счастью, они пока тоже нежились в постели, и ежеутреннее нашествие на город зомби из пригорода опять прошло мимо их внимания.
Если расписание не обманывало, вот-вот должна была подойти первая электричка. В этот раз отмен не было и можно было считай еще целых два часа наслаждаться сном. Так и вышло. Дорога не запомнилась. К городу электричка подошла набитой до отказа. Не решившись сразу бросаться в людское море, Родин пережидал, словно охотник в засаде. Когда нетерпеливый вал схлынул, Максим вольготно прошествовал к двери опустевшего вагона. Видели ли вы кастрюлю с кипящим, убегающим молоком. Если да, то вы имеете отдаленное представление о том, что твориться утром на вокзале, куда одна за другой приходят пригородные электрички. Осталось только вообразить себя крохотной молекулой, находящейся в центре вышеописанной кастрюли. Вестибюль и подходы были забиты до отказа спешащей, толкающейся, ругающейся, пахнущей толпой. Тысячи мужчин, женщин, стариков и детей создавали ни с чем не передаваемое мельтешение. Уверен, Роберт Броун наблюдал именно его, перед тем как описать подобное явление, а вовсе не хаотически, зигзагообразно плавающие в растительном соке пыльцевые зерна. Автобусная остановка узнаваемая по красочному щитку висящему на высокой металлической трубе воткнутой в асфальт под сомнительным углом не вызывала никаких положительных эмоций. Собственно сама вывеска со скромной буковкой "А" здесь была совершенно не при чем. Смущала густая орава сплотившаяся вокруг металлического штыря. На лицах застыла такая решимость, что казалось, что люди приготовились штурмовать неприступную твердыню. Нет, человеку, опасавшемуся за свою жизнь и здоровье, нечего было делать в этих самоотверженных рядах. Даже чтобы подобраться к ядру ждущей сигнала рати пришлось бы изрядно потолкаться, чего делать совершенно не хотелось. Плюнув на все, Максим двинулся пешком. Не так уж и далеко. За часик дойти можно.
Родин влился в густые ряды прохожих. Его окружала нескладно одетая серая масса. Где же радующие глаз красивые, умные лица? Куда подевались легкие светлые блузки, сережки часики и помада на губах. Рядом шагали плотные, одетые в нечто бесцветные уже утром уставшие женщины. Но даже они выглядели верхом элегантности по сравнению с мужчинами в нечищеных тупоносых ботинках со стоптанными подошвами. Отсюда кровь из носа надо было вырываться. Как не убегал Максим от толпы, а все напрасно.
Надо сказать, что у всех на глазах в самом суровом с точки зрения соблюдения закона государстве каким-то образом возникли и расцвели многочисленные сомнительные заведения. Они если и уступали по денежному обороту прославленным казино, то совсем немного. Радуются выигрышу там, правда, только истощенные непомерной нагрузкой бескорыстные слуги народа. Работа чиновника столь незначительного ранга несколько однообразна, но суть ее смахивает на классическую рулетку. Государев человек, исполняя роль слепого случая, выбирает из тысяч взыскующих счастливчика и нехотя отрывает свой зад от стула. Но даже это еще не гарантирует благоприятного исхода дела. Для того, чтобы колесо фортуны закрутилось в нужном направлении с надлежащей скоростью потребна всем известная смазка. Да только не всякий знает какое колесико надо подтолкнуть и какое усилие для этого необходимо. Тут как везде требуется соразмерность и безмолвие. А сие только опытному крупье под силу.
Окончательно столпотворение настигло Родина в конторе. Стоило Максиму миновать подворотню формой своей похожую на изогнутое горлышко замшелого магического сосуда в котором в котором Сулейман ибн Дауд - мир с ними обоими - заточил несчастного джинна Гассана Абдуррахмана ибн Хоттаба, как он оказался в длинном похожем на кишку дворе. Игривые лучи солнца могли порадовать чахлую травку, жавшуюся к домам никак не ранее полудня, когда светило окажется почти в зените, именно в той точке хрустальной сферы небес, что находится непосредственно над головой. Пока же в глубине двора царила приятная прохлада и чудом сохранившаяся сырость. Особое оживление чувствовалось рядом с обшарпанным невысоким крыльцом, над которым расположилась новенькая жестяная крыша.
Медленно и размеренно сделав глубокий вдох через обе ноздри и, выдохнув особым образом, что показало поверхностное знакомство с пранаямой, Максим обхватил ручку удивительно прочной двери и потянул на себя. Как же отважны и безрассудны бывают жители человеческого муравейника. Ну почему рядом с этой дверной ручкой не свил гнездо какой-нибудь микробиолог и по совместительству герой-общественник. Он мог бы пугать посетителей соскобами, предметными стеклами и чашками Петри, на которых прорастают колонии самых ужасающих микроорганизмов, что известны человечеству. Он бы жонглировал демонстрируемыми предметами словно фокусник в цирке, а своим глубоким проникновенным голосом пел как певчий в храме осанну санпросвету. Был бы не лишним и строгий плакат, похожий на те, что вешают на трансформаторные будки и, конечно, многочисленные ванночки с дезинфицирующими растворами для обработки рук до и после входа в столь заразное помещение. Может хоть "через это" очереди частично отбросили бы свои хвосты. Но мы опять переходим в область предположений.
Едва войдя в дверь, Родин тут же оказался среди полыхавших смятением людей. Вокруг было полно горящих безумным светом отчаяния глаз, безмолвно кричащих искривленных ртов и сжатых до побелевших в бессильной злобе пальцев кулаков. Из самых глухих уголков подведомственной территории сползались сюда страждущие. Словно муравьи, почуявшие скорый заход солнца спешили они к своей королеве неся с собой груз проблем многократно превышающих их скромные возможности.
Народ толпился по лестницам и коридорам, составляя запутанную цепочку очередей. Чувство нетерпеливого ожидания рука об руку с извращенной жаждой справедливости овладевали всей толпой, исторгая из своих рядов весьма странных лидеров.
По коридорам проносились диковинные хозслужащие с оттопыренными задами на которых блестели потертые брюки. Они напоминали ощипанных и клочковатых гиен рыскающих в поисках ослабленной и больной жертвы.
Неопытный человек сразу терялся, паниковал и впадал в уныние частенько сменяемое буйством. Легко можно было встать не в ту очередь или едва отлучившись потерять и уже никогда не найти тех за кем занял место.
Свойство этих чертогов таково, что почти никто, выйдя из дверей и сжимая в руках вожделенный листочек, не может вспомнить лиц людей, стоявших рядом. В память все больше врезаются цвета, запахи и интонации. И уже ничего кроме того, что был за женщиной в красном или мужиком в пальто денька через два и не вспоминается.
По всему было видно, что коммунальщики не зря едят свой хлеб. Повсюду кипела непонятная стороннему взгляду деятельность. Дух суеты и непрекращающегося аврала пронизал все здание.
Наконец, нужный кабинет был найден. На счастье очереди сюда не было, но на двери висела грозная табличка: " Приема нет".
Уже чуть обвыкшись с чиновными порядками, Максим уверенно открыл дверь и зашел. В небольшой комнате вдоль стен удивительным образом уместились четыре стола заваленные всевозможными папками и бланками. На крохотном пустом пространстве, чудом отвоёванном от бумажного монблана и должен был работать клерк, будь он на месте.
В центре помещения царствовал огромный начальственный канцелярский стол коронованный печатной машинкой. За ундервудом сидела молоденькая машинистка. В настоящий момент стажерка сдвинулась в сторону от механического агрегата и листала толстую амбарную книгу. Она настолько была погружена в свое занятие, что не услышала шум открываемой двери. Настало самое время внимательно рассмотреть увлекшуюся работой девушку. Хоть папки завалившие подоконник изрядно мешали проникновению в кабинет дневного света, но все их усилия скрыть во тьме облик молоденькой стажерки оказались напрасны. В мгновенье ока зоркий глаз пристрастного зрителя разглядел, что девица очень хороша. Ее тонкие привлекательные пальчики, где был ухожен каждый ноготок, ловко перебирали бумажные листочки. Рыжеволосая головка склонилась над страницами толстенного гросбуха. Ничто не мешало любоваться нежной кожей на ее шейке и наблюдать, как колышется блузка на груди, подчиняясь ритму дыхания. Одета машинистка была очень простенько и даже как придётся. Девушки, погруженные в мир созданный авторами дамских романов, по большей части все больше печалятся и грезят. Где тут найти время для себя самой. И все же внутренний вкус и сопутствующая ему телесная красота заставила несочетающиеся друг с другом вещи и цвета заиграть вполне приятной гаммой.
